– Я знаю, вы берете в ДС только тех, кто общался с сагонами. Но я вас прошу – возьмите меня. У меня есть класс 4в... рэстаном я занималась спортивным. Возьмите, пожалуйста... Дети у меня уже подросли. Я раньше... как-то не думала, не знала... А сейчас я понимаю, что должна. У меня просто другого выхода нет. Мне никогда уже покоя не будет. Возьмите меня, Дэцин. Я вас не подведу.
Дэцин посмотрел на нее внимательно и кивнул.
– Мы возьмем тебя в ДС, Мари.
И потом постепенно раны стали заживать. Жизнь действительно продолжалась, хотя иногда казалось даже нечестным – как можно жить, потеряв такое?
Андорин давно уже учился в Третьей ступени. Теперь и Лайна готовилась перейти туда, она уже и готова была, почти закончив учебу, но медлила, не хотелось расставаться с Арли. Девочки были неразлучны, как близнецы, хотя Дара и была ближе к Арли по возрасту. Но Дара выросла слишком замкнутой, слишком задумчивой. Была у нее близкая подруга в школе, а вот с сестрами она не дружила.
Андорин очень изменился, повзрослел как-то. Собственно, он и всегда был сознательным и взрослым. Но став подростком, совсем отделился от сестер и брата. Много времени проводил в школе. Ильгет волновало то, что у Андорина пока еще не сложилось никаких профессиональных предпочтений. Арнис на это смотрел спокойно – торопиться некуда, говорил он, многие выбирают профессию до 18 лет, давно закончив Третью ступень, меняют по нескольку раз выбранный профиль. Это нормально. Да и в течение жизни всегда можно сменить профессию.
Что нравилось Андорину? Трудно было понять. Он много занимался спортивным рэстаном, выполнил норму мастера-юниора, еще больше торчал на симуляторах, летал на планере, прыгал с гравипоясом, в 12 лет начал водить флаер и с нетерпением ждал, когда же ему можно будет на настоящий ландер. Но все это было совершенно нормально, обычные увлечения квиринского мальчишки, все через это проходят в большей или меньшей степени. И девочки – большинство – тоже. По всем предметам он шел достаточно ровно. Когда-то демонстрировал математические способности, Ильгет надеялась, что они разовьются, но сейчас у Андорина не было большого интереса к математике.
В Третьей ступени жизнь была уже совершенно иной. По сути – подготовка к профессиональному обучению, ко взрослой жизни, которая начнется в 14-16 лет. Подростки уже не объединялись ни в катервы, ни в какие-то учебные группы. Вся учеба стала индивидуальной. У Андорина был свой учитель, который контролировал его занятия – составлял планы по каждому предмету, проверял их выполнение. С учителем он встречался вначале ежедневно, потом три, два раза в неделю. Ну и были, конечно же, инструктора по отдельным видам, там, где это требовалось – по музыке (Андорин так и осваивал дзури), по рэстану, пилотированию, основам практической медицины и другим подобным занятиям. Везде, где возможно, мальчик занимался сам, с помощью учебных программ циллоса.
У Андорина были друзья – трое мальчишек, вместе с ним закончивших Вторую ступень, бывших с ним в одной катерве. Он охотно проводил с ними время, у него были какие-то общие дела с ребятами... Но вот учился он теперь только и исключительно самостоятельно и сам для себя.
Вся цель учебы в Третьей ступени – подготовиться к сдаче школьного минимума. Когда-то Ильгет сдавала подобное, но эмигрантский минимум намного проще.
Причем момент этого экзамена определяет сам ученик со своим учителем – комиссия работает постоянно, еженедельно на Квирине проводятся такие экзамены, и сдать их можно в любое время. Кому-то требуется 4 года в Третьей ступени, а кому-то 2 (впрочем, и возраст вступления в Третью ступень разный, кто в 11 покидает катерву, а кто лишь в 13).
Ильгет иногда беспокоилась за Андорина... Для нее давно уже не было никакой разницы – свои дети, чужие... Она точно так же любила его, как других – хотя любовь к каждому ребенку, своему или чужому, отличалась уникальным соцветием чувств и оттенков. И вот Андорин, худой, серьезный, темноволосый подросток казался ей иногда слишком уж чужим. Слишком он отошел от семьи. Нет, он охотно принимал участие во всех семейных походах и развлечениях, вечером всегда приходил на «посиделки», но... он казался уже не ребенком, а третьим взрослым членом семьи, помощником родителей. Казалось бы, хорошо, но... не слишком ли мало мы дали ему тепла, спрашивала себя Ильгет. Не слишком ли он холоден и вежлив с нами. Арнис качал головой в ответ на ее сомнения.
– Все нормально, Иль. Он просто хороший парень. Ты разве сама не чувствуешь?
И правда, Ильгет чувствовала – Анри был одним из тех, кого она вполне представляла в отряде ДС, надежным и верным... Даже прямо сейчас его можно было бы взять с собой. Хотя мысль об этом и пугала Ильгет, и она не хотела Анри такого будущего – пусть станет простым эстаргом, это гораздо лучше!
Вот как старший сын Иволги, Люк, он уже стал пилотом-навигатором первого класса, как Иост, и подолгу пропадал в таинственных экспедициях...
Вскоре у Вениса и Сириэлы родился сынок, названный Иостом. Его крестными стали Арнис и подруга Сириэлы, врач. Ильгет вздохнула:
– Ну наконец-то, хоть кто-то нарушил эту идиотскую традицию... я уже боялась, что опять.
Она всегда очень серьезно относилась к своим крестникам. Но Сириэла сама выбрала Арниса, с ним ее многое связывало, а Ильгет в этом случае уже не могла стать второй крестной.
