В четверг, в полдень, солнце заходит, и начинается темная фаза. Это еще прекраснее. Юпитер сияет всеми своими красками, и легко можно разглядеть другие луны этой планеты. Их можно видеть почти всегда и в любых комбинациях.
Юпитер и его луны образуют миниатюрную Солнечную систему. Когда Ганимед занимает определенное положение, это можно увидеть собственными глазами. На небе все время появляется что-то новое. Кроме одиннадцати “исторических” спутников, от самого большого из них, Ганимеда, до Джи-10 или, как его еще называют, Николсон-альфа (шар изо льда и камней всего лишь пятнадцать миль в диаметре), существует еще около дюжины других спутников, имеющих всего лишь пару миль в диаметре, но все же достаточно больших, чтобы называться лунами. Иногда одна из этих маленьких лун проходит вблизи Ганимеда. У них весьма эксцентричные орбиты.
Ио, Европа и Каллисто видны как диски. Когда Европа проходит между Юпитером и Ганимедом, она примерно таких же размеров, как и Луна, видимая с Земли. Она на самом деле такой же величины, как наша Луна, и в это время находится на расстоянии четверти миллиона миль от Ганимеда.
Потом она перемещается на другую сторону и становится очень маленькой — ну да, расстояние теперь до нее составляет больше миллиона миль. Ио претерпевает такие же изменения, но она никогда не достигает таких размеров, как Европа.
Когда Ио и Европа проходят между Юпитером и Ганимедом, их движение можно наблюдать невооруженным глазом и рассмотреть тени их фаз. — Орбиты Ио и Европы находятся внутри орбиты Ганимеда, и эти спутники никогда не отходят далеко от Юпитера. Ио находится на расстоянии пары диаметров от своего старшего брата; Европа может удаляться от него на шестьдесят градусов. Орбита Каллисто находится вне орбиты Ганимеда, и спутник этот плывет по небу на фоне звезд.
И мы всегда можем увидеть это. Земное небо по сравнению с этим кажется очень скучным.
В субботу утром, в шесть часов, Юпитер был виден в полной фазе, и стоило встать пораньше, чтобы понаблюдать за этим. Во-первых, вид Юпитера просто захватывает дух, а во-вторых, происходит затмение. Маленькая черная точка тени Ганимеда ползет по лику доброго старого Юпитера. Она кажется одинокой веснушкой, и тут вы впервые осознаете, как же огромен этот Юпитер.
Юпитер имеет по экватору девяносто тысяч миль, а от полюса до полюса — восемьдесят четыре тысячи миль. А Ганимед — только около трех тысяч.
На следующий день после этой фазы Юпитер становится все тоньше и в воскресенье, в полночь, достигает половинной фазы. Восходит солнце, и начинается новая дневная фаза. Впрочем, я ожидал, что увижу только слабый солнечный свет, но я ошибся. Юпитер находится на довольно значительном расстоянии от Солнца. Он получает только одну двадцать седьмую часть света от того, что получает Земля. Я ожидал, что мы будем жить здесь в постоянных сумерках.
И что удивительно — свет здесь показался мне таким же ярким, как и на Земле.
Джордж сказал, что это оптический обман и это связано со свойствами человеческого глаза. Радужная оболочка человеческого глаза отражает лишний свет, и он просто не попадает в зрачок. Солнечный свет в земной пустыне имеет яркость примерно в десять тысяч свечей на квадратный дюйм, а на Ганимеде сила света составляет около четырехсот свечей на квадратный дюйм. Но в искусственно освещенном помещении сила света составляет всего лишь двадцать пять свечей на квадратный дюйм, и мы говорим о таком помещении, что оно “хорошо освещено”.
Проблема в следующем: когда наполняешь жестянку водой — все равно, откуда она — из моря или из лужи. Солнечный свет на Ганимеде все еще был сильнее, чем мог вынести человеческий глаз, поэтому он казался таким же ярким, как на Земле.
Мне даже показалось, что было почти невозможно смотреть прямо на Солнце.
Когда мы пробыли на Ганимеде около недели, Джорджу удалось раздобыть жилище. С этим дело у нас обстояло лучше, чем у многих других поселенцев.
