Наша небольшая группа уже второй день продвигалась в сторону канонады. Я, как более опытный и экипированный разведчик, шел впереди, за мной на удалении метров в восемьдесят, шли остальные. Того же Строгова и Павлова нагрузил своими пожитками, причем особист головой отвечал за их сохранность. Обоих научил пользоваться радиопередатчиком и, будучи в головном дозоре, регулярно поддерживал связь.
Выходить к окруженным войскам, которые в ближайшее время будут разбиты, конечно, не самая лучшая идея, но узел связи у них пока должен еще функционировать и отправить сообщение в Москву, о появлении у них в расположении Зимина, вполне по силам.
К вечеру добрались еще до одного прорванного рубежа обороны. Абсолютно такая же картина. Воронки, полуразрушенные траншеи, трупы и запах гари. Немцы даже не оставили трофейной команды и рванули дальше. На пределе слышимости ощущались звуки работы двигателей иногда выстрелы орудий.
Уставшие люди расположились недалеко от небольшой речушки, в перелеске, которых тут было в изобилии. Я присел чуть дальше и спокойно посматривал на спутников, с которыми свела судьба, при этом, не забывая контролировать окрестности. После того, как народ немного отдохнул, у людей появился зверский аппетит, но в суматохе отступления никто, не успел озаботиться продуктовым вопросом, поэтому все угрюмо сидели, стараясь не думать о еде. По молчаливому согласию, никто не поднимал эту тему. Остатки шоколада и пару консервов, которые я прихватил с собой, съели еще в вчера. А вечером похоронили Иволгина, не вынес дороги и внутреннее кровотечение. Без экстренной хирургической помощи у него не было шансов. Ближе к вечеру он еще раз пришел в себя. Когда я нагнулся к нему, он шепотом попросил навестить его семью в Москве и отдать его вещи. Эта фраза забрала все его оставшиеся силы. Он опять потерял сознание и через три часа умер. Мы его похоронили в лесу. Его летную кожаную куртку, шлем, и планшет с документами я забрал с собой, на немой вопрос Строгова ответил, что пилот из специального авиаполка НКВД. О его смерти нужно будет отчитаться.
Я, сидел и думал совсем о другом. Сейчас мы выйдем в расположение остатков частей 28-й армии, которые доживают последние дни. Мои спутники — остатки разгромленной 145-й стрелковой дивизии, которая должна была прикрывать с запада контрнаступление по деблокаде смоленской группировки. Странно, весь расклад по Смоленской оборонительной операции я передал Судоплатову еще неделю назад. Но как таковых результатов в изменении оперативной обстановки не увидел, ну разве что, вместо пяти дивизий, как в нашей истории, 28-й армии на этот момент было придано восемь. Причем, три дополнительных стрелковых дивизии, переданные из состава Резервного фронта, создавали эшелонированную систему обороны на пути 7-го армейского корпуса. 145-я, как и в нашей истории, приняла на себя первый и самый тяжелый удар немцев и в течение двух дней была разгромлена, вот благодаря такой расстановке сил, стремительного окружения группировки 28-й армии не получилось, и теперь немцы, следуя ранее намеченному плану, прорывались к Рославлю, пытаясь замкнуть кольцо окружения.
От тягостных мыслей о большой стратегии, меня отвлек вопрос Строгова. Я его пропустил мимо ушей, поэтому пришлось уточнить.
— Не понял, что?
— Товарищ капитан, что дальше делать будем? Люди, уставшие и голодные. Долго так не протянем, да и майору хуже стало.
— Хорошо, сейчас что-нибудь придумаю.
Поднялся, порылся в вещах и достал вторую радиостанцию второй 'ночник', которые были у Иволгина. В качестве сопровождающего для разведки решил взять артиллерийского лейтенанта, как более спокойного и выдержанного. На время, свою СВУ отдал Строгову, в ночном рейде она вряд ли пригодится, а Павлова перегружать лишним оружием тоже смысла не было, устраивать большую войны мы не собирались. Думаю, в окопах подберем ему что-то подходящее. Провел быстрый инструктаж по пользованию радиостанцией и 'ночником'.
