— Семь утра.
— Семь утра! Издеваешься? В семь утра эту куклу пушками не разбудишь, она полпятого только ложится.
— Ну, извини, — усмехнулся Льюис.
Аола, как истинная дочь жрицы Намогуса, интересовалась только своей красотой и мужчинами, причем исключительно власть имущими мужчинами. Бороться с этим было бесполезно. Пьелла оказалась ей маловата и скучна, девчонку всю жизнь влекло на Землю. Там и занятие ей нашлось в Институте по Контактам — служба Сопровождения. Это когда какому-нибудь важному инопланетному гостю или послу по этикету требовалась красивая, элегантная спутница, которая ненавязчиво подсказывала бы ему тонкости земной жизни.
Эдгар сам когда-то пытался стать адаптором, поэтому отнесся к такому занятию с пониманием. Зато ее братья, оба страшные моралисты, никак не могли с этим смириться, да и опекать им стало некого.
— Ладно, — сказал Эдгар, поняв, что ужасно соскучился по своей зеленой плаксе, — давай рискнем.
Они прошли в узел связи. Там продолжался прием новостей с Земли. Информация тут же сортировалась по степени важности: лично для правителей, для отдельных ведомств, для телевидения и для прессы всех уровней. Всем этим успешно занимались несколько аппиров. Они переговаривались с земными инженерами как со старыми знакомыми.
— Мы вам приготовили еще сюжет о кладбище кораблей на Плутоне и о космическом психозе на Ио. В ускоренной записи оба блока по три минуты.
— Про психоз не надо, Поль. У нас своих болезней хватает, чтобы еще про чужие слушать.
— Как хочешь.
Эдгар усмехнулся и шепнул брату на ухо:
— А про кладбище что, лучше?
Льюис пожал плечом.
— Как знать, какая мелочь может оказаться важной.
Аола была дома. Звонок застал ее в постели, чего и следовало ожидать. Неожиданной оказалась только чья-то рыжая шевелюра, торчащая из-под одеяла.
— Папа? — вяло протерла она сонные глаза тонкой зеленой ручкой, — ты на Земле?
Смущения в ее голосе не было никакого, только удивление.
— Нет, — сказал Эдгар сдержанно, — я связался через станцию.
— А-а-а-а… — протянула она, убирая с лица спутанные белые волосы.
Дочь была очаровательна, даже несмотря на то, что рядом с ней в семь утра валялся какой-то тип.
— Привет, Огуречик, — смягчился Эдгар, справившись с отцовской ревностью, — у нас мало времени. Как у тебя дела?
— Все хорошо, папа.
— Учишься?
— Учусь. И работаю.
— Уже работаешь?
— Совмещаю. Так легче учиться. Сама госпожа Рохини говорит, что я способная. Только с языками плоховато. Когда ты мне поможешь, па? Мне еще семь языков надо освоить, неужели я сама их буду зубрить?
— А в чем же ты тогда способная? — усмехнулся Эдгар.
— Ну, пап… ну, знаешь… — все-таки смутилась она.
Он видел, что Аола нисколько не похожа на Кантину, и чем дальше, тем заметней эта разница становилась. Это огорчало.
— Ладно, детка. Скоро буду. Только утрясу с марагами и императором.
— Ага. А потом у тебя будет еще что-нибудь, а я тут жди!
— Ты что, скучаешь там?
— Бывает.
— А к тете Анастелле в гости заходишь?
— Иногда.
— Правильно. И дядя Кондор в Лестопале на симпозиуме врачей.
— Он меня не любит.
— Не выдумывай. Кондор всех любит.
— Да ну его, па. Я тебя хочу.
Она говорила и выглядела как капризная маленькая девочка. У нее всегда была эта плаксивая манера. Может, поэтому Эдгар все еще считал ее ребенком и никак не мог смириться, что она уже живет самостоятельной жизнью.
— А к деду Ясону заходишь? — спросил он в надежде, что хоть тут она не одинока.
Его родной отец, хмурый, строгий и на любовь, кажется, совершенно неспособный, к старости преобразился. Эдгар никак не ожидал, предъявив ему однажды своих лисвийских детей, что это будет серьезно. Но одинокий доктор решил, как видно, наверстать упущенное. Дети ему понравились, особенно маленькая зеленая плакса. Он терпел от нее все.
— К деду захожу, — испуганно раскрыв сонные глаза, сказала Аола, и Эдгар понял, что она врет.
— Заходишь? — уточнил он.
— Ну да…
Что-то тут было не то, но времени на выяснение не оставалось. Он торопливо сообщил, что Антик по-прежнему танцует, а Фальг, как всегда, торчит то в питомнике, то в заповеднике, окрыленный идеей заселить всю Пьеллу зверьем. Начал он, как известно, с беременного скорлика и пятнадцати ушмешуков, которые разбежались по всему дворцу и быстро размножились.
На том их космическая беседа и закончилась. Эдгар простился и вышел из зоны действия сканеров, которые считывали его объемное изображение, чтобы послать через всю галактику.
— Нет, ты видел? — уставился он на Льюиса, — ей же только пятнадцать!
— Это по-нашему мало, — вздохнул Льюис, — а для лисвисов вполне нормально. Они в своих парниках быстро созревают.