Руфо, судя по виду, совсем справился с припадком безумия; он приветствовал нас учтиво, даже сердечно. Мы взобрались в седла, и тронулись, и уже отъехали на юг с милю, когда я сказал:
— Стар, дорогая…
— Милорд любовь?
— Этот “прыжок через саблю” — это в самом деле брачный ритуал?
— Очень древний к тому же, дорогой мой. Думаю, что он относится ко времени крестовых походов.
— Я придумал осовременненный вариант: “Прыгайте, жулик с принцессой, во всю прыть. Моей женой должна ты вечно быть!”… тебе такое бы понравилось?
— Да, да.
— А ты вместо второй строчки скажи: “Твоей женой хочу я вечно быть”. Все ясно?
Стар порывисто вздохнула.
— Да, любовь моя!
Мы оставили Руфо у длиннолошадей, ничего не объясняя, и взобрались на покрытый лесом пригорок. Невия сплошь прекрасна, ни единая жестянка пива или грязная салфетка не замарала ее равную Эдему прелесть, но здесь мы нашли прямо-таки храм природы, гладкую травянистую лужайку, окруженную изогнувшимися деревьями, заколдованное святилище.
Я вытащил саблю и посмотрел вдоль лезвия, наслаждаясь ее великолепной балансировкой, снова отметив в то же время чуть волнистую поверхность, обработанную легкими как перышко ударами молотка какого-то мастера-оружейника. Я подкинул ее в воздух и перехватил за forte.
— Прочти-ка девиз, Стар. Она прошла по нему взглядом.
— “Дум вивимус, вивамус!” — “Пока живы, будем ЖИТЬ!” Да, любовь моя, да!
Она поцеловала ее и передала обратно; я уложил ее на землю.
— Помнишь свои строки? — спросил я.
— Навеки в моем сердце. Я взял ее руку в свою.
— Прыгай выше. Раз… два… три!
КОГДА я свел мою невесту вниз с этого благословенного холма, обняв ее рукой за талию, Руфо помог нам усесться в седла без комментариев. Однако вряд ли он мог пропустить мимо ушей, что Стар теперь обращалась ко мне: “Милорд муж”. Он взобрался в седло и пристроился за нами, на почтительном расстоянии, вне слышимости.
Мы ехали рука в руке по меньшей мере с час. Когда бы я на нее ни поглядел, она улыбалась; когда она перехватывала мой взгляд, из улыбки вырастали ямочки. Раз я спросил:
— Когда нам придется начинать наблюдение?
— Как только свернем с дороги, милорд муж.
На этом мы продержались еще с милю. Наконец она робко сказала:
— Милорд муж?
— Да, жена?
— Вы все еще считаете, что я “холодная и неуклюжая бабенка”?
— Ммм… — задумчиво ответил я. — “холодная” — нет, по чести я бы не сказал, что ты холодна. А вот “неуклюжая”… Ну, по сравнению с такой искусницей, как, скажем, Мьюри…
— Милорд муж!
— Да? Я говорил, что…
— Хотите нарваться на пинок в живот? — Она прибавила: — По-американски!
— Жена… и ты бы ПНУЛА меня в живот?
Она помедлила с ответом, и голос ее был очень тих.
— Нет, милорд муж. Никогда.
— Рад это слышать. А если бы пнула, что бы случилось?
— Вы… вы отшлепали бы меня. Моей собственной шпагой. Но не вашей саблей. Пожалуйста, только не вашей саблей… муж мой.
— Да и не твоей шпагой тоже. Своей рукой. Здорово. Сначала я бы тебя отшлепал. А потом…
— А потом что? Я ей сказал.
— Только не давай мне повода. В соответствии с планами мне предстоит сражаться позднее. И в будущем не перебивай меня.
— Хорошо, милорд муж.
— Очень хорошо. А теперь давай дадим Мьюри по воображаемой шкале сто очков. По этой шкале ты бы оценивалась… Дай-ка подумать.
— Три или, может, четыре? Или даже пять?
— Тихо. Я так прикидываю, что в тысячу. Да, с тысячу, плюс- минус очко. Нет с собой арифмометра.
— Ах, какой же вы злой, мой дорогой! Наклонитесь и поцелуйте меня. Вот погодите, все расскажу Мьюри.
— Мьюри ты, женушка, ничего не скажешь, или быть тебе отшлепанной. Кончай набиваться на комплименты. Ты знаешь, кто ты есть, девчонка, скачущая через сабли?
— Кто-кто?
— Моя Принцесса.
— О!
— И еще норка с подожженным хвостом, и это ты тоже знаешь.
— А это хорошо? Я очень тщательно изучала американские выражения, но иногда я не уверена.