Пока Павлов готовился к ночному выходу, я решил глянуть, что там с раненным майором. Он уже второй день без сознания.
Нагнувшись к майору, в полумраке сумерек попытался оценить состояние. На губах была видна красная пена. По еще многим показателям явно не жилец.
Девушка, которую звали Зоя, с надеждой глянула на меня.
Я глубоко вздохнул и отвернулся. Потом спокойно констатировал.
— Не жилец, к утру умрет.
— Вы врач?
— Да нет, скорее наоборот. Просто насмотрелся такого. Проникающее ранение грудной клетки, повреждены легкие, большая потеря крови, дыхание поверхностное, пульс еле прощупывается. Шансов нет, если не оказать немедленную хирургическую помощь.
Все сидели и молчали. А я повернулся к артиллерийскому лейтенанту.
— Ну что, освоился с радиопередатчиком?
— Так точно, товарищ капитан.
— Ну, тогда пошли, посмотрим, может, что и получится найти, людей кормить надо.
Через пять минут мы растворились в темноте леса. Я шел и про себя думал, какой позывной дать лейтенанту. Что-то настроение было не самое лучшее и никаких птичьих позывных на ум не приходило.
В итоге, решил не мучиться и сам обратился с вопросом к лейтенанту.
— Придумай себе позывной, а то что-то фантазия не работает.
— А можно 'Мозг'?
— С чего такой, странный позывной? У нас принято птичьи клички давать, как-то привычней.
— Да это у меня еще с артучилища. Я пошел в армию после второго курса института. На одном из занятий, наш преподаватель по баллистике меня так и назвал. Вот кличка и привязалась.
— Хорошо. Мозг, так Мозг. А в институте, на каком факультете учился?
— Математическом.
— Ну, тогда понятно, для артиллерии самое то. Приготовь оружие, одевай 'ночник', фуражку сними. На, вот возьми тактическую краску, измажь лицо, как у меня полосами, а то его метров на сто видно при хорошей Луне. Пошли, старайся не топать как слон и смотри под ноги, хруст веток ночью тоже далеко слышен.
Осторожно продвигаясь, вышли на открытое пространство. Вдалеке за линией окопов, в развалинах небольшой деревеньке явственно были видны немецкие танки и несколько грузовых автомобилей, вокруг которых расхаживали солдаты. Ветер был на нас, поэтому очень быстро ощутили запахи стоящей на отдыхе воинской части. Что особенно раздражало, так это отдельно стоящая полевая кухня, с которой раздавали ужин. Нам, полуголодным, это было особенно труднопереносимо. Ну, я то, еще терпимо, только сутки не ел. А вот лейтенанта было жалко. Мы склонили головы друг к другу и стали шептаться.
— Павлов, значит так, я пойду, пробегусь по окопам, может, что и найду для вас. Ты с этого места наблюдаешь за немцами, и, даже если начнется стрельба, не вмешиваешься. Стрелять начнешь только тогда, когда получишь команду. Сейчас ты просто наблюдатель. Понял?
— Так точно, товарищ капитан.
— Вот и хорошо. Смотри внимательно. Я пополз.
Проведя такой вот инструктаж, сам через поле, от воронки к воронке стал продвигаться к линии окопов. На всякий случай, лежа в одной из воронок, пока догорала пущенная немцами осветительная ракета, накрутил и на пистолет массивный глушитель. В случае чего, он грохочет намного тише, чем тактический глушитель автомата и это может дать некоторое преимущество. Еще одно приготовление заключалось в том, что достал из подсумка две светошумовые гранаты, которые в последнее время стал с собой почти всегда брать, и положил в кармашек, чтоб можно было сразу ими воспользоваться.
Двигаясь короткими перебежками, и иногда ползком, добрался до второй линии окопов. Тут разрушения были меньше, поэтому найти что-нибудь из съестного было более вероятно.