Глупо думать, что он должен занять пост инженера в правительстве, чтобы получить квартиру. Это значило бы, что он больше не сможет претендовать на земельный надел, чтобы построить себе там дом. Однако квартира была для него важнее, если только комнату в четыре квадратных метра можно было назвать квартирой.
Колония состояла из сельских жителей и горожан. Горожане работали на правительство и жили в правительственных домах — только несколько торговцев в городе имели свои собственные дома. К горожанам также относились представители Комиссии по колониям, кэп Хетти, пилоты, инженеры гидропонных установок, медицинские работники и обслуживающий персонал, инженеры, обслуживающие энергетические установки и обогревательные системы, рабочие группы проекта “Юпитер” и все остальные, которые не были заняты в сельском хозяйстве. Но большинство колонистов были крестьянами, и Джордж тоже прибыл сюда, чтобы стать сельским жителем. Как и многим другим, ему показалось заманчивым получить участок земли и самому выращивать урожай в пищу для всех нас.
Свободной земли тут было достаточно — целая планета. Но тут еще не было построено ни одного здания, ни одной фермы.
Так все и должно было происходить: колонист прилетает сюда со своей семьей и совершает посадку на космодроме Леды. По его прибытии Комиссия по колониям дает ему жилище в городе, помогает ему найти подходящий земельный надел и возвести на нем свой собственный дом. Комиссия кормит его и его семью в течение одного года по земному времяисчислению — что составляет два ганимедских года, — во время которого он возделывает свой участок. Потом он в течение десяти ганимедских лет выплачивает Комиссии издержки — что составляет для него примерно двадцать фаз Ганимеда, — и как только он полностью расплатится с долгами, он может возделывать свое поле только для самого себя. Через пять лет у него будет чистенькая маленькая ферма, и он будет свободен от всяких долгов. Потом он может прикупить еще земли или заняться торговлей — как ему угодно. У него будут собственные средства и никаких долгов.
Комиссия по колониям вложила громадные деньги в проект “Атмосфера”. Земля, которую колонисты будут обрабатывать, была ее наградой; придет день, и у Комиссии по колониям на Ганимеде будут тысячи квадратных миль первоклассной пахотной земли, которые она позднее сможет продать колонистам. Каждый, кто то! да захочет переселиться сюда, должен будет заплатить за землю высокую цену.
Со временем Каллисто тоже получи г. кислородную атмосферу, на нее смогут высадиться пионеры, и процесс этот повторится снова. Это будет то, что банкиры называют “самопогашением”.
Но в действительности все было иначе; когда мы совершили посадку, на Ганимеде находилось около тридцати тысяч человек, которые за земной год могли принять не более пятисот новых переселенцев. Большее количество старые космические корабли не могли перевезти.
Потом “Звездный Скиталец-2” был превращен в “Мейфлауэр”, и Комиссия по колониям сообщила, что этот корабль может взять на борт шесть тысяч человек за раз. Нас приняли как незваных гостей, когда н семье находится заразный больной.
Колонисты уже целый земной год знали, что мы должны прибыть, но они не могли протестовать. Сообщение с Земли на Ганимед можно было передать в любое время, если только Солнце не находится между этими двумя планетами, но из колонии можно было связаться разве что с Марсом, и только тогда, когда Юпитер был в стороне от луча связи.
Я должен добавить, что они сделали для нас все, что смогли. Было много еды, и они даже обеспечили нас спальными местами. Раньше переселенцев распределяли по квартирам других семей. Теперь же разделительные стенки квартир были убраны и использованы для изготовления нар, установленных в огромных спальных помещениях. Они освободили свои собственные помещения и устроили в них кухни и столовые. Мы были защищены от непогоды, и у нас была хорошая пища, хотя нам было так же тесно, как и на “Мейфлауэре”.
Может быть, у них спрашивали, почему они не построили новые дома, хотя для этого у них был целый год. Мы тоже спросили об этом. Мы даже не спросили, а просто потребовали ответа; мы были в ярости.
Они не построили новые дома потому, что это было невозможно. Прежде чем сюда пришли земляне, на Ганимеде были только лед и камни. Конечно, это каждому известно, но каждый ли понимает, что это значит? Я думаю, нет.
