- Ах, вот оно что! - оживляется Владимир Иванович. -Так это вас, значит, босота ваша - воры и нищие так отделали?
- Не совсем...- продолжает вздыхать папа.- Помещик Забего, по-вашему, приличный человек?
- Еще бы! Конечно, приличный... И даже всеми уважаемый человек! Граф!
- Вчера ночью,- рассказывает папа,- этот помещик Забего присылает за мной пароконный экипаж, просит приехать: жена у него рожает. Я думаю: пожалуй, пора послушаться друзей и начать лечить одних только приличных людей. Время идет, подрастает у меня дочь, а я все еще как студент, пустяками занимаюсь... Пора поумнеть! Пора обзаводиться солидной врачебной практикой.
- Очень хорошо! - почти в один голос выражают свое одобрение супруги Шабановы.
- Ну вот, еду это я, значит, ночью за город. На полпути, в поле чей-то голос кричит кучеру: "Стах! Стах!" Кучер Стах останавливает коней,- в чем дело? Тот же голос кричит из темноты: "Родила пани! Сама родила! Не надо доктора - акушерка и без доктора справится!" Тут Стах - отлично выдрессировал его пан помещик! - вежливенько говорит мне: "Будьте ласковы, пан доктор, выйдите из экипажа!.." Я, дурак, думаю - наверно, с колесом что-нибудь или с упряжью. Вылезаю из экипажа, а Стах - хлесть по коням! - и умчался!.. Стою один на дороге, темень кругом, как в чернильнице. Покричал разок, другой - никто не откликается... Ну, что тут делать?
- Ох, и артист этот Забего! - вырывается у Владимира Ивановича не то порицание, не то восторг.- Это он, Забего, для того устроил, чтоб не платить доктору... Ох, артист!
- Да, но я, как вы понимаете, не артист, а всего-навсего только очень близорукий врач. Я пошел обратно в город пешком, в темноте, несколько раз падал то в яму, то в канаву. Потерял золотые очки и никак не мог нашарить их в траве. Потерял шляпу, порвал брюки - в общем, я, вероятно, был прехорошенький... Наконец споткнулся о бревно, да так ловко, что вывихнул ногу и уже не мог идти дальше.
- Господи! - стонет Серафима Павловна.- Да как же вы домой-то попали?
- А вот тут начинается самое интересное! Кучер Стах, как ему было приказано, отвез экипаж в имение Забеги без меня. А сам пошел пешком обратно по дороге - искать меня. Этого уж ему помещик Забего не приказывал, но Стах оказался много приличнее своего барина! С ним пошли еще двое крестьян, батраков Забеги. Они меня нашли, подняли и понесли на руках до города. А уж там Стах сел со мной на извозчика и привел меня сюда, домой. Сейчас, перед вашим приходом, доктор Рогов вправил мне вывихнутый голеностопный сустав... Так-то, Серафима Павловна, лечить "приличных" людей иногда - дорогое удовольствие!
- Видите ли, Яков Ефимович...- начинает Владимир Иванович, шевеля бровями-щетками.
Но папа перебивает его:
- Да что мне видеть-то? Вы меня попрекаете тем, что я "нищих" лечу... Так ведь именно они, бедняки мои,- они и есть приличные люди! Бывает, сделаешь операцию в крестьянской избе, денег они, конечно, не платят, нету ведь у них денег, бог с ними! А через полгода приезжает незнакомый мужик не могу я их всех упомнить, да с иными из них я и сговориться-то не могу: литовцы, а я по-литовски говорить не умею! - так вот, приезжает незнакомый мужик и протягивает мне курицу или горшок с медом... И я беру. Да, беру, хотя и курицу терпеть не могу, а меду и на дух не переношу. Беру и думаю: полгода - иногда больше! - помнил человек сделанное ему добро и мечтал сказать за это добро "спасибо"!
Владимир Иванович сердито сопит. У него шевелятся не только брови и усы, но, кажется, колеблются даже волосы в носу и ушах. Владимир Иванович очень разозлен и сдерживается только потому, что Серафима Павловна умоляющими глазами указывает на папину больную ногу.
- Ну ладно! - изрекает он.- Нищие так нищие.
Но папа словно на салазках под раскат поехал!
- И вовсе они не нищие! На паперти не стоят, милостыни не просят... Они работают!
- Да уж ладно, говорю...- пытается отвести ссору Владимир Иванович, но вдруг взрывается: - Работают они! Рабочие! Пожалуйста, лечите их, целуйтесь с ними, зовите их к себе на блины. Ну, а воры? Воры-то ведь не работают!
- А работа для всех есть? - кипятится папа.- А что делать тому, для кого работы не хватает? Бывает, что и вору перепадет работа, тогда он не ворует! Но ведь сами понимаете,- развращает человека воровская жизнь, легкие деньги, отвыкает он от труда... Вот так и втягиваются люди, и уж не вытащишь их из этого болота... Аминь!
- В общем, "вполне приличные люди"! - ехидно говорит Владимир Иванович.
В передней раздается звонок. Слышно, как Юзефа отпирает дверь, впускает кого-то, смутно слышен доносящийся оттуда разговор. Наконец появляется Юзефа и мрачно докладывает:
- Якийсь там Забега... до вас пришел.
- Ага!
- Вот видите!
Это торжествуют Владимир Иванович и Серафима Павловна.
- Граф Забего приехал извиниться перед вами! А вы говорили!
- Павел Григорьевич,- просит папа,- выясните, голубчик, в чем там дело...
Павел Григорьевич уходит в переднюю и через несколько минут возвращается, держа в руках конвертик.
- Там лакей от графа Забего... Привез письмецо...
- Ага! - радуются Шабановы. - В конвертике, наверно, деньги за визит... Ясно, недоразумение вышло... А вы говорили бог знает что!
В конверте оказывается визитная карточка. На белом глянцевитом кусочке картона напечатано по-польски:
Граф КАРОЛЬ ЗАБЕГО
и приписано от руки тоже по-польски: "Извиняется за происшедшее недоразумение".
Папа читает это вслух.
- Ничего не скажешь! - изрекает Владимир Иванович. - Забего джентльмен!
Папа переглядывается с Павлом Григорьевичем.
- Павел Григорьевич, скажите лакею Забеги, чтобы он передал своему барину... Да нет, не передаст он, побоится... Пусть подождет несколько минут! Пуговка, дай мне перо и чернила.
И папа пишет поперек графской визитной карточки, сообщающей, что "граф Кароль Забего извиняется":
"Доктор медицины Яков Яновский в ваших извинениях не нуждается".
Этот папин ответ кладут в конверт и передают графскому лакею.
Супруги Шабановы сидят, окаменев от изумления.
- Умрете...- говорит Владимир Иванович.- Помяните мое слово: умрете...
-- А вы - нет? - хохочет папа. -Вы такое средство придумали, чтоб не умереть?
- На соломе помрете, вот что!
- Знаете, Владимир Иванович, что на соломе помирать, что на бархате все одно, удовольствие слабенькое...
- Леночка, -шепчет Серафима Ивановна, обнимая маму,- Леночка, он у тебя все-таки с сумасшедшинкой!
Владимир Иванович смотрит на папу с сожалением:
- Я вам торжественно заявляю, Яков Ефимович: если бы вы не такой превосходнейший доктор были, я бы... я бы...
- Вы бы меня к себе и на порог не пускали! - серьезно подхватывает папа.