Судя по сырой земле, окопы были вырыты совсем недавно. Спрыгнув в ход сообщения, уже более спокойно пошел в сторону командного пункта, по возможности осматривая боковые ответвления, на предмет солдатских вещмешков.
Когда нужно было рассмотреть что-то более детально и света луны не хватало, включал небольшой инфракрасный фонарь, который шел в комплекте с прибором ночного видения.
Пару раз, Павлов заметив вспышки моего фонаря, вышел на связь и попросил быть осторожнее и не выдавать себя, на что получил вполне логичный ответ:
— Посмотри без прибора, видишь свет фонаря? Нет. Вот и немцы не видят. Все успокойся, не отвлекай.
После чего, я принялся шарить по покинутым окопам, заглядывая в ячейки и пулеметные гнезда, в надежде найти оставленные боеприпасы и консервы. Как нормальный солдат, я вытаскивал документы у каждого попавшегося мне погибшего бойца. Если получится выйти к своим, можно будет, хоть таким образом, сохранить о них память. Чтоб родные и близкие знали, где погиб человек, и не считали его пропавшим без вести. Они выполнили свой долг. И забывать о них будет преступлением.
Мои поиски увенчались успехом. В одном из ходов сообщения нашел убитого бойца с вещмешком, который никто не успел распотрошить. Там нашел две банки тушенки. Рядом, недалеко от пулеметной позиции, лежал солдат подносчик, с цинком винтовочных патронов. У него из брезентовой сумки позаимствовал две наступательные гранаты. А и сам цинк прихватил, вдруг пригодиться. Винтовки Мосина, которыми были вооружены бойцы, принципиально игнорировал, больше искал автоматическое оружие.
По количеству погибших и виду разрушений, можно было сказать, что возле командного пункта батальона разыгралась самая ожесточенная схватка. Тут бойцы уже лежали вперемешку и под ногами при каждом шаге звенели стрелянные гильзы.
Около получаса пришлось переходить от тела к телу, разыскивая боеприпасы и продукты, доставая красноармейские книжки. У мертвого капитана позаимствовал полевую сумку, куда сложил все найденные личные документы красноармейцев и командиров.
Результатам таких поисков оказались еще несколько гранат, и практически целый пулемет Дегтярева и три диска к нему. Вот как раз цинк с патронами и пригодится.
— Мозг, это Феникс.
— На связи.
— Что у тебя там?
— Пока все тихо. Немцы ближе не подходят.
— Хорошо. Перемещайся ко мне, я тут пулемет нашел, надо его забрать и набить диски патронами.
— Понял. Сейчас подойду.
Пока Павлов сюда подойдет, решил еще пошарить по окопам. Все-таки столько бесхозного оружия и боеприпасов. Хотя немецких трупов не видно, значит, своих они убрали в первую очередь.
Минут через двадцать, когда я еще нашел ППД и пытался оценить, насколько он пригоден, для использования, в проходе показался крадущийся Павлов, который по дороге прихватил винтовку.
Я ему помахал рукой. Увидев меня, он приблизился и мы зашептали.
— Павлов, смотри, вот пулемет, и три диска к нему, проверь, рабочий ли он, и если да, набей диски, вон я целый цинк с патронами нашел. А я пока за немцами посмотрю и немного еще пошарю по окопам. Этот ППД кажется поврежден. Надо что-то еще Строгову найти.
Дождавшись его кивка, пошел дальше, осматривая всех попадавшихся мертвых бойцов, вдруг кто-то живой остался.
Но тут меня срочно вызвал Павлов.
— Феникс, это Мозг.
— На связи.
— Справа от вас вижу движение. Светят фонарями, вроде как немцы.
— Понял, сейчас гляну.
Чуть приподнявшись над окопом, увидел метрах в сорока идущую четверку немцев. Они, освещая фонариками окопы, выискивали оставшихся в живых. И судя по раздавшейся автоматной очереди, еще и добивали.
— Феникс, что делать?
— Оставайся на месте, я отхожу к тебе.