Ни дерева. Ни металлических конструкций. Ни изоляции. Ни кабелей. Ни стекла. Ни труб. Пионеры в Северной Америке строили блокгаузы. У нас не было бревен.
Большие гидропонные сараи, станция связи и другие общественные помещения были построены из материалов, доставленных сюда за полмиллиарда миль, с Земли, Прочие дома в Леде, так же как и хижины крестьян, были построены из камня. Люди делали все возможное всеми доступными им средствами.
Конечно, мы не могли жаловаться на это. В конце концов, первые поселенцы в Калифорнии голодали, как это подчеркнул Джордж. Никто не знал, что произошло с колонией на Роаноке, и первые две экспедиции, посланные на Венеру, не вернулись назад.
Мы по сравнению с ними были в безопасности.
Конечно, мы тоже должны были некоторое время жить в бараках — перед нами простиралась пустынная местность.
При ближайшем рассмотрении, правда, было установлено, что нам придется ждать довольно долго. Поэтому Джордж сдался и нашел себе работу в городе. Ближайший свободный участок земли находился на расстоянии девяти миль от города. Можно было найти достаточно земли для всех шести тысяч колонистов, но она уже будет находиться на расстоянии пятнадцати — двадцати миль.
Что такое двадцать миль? Пара минут на подземке, прыжок на геликоптере — но, друзья, вы когда-нибудь преодолевали двадцать миль пешком? Туда и обратно?
Была возможность расселить шесть тысяч человек так далеко от города. Только это было трудно — и дело шло медленно. Перед пионерами местность всегда исследовали разведчики с топорами и ружьями в руках. Потом следовали поселенцы с упряжками волов и шарабанами, полными мебели и фермерского инвентаря. Двадцать миль для них ничего не значили. Но это же было не на Ганимеде.
В колонии было два грузовых тягача. Третий привезли на “Мейфлауэре”. Это был единственный транспорт в нашем распоряжении — и нельзя было забывать, что кроме нас здесь были еще тридцать тысяч поселенцев, которым тоже ежедневно нужны были эти тягачи.
Все это нам объяснили на большом заседании, на котором присутствовали представители всех семей. Собственно, меня там не должно было быть, но они проводили открытое собрание, и никто не мог прогнать меня оттуда. Главный Эколог и Главный Инженер планеты тоже присутствовали на заседании, а председатель Совета колонистов сидел во главе. Они внесли следующее предложение:
— На самом деле на Ганимеде нужны были не фермеры, а рабочие. Нужны были чернорабочие и горнорабочие и вообще люди всех профессий. Нужны были мастерские и всевозможные вещи из металла, которые из-за того, что их импортировали с Земли, стоили баснословно дорого. Поэтому мы должны были работать, и, если мы это сделаем, нас будут кормить не только год, но и дальше, неограниченное время.
А тем, кто, упорствовал, настаивая на получении участков, — пожалуйста. Участки здесь были, и они могли ими пользоваться. Но им не могли предоставить никаких машин, и они должны были ждать около двух лет, пока они наконец смогут обработать свою землю.
Кто-то в зале встал и воскликнул:
— Нас обманывают!
Мистеру Толли, председателю, потребовалось довольно много времени, чтобы успокоить всех. Когда он снова взял слово, он сказал:
— Может быть, вас обманули, а может быть, и нет. Все зависит от точки зрения. Я должен добавить, что условия жизни здесь совсем не такие, как вам говорили…
— Как это мило с вашей стороны! — крикнул кто-то с сарказмом.
Мистер Толли сердито взглянул на него.
— Или вы будете вести себя как взрослые, или я отложу заседание.
Они закрыли рты, и он продолжил. Большинство колонистов обрабатывали больше земли, чем они могли использовать сами. Им нужны были помощники, чтобы лучше обрабатывать землю. Была работа для каждого человека — и семьи, само собой разумеется, должны были кормить работников до тех пор, пока они наконец не получат свою собственную землю.
Когда слова мистера Толли стали ясны всем, повисло гробовое молчание. Так должен был чувствовать себя Иаков после того, как он работал семь лет, а потом пришел приказ трудиться еще семь лет, чтобы заполучить женщину своей мечты. Я сам почувствовал это, хотя Джордж уже получил работу в городе.
Какой-то мужчина встал:
— Мистер Председатель!