– Ну понимаешь, – сказала Ильгет, – мне просто скучно. Я целый день одна дома...
– Но у тебя собака есть.
Ильгет тихо вздохнула. Нет, не получается...
– Я пытаюсь работу найти, – сказала она, – но пока ничего...
– Я не знаю – ведь денег, вроде, хватает? Я тебе в чем-нибудь отказываю? Нет, я не тиран какой-нибудь, если хочешь – работай. Но зачем, я не понимаю?
– Ну если я буду работать, то накоплю, чтобы поступить опять в универ
– Ну а как ты уедешь в другой город, и отдельно будем жить, что ли?
– Да ладно, – сказала Ильгет, – еще и денег-то нет, а мы уже рядимся, что да как... Да нет, мне, конечно, все это необязательно, просто без ребенка как-то сидеть... ну правда, скучно.
Пита расстроенно работал вилкой и ножом. Ильгет лихорадочно искала тему для разговора... Но все упиралось опять или в ребенка, или в ее работу. Или в Арниса. О книгах – Питу это только раздражает, он ведь их не читает. Не о свекрови же говорить. Наконец она спросила без особой надежды:
– Помнишь, мы такой фильм смотрели еще в Иннельсе? «Бег по вертикали»... Еще с Маккелом в главной роли. Маккел, говорят, умер.
– Да? Не слышал... А что, если этот фильм идет еще где-то, мы бы могли и сходить, – заметил Пита. Ильгет обрадовалась. Взяла его за руку... И вдруг поразилась, насколько похожи его пальцы – и пальцы Арниса. Только у Арниса рука покрепче, но такие же длинные... А ведь мне руки Питы и понравились, подумала она. Да и вообще... Ильгет бросила быстрый взгляд на лицо мужа – чуть выступающие скулы, полноватые губы, и треугольный острый подбородок. Пита поймал ее взгляд.
– Ты чего смотришь? – спросил он добродушно. Ильгет провела пальцами по его щеке.
– Так... молодость вспоминаю.
– М-м... ты чего сегодня такая сексуальная? – поинтересовался Пита. Ильгет вообще-то вовсе не это имела в виду, но поддержала игру.
– А вот не скажу! – это у них был такой код для обозначения определенной деятельности. Пита вдруг нахмурился и поднялся.
– Ну, если ты хочешь... я хотел еще поработать вообще-то.
– Да нет, нет, что ты, – поспешно сказала Ильгет, – сиди, конечно.
Все изменилось. Ильгет мыла посуду и размышляла о том, что всего год назад муж ни за что не отказался бы от секса, а сейчас... Да нет, ей секса-то и не хотелось. Она вообще ведь холодная, сколько уж по этому поводу было копий сломано – но что она может сделать, ведь не нарочно она такой стала? Сейчас даже и лучше, но... правильно ли это? Что это значит? Почему такое чувство – отчуждения?
Плевать. Лучше не думать.
Просто вернуться в свой мир.
Ильгет села за свой собственный письменный стол, затолканный в угол большой спальни. Выгулянная и сытая Норка забилась ей под ноги. Ильгет рассеянно погладила курчавую собачью шерсть.
Ее собственный уголок. Ее мир. Мир, в котором она может устроить все так, как ей нравится.
Плоский монитор, клавиатура и карандашница на столе. Несколько полок с самыми любимыми книгами – Библия, конечно, и поэты мурской эпохи, любимый Мэйлор Сан в нескольких томах, разрозненные романы, справочник по авиации. Ильгет училась на гуманитарном отделении – лингвистики, но самолеты ей почему-то очень нравились... просто такая тайная страсть. Под стеклом на столе – фотографии Норки в щенячьем возрасте и во взрослом, на выставке, цветные фотки боевых лонгинских самолетов и даже одного ландера – красавец, мечта, серебристо-белый дельтовидный силуэт на фоне голубого неба. На стене – деревянное распятие. Ильгет перекрестилась, глядя на него. Тихо помолилась про себя. Включила монитор.
Муж никогда не интересовался тем, что она пишет. Раньше Ильгет сама пыталась навязывать – то стихотворение только что написанное прочтет вслух, то намекнет, что закончила рассказ... но интерес у Питы не появлялся. Что делать, слишком уж разные мы люди, решила Ильгет и перестала донимать его своими графоманскими опусами.
Она подолгу работала над стихами. Сейчас вот у нее шла целая поэма... Ильгет точно знала, что это никто и никогда не напечатает. Пыталась она в молодости что-то куда-то посылать, в какие-то клубы вступать. Потом это прошло. Все же тайная надежда оставалась, да и не могла Ильгет не писать, хотя бы просто для себя.
Поэма, что выходила сейчас из-под ее рук, была – о любви. Ильгет самой не довелось и уже не придется пережить такого – все это останется в мечтах...
Ты знаешь, я вдруг полюбил смотреть на море,
Что вечно беспокойно и бездонно.
Касаясь краешка земли, оно мне лижет руки
И вновь сползает в темные глубины.
Его аквамариновые платья,
Сверкающие синие наряды
Скрывают бездну тайны ледяной,
Неведомых и страшных откровений.
Ведь море так похоже на тебя!
– Ты знаешь, я вдруг полюбила небо,
Бездонное, сияющее синью.
Наполненное ветром и простором,
Венец земли хрустальный, драгоценный.
Оно всего прекраснее и выше,
Дороже всех земных богатств и власти,
Земному взгляду не проникнуть в тайну,
Но хочется взлететь и в нем растаять.
Ведь небо так похоже на тебя!
Ты знаешь, ты мне снилась этой ночью...
– А камни так угрюмы, так безмолвны.
– Ты знаешь, я хочу тебя увидеть...
– Слова бессильны, точно наши руки.
– Смотри, во тьме сплетаются дороги...