Двое немцев спрыгнули в окоп и стали шарить по карманам убитых, попросту говоря, мародерничали. Другие два остались наверху, стоя на бруствере, для прикрытия.
Пришлось снова отступать по ходу сообщения к Павлову. Но немцы шли так, что могли спокойно разглядеть, если мы попытаемся покинуть окопы. Пока была возможность, Павлов вооружившись штыком затаился в полуразрушенном блиндаже, а я приготовив для стрельбы 'Глок-17' с глушителем, отошел чуть назад и спрятался за поворотом, ожидая когда один из немцев залезет в блиндаж. Тогда у меня будет возможность положить остальных трех.
Немцы, спокойно переговариваясь, приближались. Один из них рассказывал что-то смешное и трое остальных периодически начинали смеяться. Такая беззаботность меня разозлила.
Поэтому сквозь зубы зашептал:
— Мозг, что там, готов?
— Да готов.
— Как прирежешь одного, сразу дай знать. Я тут остальных приложу.
Время текло раздражающе медленно. Вот раздались шаги и скрип земли под сапогами и уверенные голоса.
Выглядывая из-за поворота, прикрываясь телом убитого бойца, осторожно посматривал за немцами. Вот они начали ощупывать карманы пулеметного расчета. Один, быстро разочаровавшись, осветил фонариком вход в блиндаж и двинулся туда. Время спрессовалось. Осторожно поднимаю пистолет с толстым стволом глушителя на немца, стоящего на бруствере. В блиндаже раздается вскрик и хрип.
Выстрелы из пистолета, снаряженного глушителем, напоминают щелчки хлыста отрывистые, и резкие. Хлоп. Хлоп. С бруствера в окоп падает тело дальнего немца. Второй так и остается лежать, только винтовка, звякнув, упала. Третий, оставшийся в окопе, среагировал вполне предсказуемо. Рванув в сторону блиндажа, услышав хрип своего товарища, вполне красиво повернулся ко мне спиной. Хлоп. Хлоп. Он так и остался лежать, обняв тело погибщего красноармейца. Выскочив из своего убежища, пригнувшись, подбежал к телам, и уже почти открыто каждому еще раз выстрелил в голову. После чего тела поскидывал в окоп, где у меня будет возможность спокойно покопаться у них в карманах.
Павлов, выполз из блиндажа, со штыком от трехлинейки в одной руке и ТТ в другой. Мы осторожно выглянули из-за бруствера и огляделись, чтоб в будущем опять не получить сюрприз в виде того, с которым только что разобрались.
Пока я копался в карманах немцев и стягивал с трупа подсумок с магазинами для МП-40, Павлов чуть нервно, но уже более уверенно стал продолжать набивать диски для пулемета Дегтярева. Документы убитых немцев и их медальоны тоже прихватил для отчетности.
На этот раз мы отошли в небольшое ответвление, так, чтоб можно было контролировать все подходы.
Когда уже вроде как все было собрано и приготовлено для отхода, невдалеке опять заметили движение. Но судя по тому, что люди шли скрытно, они вряд ли были немцами. На это раз решили поступит несколько проще.
Я выбрался за бруствер, стал ожидать гостей, приготовив уже свой короткоствольный автомат с глушителем. Павлов, снарядив пулемет, залег в окопе, взяв на прицел весь проход.
Минут через пять раздалось шуршание, осторожные шаги и тихий голос. В проходе появились несколько людей в камуфляжных костюмах, советского образца. Один из них сразу стал ощупывать трупы немцев.
— Вот они, товарищ сержант.
— Так они уже трупаки, может не те?
— Эти. Они еще теплые и в карманах у них кто-то уже покопался.
— Кто их так мог, сразу четверых, прирезать.
Раздалось шуршание. Я со своего места видел как один снова начал шарить по трупам.
— Товарищ сержант, а их не прирезали. Вот все трое в голову застрелены.
— Ничего не понимаю.
