В это время приехал папа.
- ПрОшу пана - храк! - сказала Юзефа, помогая папе надеть какой-то диковинный костюм.
Но, когда папа надел его, я просто огорчилась. Мама такая нарядная и красивая, а папа оделся каким-то шутом гороховым! Что это за костюм? Спереди кургузый, а сзади с раздвоенным хвостиком!
- Папа,- взмолилась я, чуть не плача.- Сними эту гадость! Мы же на свадьбу едем, там тебя все засмеют. Подумают, чго ты нарочно...
- Это фрак,- сказал папа очень невесело (ему, видно, самому не нравился его костюм). - На свадьбу, понимаешь, полагается мужчинам надевать фрак... А тебе не нравится? Нет... Мне, брат, тоже не нравится...
- А чего ж там "не нравится"! - сказала Юзефа.- Храк - и храк. Усе настоящие паны храки надевают... А чем наш пан доктор хуже?
Меня тоже принарядили, надели на меня мое любимое платье,- а любила я его за то, что в нем был карман, и даже глубокий. Мне всегда попадало за то, что я теряю носовые платки, а тут как раз было куда класть платок.
Одевая и меня, Юзефа сказала шутя:
- На свадьбу идешь, шурпочка моя, а няню свою не берешь? Будешь там вкусные вещи кушать, а Юзефе - фига?
Я стала горячо протестовать:
- Юзенька, что мне там вкусного дадут, я тебе все-все принесу! Все в карман спрячу - для тебя. Честное слово!
Юзефа посмеивалась:
- Ну, смотри не забудь! Ты ж у меня безголовая.
Юзефа, конечно, шутила, но - я же дала честное слово! И я добросовестно запихала в карман все, чем меня угощали на свадьбе. Карман скоро отяжелел, он крепко ударялся о мой бок,- а главное, он очень заметно оттопыривался. Конечно, мама скоро заметила этот оттопыренный карман и, отведя меня в сторонку, стала его опорожнять... Чего только в нем не оказалось! Груша, сливы, конфеты, а на самом дне - нежное, хрупкое, вконец раздавленное пирожное со взбитыми сливками и вареньем...
Мама была в ужасе.
- Откуда это у тебя?
- Я обещала принести домой Юзефе все, что мне дадут... - чуть не плакала я.
- Какие глупости!
- Ничего не глупости, я честное слово дала!
Кое-как мама вытерла платком мой перепачканный внутри карман, велела мне съесть тут же, при ней, все то, что осталось нераздавленным.
- А жениха и невесту ты поздравила? Видишь, все поздравляют, ступай и ты.
Очень сконфуженная, я протискалась сквозь толпу поздравлявших гостей, подошла к жениху и невесте, сунула каждому из них руку и, как всегда в минуты больших волнений, сказала, перепутывая слова: не "поздравляю вас", а "мерси" - то есть благодарю.
На счастье, тут подошел папа. Я прижалась к нему и от знакомого, милого запаха карболки сразу успокоилась.
- Ничего, брат, бывает... - посмеивался папа.- А теперь все-таки подойди к жениху и невесте и скажи по-людски: "Поздравляю!" А то они подумают, что ты идиотка!
В общем, никакого удовольствия мне та свадьба не доставила. Даже вспомнить неприятно!
Но это было давно.
Теперь я уже большая, скоро пойду экзаменоваться в первый класс! Теперь я уже, конечно, лучше умею вести себя на людях И потому мне очень обидно, что мама, отправляя меня с Юзефой на свадьбу Юлькиной мамы и Степана Антоновича, говорит мне "с намеком":
- Только, пожалуйста, не пихай, ничего в карман и, когда будешь поздравлять новобрачных, не скажи вместо "поздравляю!" - "с Новым годом".
Удивительная у взрослых способность помнить сто лет всякую чепуху!
Мы с Юзефой (она - нарядная, с шалью на плечах) долго ищем черный ход в садовый ресторан - мы ведь никогда не бывали там даже и с парадного хода.
Но вдруг мы видим: идут по аллейке к ресторану новобрачные - Анеля Ивановна и Степан Антонович - и застываем на месте! Не то чтобы такие уж они были нарядные и великолепные, - дело совсем не в этом. Они идут по аллейке не под ручку, как чинно прогуливаются в праздник мужья и жены, - нет, они держатся за руки, как дети! Анеля Ивановна - чуть притулившись к крепкой руке Степана Антоновича, а он - останавливаясь по временам, чтобы поглядеть на нее...
Они идут СЧАСТЛИВЫЕ. Это понимаю даже я.
Тут из какой-то боковой двери - это и есть черный ход в ресторан высыпает группа мужчин во фраках. Один из них посадил к себе на плечо Юльку. Открывая в радостной улыбке милые передние зубки, надетые "набекрень", Юлька машет рукой и кричит:
- Мамця! Таточка!
Но тут Юзефа начинает почему-то проявлять признаки беспокойства.
- Якись паны... - бормочет она.- В храках! Куды же я з ими пойду?
Но уже Анеля Ивановна увидела нас, расцеловала и вместе со Степаном Антоновичем ведет нас к себе.
В это время в группе "панов", одетых во фраки, появляется повар в белом фартуке и колпаке. За ним - Гануся, тоже судомойка ресторана, такая же, как Анеля Ивановна. Гануся, видно, сейчас от лохани, с подоткнутой юбкой. Она бесцеремонно расталкивает мужчин во фраках и бросается целовать новобрачных. Она плачет от радости за них, но не касается их своими разведенными в стороны мокрыми руками.
Анеля Ивановна и Степан Антонович целуются с судомойкой Ганусей, с поваром и со всеми господами во фраках.
Но тут старик повар предостерегающе поднимает указательный палец:
- Хлопцы, в зал!
И все господа во фраках опрометью бегут в ресторан. Анеля Ивановна приводит нас с Юзефой в каморочку, где живут они с Юлькой, - под лестницей, со скошенным потолком. Степан Антонович тоже надевает фрак и уходит в ресторанный зал. Анеля Ивановна быстро сменяет праздничное платье на свою каждодневную затрапезку и становится в кухне рядом с Ганусей у лохани. И все становится таким, как каждый день... Нет, все-гаки не все!
- Юлечко! - кричит Анеля Ивановна, и синие глаза ее сияют. - Юлечка, угощай дорогих гостей.
Юлька угощает нас конфетами и яблоками. Анеля Ивановна вбегает на секунду к нам.
- Тетечко! - просит она Юзефу.- Может, вы выпьете килишек (рюмочку)?
И убегает.
Выпив "килишек", Юзефа с удовольствием крякает. Потом она спрашивает Юльку, кто были те паны, которые дожидались новобрачных у входа.
- Так это ж наши лакеи! - отвечает Юлька.
- А почему на них храки надеты?