— Знаешь, Лью… возможно, у Руэрто ей было бы и лучше. У него, по крайней мере, решеток нет.
— Ей нужен ты, при чем тут решетки!
— У нее и без меня достаточно родни.
Льюис долго и напряженно молчал у него за спиной, пока пауза не стала невыносимой.
— Я давно хотел поговорить с тобой, папа. Так дальше не может продолжаться. Тебя интересует только Риция, ты на ней помешан! А собственная дочь для тебя как будто не существует. Я не могу заменить ей отца. Руэрто тоже. Неужели ты этого не понимаешь? Или ты болен, или…
Ольгерд повернулся. Смотреть в глаза сыну было трудно.
— Хорошо, давай поговорим, — сказал он, — Риция здесь ни при чем. Дело в Одиль.
— А что Одиль?
— Мне трудно с ней общаться, Лью.
— Почему?
— Я смотрю ей в глаза и вижу Синора Тостру. Или другого монстра похуже. Как можно любить такое существо, я не знаю.
— Но она не виновата, что родилась правнучкой этого упыря.
— Я понимаю, Лью. Я просто ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Знаешь, иногда я ее даже боюсь. Я, Ольгерд Оорл, белый тигр, боюсь свою собственную дочь. Как тебе это нравится?
— Ты все-таки болен, папа, — покачал головой сын, — это и немудрено при такой жене. Тебе надо отдохнуть и полечиться.
— Спасибо, — Ольгерд погладил его по плечу, — ты же знаешь, что моя ситуация неизлечима.
— Хочешь чаю? Я только что заварил.
— Нет. Пойду, загляну к ней, если еще не спит.
Одиль сидела на разобранной постели, ночная рубашка была с кружавчиками и бантиками, в руках огромный лев из рыжего меха. Золотые кудряшки ангельски завивались вокруг точеного черноглазого лица с пухлыми губами. Прелесть, что был за ребенок. На первый взгляд.
— Папочка!
Она бросила свою игрушку и повисла у него на шее. Другой отец был бы только счастлив, но Ольгерд через минуту остался почти без энергии. Он не мог защищаться от собственной дочери в белой сфере, она имела прямой доступ к его телу и высасывала его нещадно. Льюис, судя по всему, об этом ее качестве не знал.
— Хватит, Одиль, я уже еле стою.
— Так устал на работе?
Она невинно округлила глаза, как будто не понимая, что происходит. Он с силой разомкнул ее руки на своей шее и отвел эту присоску на кровать. Его глубинно тошнило. Состояние было очень знакомое.
— Что-то не так, папочка?
— У Прыгунов энергии немеренно, — сказал он хмуро, — но ты предпочитаешь вампирить. Что за привычка?
— Совсем немножко, — нежно улыбнулась она, — и у собственного отца. Ты такой вкусный, папочка! И я так давно тебя не видела!
— Об этом я и хотел поговорить, — сменил он тему, — так где ты была эти дни?
— Да здесь, в Менгре. Хотела прыгнуть на Землю, да еще толком не умею.
— Слава Богу!
— Я бродила по городу, по набережной, по рынку…
— А ночевала у Руэрто?
— Нет, в гостинице. А в первую ночь — в какой-то кофейне.
— Кофейне? — оживился Ольгерд, — на Счастливой улице?
— Да. Там была такая классная тетенька! Читала мне сказки на ночь. И пирожными кормила.
— Как ее звали?
— Сандра.
Удивительным образом жизнь все время сталкивала его именно с этой женщиной.
— Она тебе понравилась, да? — улыбнулся Ольгерд.
— Да, — кивнула Одиль, — так понравилась, что я решила, что куплю ее вместе с ее кофейней. Только она почему-то отказалась.
— Что, ты ей так прямо и сказала? — ужаснулся он.
— Конечно. А что такого?
— Господи, ты разве не знаешь, что живых людей покупать нельзя? Это не конфеты!
— А Руэрто покупает. Всех женщин, каких хочет. Почему я не могу?
— Руэрто… это Руэрто, — вздохнул Ольгерд, — ну и каша у тебя в голове!
Он всеми силами пытался привить своему ребенку земной образ мыслей, но прививался почему-то аппирский. Кажется, он и сам уже этим заразился.
— Послушай меня, Одиль, — сказал он строго, — конечно, есть продажные женщины, продажные мужчины, продажные души… но не всё и не все покупаются. Запомни это.
— А если очень хочется?
— Не свое не получишь никогда. Понятно?
— А если я хочу такую маму, чтобы читала мне сказки?