Ну, я, в отличие от сержанта, то примерно понял. Наша разведка шарит у немцев по тылам и скорее всего, собирались этих четырех отработать, троих прирезать и одного с собой утащить. А тут мы с Павловым мародерничаем. Придется выходить на сцену. Осторожно подполз к брустверу, вытащил пистолет с глушителем. Дождавшись момента, когда один из бойцов поднимет голову и окажется на моем уровне, упер ему в затылок ствол и тихо, почти на ухо сказал.
— Спокойно, не дергайся. Подзови сержанта, скажи, что с ним поговорить хотят.
Но все остальные бойцы разведгруппы услышали новый голос, и синхронно повернули головы. Кое-кто схватился за оружие.
Боец, продублировал мой приказ.
— Товарищ сержант, тут с вами поговорить хотят.
— Кто?
— Не знаю, но ствол мне в затылок уперся.
Тут я решил выйти на сцену поактивней.
— Сержант, времени мало, скажи своим, чтоб не дергались, иначе гранат в окоп накидаю.
— Человека отпусти.
— Щас. Поговорим, потом отпущу. Ну?
Смотрю, он еще сомневается. Я спокойно, в полголоса говорю.
— Павлов.
В стороне прохода раздался лязг затвора пулемета. Разведчики были не дураки, сразу поняли, что это за звук. После небольшой паузы, сержант согшласился.
— Хорошо.
Он спокойно подошел ко мне ближе, хотя трое его человек меня взяли на прицел.
— Сержант, представьтесь.
Тот посопел носом, но не стал качать права.
— Сержант Никоноров. 222-я стрелковая дивизия.
— Понятно. Капитан Зимин, разведка главного управления госбезопасности. Боец свободен, дай мне поговорит с сержантом.
Отпустив бойца, сам спрыгнул в окоп. Разведчики сами облаченные в армейские маскировочные костюмы, двухцветки, с удивлением рассматривали при слабом освещении мой наряд. Но все еще меня держали на прицеле. Сержант сразу обратился, показывая рукой в сторону мертвых немцев.
— Товарищ капитан это вы их?
— Да пришлось, не вовремя они на нас вышли. Значит так сержант, я не знаю какое задание тебе дали, скорее всего 'языка' приволочь, но у меня особые полномочия. Вся твоя группа поступает в мое распоряжение.
— Товарищ капитан я не могу, у нас языка ждут. И так еле держимся.
— Сержант, у меня особый груз который еще вчера должен был быть в Москве. Если он попадет к немцам, это будет намного хуже.
— Товарищ капитан, что делать?
— Далеко тут до наших позиций?
— Километров восемь, если через лесок и речку. А по прямой, километра три.
— Значит так, твои люди обязаны помочь моей группе пройти через линию фронта, к ближайшему особому отделу, желательно дивизии не ниже. В метрах двухстах расположились окруженцы. С ними особист 145-й дивизии и груз. Сейчас отправишь двоих человек с моим лейтенантом в лес, и вместе с ним пусть проводят группу к нашим. А мы тут с тобой посмотрим, чтоб шума не было, а то наследили. Если что прикроем отход.
И кивнул в сторону мертвых немцев. Подозвав Павлова, объяснил ему ситуацию. Тот вместе с двумя разведчиками, забрали с собой все, что мы приготовили, пулемет, немецкий автомат, полевую сумку с документами погибших бойцов и убитых немцев, и вещмешок с собранными продуктами.
Но один из магазинов для МП-40 я оставил себе, нащелкал восемь патронов себе в руку и когда бойцы уползли с Павловым, достал из пистолета магазин и снарядил его.
Все это время сержант с интересом наблюдал за моей экипировкой и особенно его заинтересовал пистолет с глушителем.
— Это та штука, из которой вы немцев постреляли?
— Ага, глушитель называется.
— Я такие видел, только для наганов. Но к нам не попадали.
— Ну, это немного другого типа, специально для осназа НКВД делался. Ладно, пока наши будут по лесу ходить, надо подумать, где мы 'языка' возьмем и если возьмем, как его унести и не помещать моей группе спокойно выйти в расположение наших войск. Риск конечно велик, но мне тоже интересно знать, что тут немцы на завтра задумали.