Домой он прилетел уже в четвертом часу. Льюиса не было. Сиделка Шенни сказала, что Риция вечером раскапризничалась и вытряхнула из шкафов все вещи, но потом успокоилась и уснула.
— Я еще не все убрала, но кое-что уже зашила.
— Спасибо, Шен, — сказал он устало.
— Я могу идти спать?
— Да, конечно.
Он зашел в спальню. Кровать была широкая и низкая, с безопасными валиками. Риция лежала на ней поверх одеяла, свернувшись калачиком. Сердце снова защемило от жалости.
Болезнь ее, а точнее полное отсутствие интеллекта в ее теле, тщательно скрывалось ото всех. Уже десять лет из дочери Верховного Правителя делали миф. Ее прятали за высоким забором от любопытных глаз. Для этого пришлось построить дом, похожий на крепость. Ольгерд ненавидел этот дом, он мечтал совсем о другом, но обман слишком затянулся.
Спала она крепко, очевидно, после снотворного. Не услышала, как он разделся, не почувствовала, как он приподнял ее и укрыл одеялом, как обнял ее и уткнулся губами в ее волосы. Спящей она была ему ближе, больше напоминая прежнюю Рицию.
Десять лет он жил с ней, терпел ее капризы, потакал ей, спал с ее телом, ласкал его, даже породил с ней дочь, но все это была игра в одни ворота. Она не возвращалась, она не откликалась, она ничего не могла ему дать.
Выхода не было. Никакого. Он не мог оставить это беспомощное существо и, пока оно было рядом, никак не мог забыть ту прежнюю Рицию, которая его любила.
— Одиль ушла, — шепнул он ей на ухо без всякой надежды на ответ, — ушла из нашей тюрьмы. И я ее прекрасно понимаю.
На следующий вечер он отправился искать свою дочь сам. Половину Счастливой улицы Льюис уже проверил. Вторая половина досталась ему. Куда он и отправился ближе к полуночи.
Страха за Одиль у него не было. Девчонка сама могла нагнать ужаса на кого угодно, будучи и Прыгуном, и вампиром одновременно. Ее детская наивность компенсировалась совершенно не детским, трезвым умом. Любить такое существо было очень трудно, и беспокоиться о нем не стоило.
Ольгерд знал, зачем поплелся на Счастливую улицу. Ему просто хотелось напиться. Он устал быть богом, устал быть полпредом и верным мужем. Его неудержимо тянуло на самое дно.
Вид у него был соответствующий: вытертые джинсы, полинялая оранжевая футболка и дешевая кепка. Непогрешимый полпред заходил в каждый задымленный подвальчик, выкуривал там по сигарете, выпивал по бокалу возрастающих по крепости коктейлей и расспрашивал про высокую тоненькую девушку с золотыми кудряшками.
Язык уже заплетался, когда он добрел до вывески «Аромат рая». Там было непривычно тихо, чистенько и уютно. Столиков было всего четыре, а свободных мест только одно, рядом с тремя девицами. Туда он и сел, точнее почти рухнул.
Девицы пили кофе и смотрели на него, посмеиваясь.
— Какой красавчик… откуда тебя занесло?
— Вы не видели тут девушку… — начал он устало.
— А мы тебе что, не годимся? Девушку ему! Тут целых три девушки!
Они все были как будто на одно лицо, глазастые, взлохмаченные по последней моде, с яркими, пухлыми губами. Он решил выбрать какую-нибудь одну и запутался. В голове шумело, а на душе было по-прежнему гнусно.
— У вас тут «Парашютиста» наливают?
— Здесь только кофе.
— Только кофе?
— Ну да, а ты что думал?
— Что это за дыра в таком случае?
Как полпред, он прекрасно знал, что без спиртного любая лавочка здесь обанкротится моментально.
— Аромат рая, — сказали ему весело.
— Понятно…
Подошла миловидная блондинка в спортивном костюме и вежливо улыбнулась.
— Что будете заказывать?
— Спиртного нет? — уточил Ольгерд.
— Нет. Есть кофе и пирожные.
— Тогда кофе.
Девушка посмотрела на него так внимательно, словно делала рентген своими голубыми глазками.
— Двойной?
Время было позднее, усталость накопилась, сон надо было прогнать.
— Двойной, — выдохнул он.
Она просияла и понимающе кивнула. Потом он уже плохо понимал, что с ним происходит. Кофе оказался каким-то странным на вкус, к его аромату примешивался запах лекарства. И все бы это было ничего, если б его не затошнило. Ольгерд понял, что перебрал основательно, что нельзя смешивать «Сладкие грезы», «Водоворот» и земную водку, тем более, после долгого перерыва.
Перед глазами все поплыло, изменился вдруг цвет светилен, раздвинулись стены, переместились столики, соблазнительно похорошели взлохмаченные девицы. Он как будто оказался в другом пространстве.
— Я тебе нравлюсь? — вцепилась в него одна своими горячими пальцами.
— Конечно, — сказал он.
— А я? — уставилась другая.
— И ты.
— Он в «белой сирени», — заявила третья, его на всех хватит.
«Почему бы и нет?» — подумалось ему, но тошнота стала уже невыносимой.
— Ждите, — поморщился он и направился к табличке с надписью «туалет».
Дверь оказалась закрыта. Ольгерд тупо подергал ее, потом, наконец, смирился с участью и прислонился к стене.
— Говорю тебе, это бесполезно! — донеслось с кухни хриплым мужским голосом под звуки льющейся воды, — ты сама знаешь, как связываться с таможней!