Арнис, окрестив маленького Иоста, как-то повеселел. Как будто часть груза – потери друга – спала с плеч, как будто долг перед ним, погибшим, был выполнен.
– Ну что, Иль, как твой роман? – спросила Иволга. Она сняла бикр, оставшись в одном тельнике, и теперь сидела и растирала мышцы бедер, какие-то судороги начинались после длительной тренировки.
– Заканчиваю, – отозвалась Ильгет. Она посмотрела с любопытством на Дрона. Арнис бы в такой ситуации сразу кинулся растирать ей ноги сам, а вот Дрон сидит, как ни в чем не бывало. Такие у них отношения... независимые... впрочем, меня это совершенно не касается. А Иволгу, похоже, устраивает.
– Вот-вот, расскажи подробнее, – влез Ойланг, – ты же знаешь, что я твой великий почитатель.
– Ты лучше скажи, когда мы на «Протеусы» перейдем, – вставил Марцелл. Ильгет посмотрела на него. Она так и осталась в группе испытателей... а вот Гэсс...
– Я думаю, к осени начнется внедрение. Все же совсем новая вещь...
– А представляете, что это даст в технике, – мечтательно сказал Арнис, – молекулярная трансформация... например, бикры можно будет со временем сделать изменяющимися... отращивать бластеры или защиту при необходимости.
– Ну это пока фантастика, – возразила Ильгет.
– Можно многое будет сделать, – сказал Марцелл, – в медицине, например... во всяком там дизайне. Универсальные домашние роботы, а то сейчас у нас куча всяких – чистильщики, тележки...
– Это все со временем, – сказал Дэцин, – а началось все с боевых ландеров. И так ведь всегда, заметьте... Сначала для войны что-то изобретают, а потом уже приспосабливают это к хозяйству.
– Наверное, это потому, что война ставит жесткие требования, – заговорил Арнис, – или совершенствовать технику, или погибнуть. В мирной жизни мы ведь не погибнем, если не будем улучшать технику... мы, в общем-то, уже достигли полной безопасности и довольства, нам больше и не нужно. Ну, конечно, экспансия, колонизация новых планет – но для этого можно обойтись тем, что у нас уже имеется.
– Но между прочим, – заметила Мари, – мы отвлеклись от темы. Иль обещала что-то рассказать о своем романе!
Ильгет пожала плечами.
– Видите ли, тут трудно рассказывать... Содержание? Ну, содержание там очень фантастическое.
– Да уж, очень! – подтвердила Иволга.
– Хотелось такую гипотезу придумать, о ветвящихся реальностях. Хотя об этом уже писали. Но мне всегда интересно, как человек себя чувствует в той или иной обстановке. И вот... пишу я о реальностях, а получается – о любви. И о сверхлюдях тоже. Начала просто о развитии всяких там способностей, а получилось – о сагонах. Только они там, конечно, иначе называются. И потом, они там у меня начинают с того, что стараются приблизиться к Богу. Но вместо этого получают только способности. А любовь – нет... с любовью все сложнее. И вот они становятся сверхлюдьми, а по характеру – такие же люди, как и мы. Разные.
– Миф о сверхчеловеке, – сказал негромко Арнис, – он такой живучий... Так хочется эволюционировать. Стать другим. И даже не это – кажется, что так приблизишься к Божественной любви, а ведь на самом деле ничего другого человек так не желает, как этой Любви, как этого счастья – быть с Богом. А так логично кажется, выполнил ряд каких-то рекомендаций, и приблизился...
– И поначалу даже и кажется, что да, ты приближаешься к Богу, все так прекрасно, светло, такая любовь, – добавила Ильгет, – словом, на этом... сагоны подлый народ, конечно, но на этом играть... хуже этого просто нет. Ведь это же на самом деле лучшее, что в нас есть – стремление стать ближе к Богу.
– Погодите, – сказал Ойланг, – но как же сагоны на этом могут играть? Ну то есть, всякий там свет, сияние – это они умеют показывать, это мы знаем. Но ведь если пойти по их пути, сразу станет ясно, что никакого Бога там нет.
– В том-то и дело, что не сразу, – вздохнула Ильгет, – а когда становится ясно, человек уже зашел так далеко, что... он уже и не совсем человек.
– Да, очень хочется, – сказала Айэла, – я вот читала недавно святого Флависа из Эдоли, так он пишет – нет в человеческой душе более высокого стремления, чем стремление к единству с Богом. Но на земле это так трудно, так невероятно трудно, кажется, почти невозможно...
– И кажется, как логично пойти по пути сагона, – подхватила Ильгет, – так называемое духовное развитие... развитие в себе способности воспринимать тонкий, запредельный мир и взаимодействовать с ним. Ведь вроде бы тонкий мир – он ближе к Богу. Но это не так, не так...
– Ну да, это и догматически не так, – согласился Марцелл, – ведь Бог трансцендентен не только видимому миру, но и невидимому. Он вообще вовне.
– А приблизиться к нему можно и здесь с тем же успехом, что и в тонком мире, – тихо сказал Арнис, – только любовью. Ничего нет важного, кроме любви.
Ильгет нашла его руку и сжала сильные, крепкие пальцы.
Иволга встала и принялась натягивать бикр. Дрон все же поднялся и начал ей помогать.
– Интересно вы рассуждаете, – вдруг сказал он, – я как-то в таких категориях и не думал.
Иволга посмотрела на него и улыбнулась.
– Как это ты хорошо сказал, Арнис, – произнесла Мари, – ничего нет важного, кроме любви. Никаких способностей не нужно, никаких талантов, ни умений, только одна любовь важна...
– Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто*, – вдруг продекламировал Ойланг. Все уставились на него.
– Вот это да! – пораженно произнесла Иволга, – Ойли, ты никак креститься собрался.