Он не стал более думать: дверь должна оставаться закрытой. Обегая дом вокруг, он приглядывался к окнам на втором этаже, прикидывая, как подняться наверх с помощью лестницы или чего-нибудь еще. Есть ли кто-нибудь дома? Неужели у Брендонов нет даже веревки с узлами на случай пожара? Наверное, нет: хорошие веревки завозили с Земли, они обходились в девяносто долларов за метр, и Харперы о такой ценности не позабыли бы.
Вот окно с открытыми ставнями, вверх струится дым...
Гиббонс завопил:
- Эй! Эй, там, дома!
У окна появилась фигура и что-то бросила ему.
Он автоматически подставил руки, подхватил - и еще в воздухе заметил, что ему кинули. Он постарался смягчить удар. В руках его оказался маленький ребенок. Гиббонс поглядел вверх и заметил руку, перевесившуюся через подоконник... Но тут крыша обрушилась, рука исчезла. Гиббонс быстро поднялся, держа на руках маленького... нет, это была девочка - и торопливо зашагал прочь от места трагедии. Едва ли в бушевавшем огне кто-то мог остаться в живых; оставалось только надеяться, что хозяева умерли быстро, и Гиббонс постарался не думать об этом.
- С тобой все в порядке, лапуся?
- Наверное, - ответила девочка серьезным тоном, - но маме ужасно плохо.
- Маме сейчас уже очень хорошо, дорогуша, - ласково произнес Гиббонс, - и папе тоже.
- Правда? - Дитя повернулось на его руках и попыталось посмотреть на горящий дом.
Он приподнял плечо.
- Правда. - И, крепко держа ее, направился в город.
На полпути им встретился Клайд Лимер, восседавший верхом на Баке. Клайд остановил мула.
- Вот вы где! Банкир, я хочу поговорить с вами.
- Потом, Клайд.
- Вы что, не понимаете? Мне нужны деньги. Все лето не везет - теряю все, к чему ни прикоснусь...
- Клайд, заткни хлебало!
- Что? - Лимер как будто только сейчас заметил ношу банкира. - Эй! А это не ребенок ли Брендонов?
- Да.
- Так я и подумал. А как насчет займа?..
- Я же велел тебе заткнуться. Банк не одолжит тебе ни доллара.
- Но вы хоть выслушайте. По-моему, общество должно помогать фермерам, если им не везет. Если бы не мы, фермеры...
- Слушай, ты! Если бы ты работал столько же, сколько говоришь, тебе не пришлось бы жаловаться на неудачу. У тебя даже в стойле грязно... А сколько ты хочешь за своего скакуна?
- За Бака? Э, я Бака не собираюсь продавать. Но вот что, банкир, у меня есть предложение. Вы человек добрый, хоть и грубиян, и я знаю, что вы не хотите, чтобы мои дети умерли с голоду. Бак - имущество ценное, и, наверное, его можно заложить за... примерно... ну скажите, за сколько?..
- Клайд, если ты действительно желаешь добра своим детям, перережь себе глотку. Тогда люди усыновят их. Никаких ссуд, Клайд, - ни доллара, ни дайма, но я куплю Бака у тебя прямо сейчас. Называй цену.
Глотнув, Лимер помедлил.
- Двадцать пять тысяч.
Гиббонс направился к городу.
- Двадцать тысяч! - поспешно сказал Лимер.
Гиббонс не отвечал. Лимер объехал банкира и встал перед ним.
- Банкир, вы берете меня за горло. Восемнадцать тысяч - и считайте, что вы обокрали меня.
- Лимер, я ничего не краду у тебя. Если хочешь - выстави его на аукцион, а я приму в нем участие, если пожелаю. Как по-твоему, сколько дадут за него на аукционе?
- Хм... тысяч пятнадцать.
- Ты так полагаешь? А я - нет. Я скажу, сколько ему лет, не заглядывая в зубы, и сколько ты заплатил за него у корабля. Я знаю, что себе могут позволить здешние и сколько могут заплатить. Ну, решай, - он же твой. Только имей в виду, что, сколько бы ты за него ни назначил, все равно придется платить десять процентов аукционеру; даже если мула не продадут. Но это твое дело, Клайд. А теперь убирайся с дороги; я хочу поскорей принести девочку в город и уложить в постель, ей пришлось нелегко.
- Ага... а сколько вы дадите?
- Двенадцать тысяч.
- Ну знаете, это грабеж!
- Можешь не соглашаться. Предположим, на аукционе ты получишь за него пятнадцать тысяч долларов, тогда на руки тебе выдадут тринадцать тысяч пятьсот. Но если аукцион оценит его всего в десять тысяч, - а это я нахожу более вероятным, - ты получишь лишь девять тысяч. Пока, Клайд, я тороплюсь.
- Ну хорошо... тринадцать тысяч.
- Клайд, я уже назвал свою цену. Тебе часто приходилось иметь со мной дело, и ты знаешь, если я сказал - все, значит, все, торговаться бесполезно. Но если добавишь седло, уздечку и ответишь мне на один вопрос, я утешу тебя еще пятью сотнями.
- Какой вопрос?
- Зачем ты подался в эмиграцию?
Похоже, Лимер удивился, потом безрадостно усмехнулся.
- Потому что свихнулся, если хотите знать правду.
- Мы все такие в известной мере. Это не ответ, Клайд.
- Ну что ж... Мой старик был банкиром и такой же цепкий, как и вы. У меня все было хорошо: респектабельная работа, я преподавал в колледже. Но платили не слишком много, а старик мой всегда фыркал, когда я оказывался без денег, совал нос не в свое дело, насмешничал. Наконец мне все так надоело, что я спросил у него: не хочет ли он отдать мне и Ивонне нашу долю, оплатив нам билет в "Энди Джи"? Мы уедем, и он избавится от нас.
К моему удивлению, он согласился. И я не передумал. По-моему, человек с хорошим образованием - как у меня - может преуспевать где угодно... Мы ведь собирались не на дикую планету, все-таки приехали со второй партией может, вы помните?
Но попали мы не туда, куда ехали, а в самую глушь, и мне пришлось делать такое, чем джентльмену заниматься не положено. Но вы только подождите, банкир; ребята подрастают, им потребуется образование посерьезнее тех пустяков, которые преподает миссис Мейбери в своей так называемой школе. Вот тогда-то я и понадоблюсь - и вы еще будете вежливо говорить со мной, звать профессором. Вы еще увидите!
- Желаю удачи. Так ты принимаешь мое предложение? Двенадцать тысяч пятьсот, включая седло и уздечку.