Тут Юлька почему-то вянет.
- Хорошо...- говорит она негромко и боязливо косится на группу прибрежных кустов.
Там что-то шевелится.
Павел Григорьевич берет обеими руками Юлькину голову и смотрит ей в глаза:
- А ну, всю правду! Что нехорошо?
- Мальчишки иногда прибегают... Не каждый день, не каждый день!
- Какие мальчишки?
- Нехорошие... Ругаются... Грозятся: бросим в воду, как лягуху!
Ох, вот оно! Обижают Юльку - надо заступиться. Я вскакиваю на ноги так стремительно, словно села на муравейник. Сорвав целый куст крапивы - сразу больно обстрекало обе руки,- я размахиваю им над головой и кричу:
- А ну! А ну! Пусть только сунутся!
Но Павел Григорьевич не разделяет моего воинственного пыла:
- Сядь и не горлань без толку.- Затем он громко окликает: - Э-эй! Хлопцы! Эй!
Из прибрежных кустов выглядывают три мальчишеские головы, очень растрепанные, с замурзанными лицами. Два мальчика постарше, один маленький. Они смотрят на Павла Григорьевича с неопределенным выражением - не то хотят подойти, не то не хотят, но вернее, что не подойдут.
Достав из кармана горсть семечек, Павел Григорьевич спокойно пересыпает их из одной руки в другую:
- Кто хочет семечек? Кому семечек?
Это, видимо, разрешает сомнения мальчиков. Пугливо, настороженно может, подойдут, а может, порх, и улетят,- они медленно приближаются к нам.
Спокойно и приветливо, как все, что он делает, Павел Григорьевич оделяет их семечками, которые они тут же принимаются лузгать. Лузгают и молчаливо соревнуются: кто доплюнет шелухой до реки.
- Ну, кто у вас главный? - спрашивает Павел Григорьевич.
- Я! - вскидывает на него дерзкие глаза мальчишка лет двенадцати с копной спутанных светлых, почти белых волос.
- Ты главный?
- Я!
- Он, он! - подтверждают остальные двое.
- Так вот,- Павел Григорьевич резко отчеканивает каждое слово,- ты полковник, понимаешь?.. Как стоишь! - рявкает вдруг Павел Григорьевич так грозно, что мы с Юлькой, испугавшись, хватаем друг друга за руки.- Стань как следует, когда с тобой говорит старший в чине!.. Ну!
Мальчик озадачен, но приказание выполняет: вытягивается по-военному, руки по швам.
- Отдай честь как полагается! Что ты, военный или старая баба?
Мальчику очень нравится этот разговор. Он лихо и четко отдает честь, Павел Григорьевич тоже козыряет ему в ответ.
- Итак, ты полковник.- Это Павел Григорьевич говорит строго и деловито.
Конечно, мальчик понимает, что это игра. Но как увлекательно!
Ту же церемонию Павел Григорьевич повторяет со вторым мальчиком, которого производит в ротмистры.
Приходит очередь третьего. Он еще маленький, лет шести, но стоит перед Павлом Григорьевичем вытянувшись и смотрит ему прямо в глаза. Павел Григорьевич молча разглядывает малыша и, видимо, старается подыскать для него подходящее воинское звание.
Желая помочь Павлу Григорьевичу, малыш негромко подсказывает ему:
- Я хочу - анаралом!
Двое старших улыбаются. Они бы расхохотались во все горло, но они уже чувствуют себя не простыми, обыкновенными людьми, а военными: это требует сдержанности, выправки. Только один снисходительно говорит малышу:
- Сопли утри, анарал!
- Да...- по-прежнему серьезно, без улыбки подтверждает Павел Григорьевич.- С соплями под носом я в армию принять не могу. Вытри нос будешь подпоручиком.
Малыш доволен. Все-таки - воинское звание!
- А теперь - слушать мою команду: охранять эту девочку! Павел Григорьевич показывает на Юльку.- Твой отец что делает? - обращается он к "полковнику".
- Работает. На лесопилке...
- А твой?
- Тоже на лесопилке,- отвечает "ротмистр".
- А мой нигде...- огорченно докладывает "подпоручик".- Работал, работал на щиколадной фабрике, а онЕгдысь пришел домой: нету, говорит, работы, рассчитали...- И, помолчав, добавляет: - И хлеба тоже нету...
Все молчат. Все знают, какая это беда, когда нет работы, когда отец приходит домой и говорит: "Рассчитали"...
Юлька деловито роется в своих пожитках, сложенных на одеяле, что-то нашаривает в них.
- Кушать хочешь? - говорит она "подпоручику".
- Ага...
- На, ешь...- Юлька протягивает ему кусок хлеба. - Ешь, у меня еще кусочек остался. И вот еще - возьми...- дает она мальчику маленький кусок вываренной в супе говядины.
Мальчик протянул было руку - и тут же отдернул. Он смотрит на Павла Григорьевича:
- А можно?
Невыразимая грусть проходит по веселому, похожему на круглую луну лицу Павла Григорьевича. Но он спокойно отвечает: