- Алеша, не увлекайся, - маскируя угрозу в голосе, - произнесла Евгения Викторовна, оторвавшись от Ники. Затем, подумав, - А откуда у вас тут столько спиртного?
- Это, уважаемая Евгения Викторовна, - ответствовал Макс, вонзив штопор в пробку бутылки немецкого вина "Молоко любимой женщины", - наш стратегический медицинский запас на случай разных недугов. Вот, давеча, Юля ноги промочила. Пришлось растирать водкой. Или, скажем, вино. Так спасаемся от малокровия. Давно известно, что горцы, регулярно потребляющие молодое вино, отличаются самой высокой продолжительностью жизни.
- Ладно философствовать, - вмешался Алексей Эдуардович, глаза которого следили за бутылкой водки, как радар за стратегическим бомбардировщиком, разливай.
Разлили, выпили. Потом опять разлили, выпили. На этот раз за Лелиных родителей - "давших миру сокровище, блистающее среди шлаков человеческих пороков и лживых страстей" - уже заплетающимся языком продолжал свою сагу Макс. Леха включил музыку и в палате сразу стало пьяно и весело. Разливали уже не стесняясь. Потом на свет извлекли ещё пару бутылок. В разгар веселья в палату поскребся Збарский - вестник приближающегося отбоя, но увидев в комнате сановную фигуру Алексея Эдуардовича, стушевался, извиняясь за беспокойство. Уже изрядно набравшийся Лелин родитель, до этого предпринимавший неуклюжую попытку пригласить Нику на танец, узрел голову куратора в проеме двери, и, подобно загулявшему барину, решившему облагодетельствовать попавшего под руку холопа, сгреб в охапку тщедушное тело Сергея Матвеича и потащил его к столу. В комнате ещё долго стоял жужжащий гомон, стало душно от сигаретного дыма.
К полуночи веселье постепенно стало стихать. Макс подобрался поближе к Лелиному отцу и пытался пить с ним на равных. На восьмом стакане он сошел с дистанции, упав на сложенные на столе руки.
- Еще один скопытился, - зафиксировал Леха.
Леля с матерью уже давно забрались с ногами на кровать, где, наболтавшись о последних новостях, уснули, устав от дневного напряжения. К ним подошла Юля, и, увидев, что они спят, тоже улеглась на свою кровать, не раздеваясь. Соня вот уже полчаса назад ушла в туалет и все не возвращалась от туда. Ника, единственная из всей компании сохранившая ясность сознания пошла в туалет проверить Соню. Она нашла подругу лежащую на лавке в предбаннике с бутылкой водки в обнимку. На её лице застыла счастливая улыбка. Ника не стала её будить, лишь вытащила из её рук бутылку, переложила Соню в более удобное положение и, сняв с себя свитер и скрутив из него валик, положила ей под голову.
- Спи спокойно, подруга, - пожелала Ника Соне.
Уже перевалило за полночь, когда Леха, сильно сблизившийся с Алексеем Эдуардовичем на почве выпивки и любви к горным лыжам, достал последнюю бутылку.
- Последняя, Эдуардыч, - с сожалением сказал он, откупоривая бутылку.
- Слушай, Лех, может сгоняем в Можайск, ещё возьмем, - предложил пьяный Лелин родитель.
- Нее, - не поддержал собутыльника Леха, - могут по репе надавать. Пойдем по палатам пошманаем, может братки чего дадут.
- Какие братки?! - пьяно испугался Лелин папа.
- Свои, не боись, - успокоил его Леха. - Студенты, е-мое.
Обнявшись и захватив пьяного Збарского, который все ещё не спал, хотя уже и не бодрствовал, они пошли к выходу, столкнувшись на пороге с Никой.
- Макс в дрова пьяный, - совершенно трезво прошептал ей Леха, поймав её за руку. - Я сейчас Лелькиного отца к Збарскому в комнату пристрою, потом мы Макса оттащим в его палату, пускай там дрыхнет.
- Хорошо, Леш. А ты где будешь спать? - заботливо спросила Ника.
- Я у Макса перекантуюсь. Там куча кроватей свободных. Мужики все по бабам разошлись. Можно хоть роту разместить, - сказал Леха и потащил пьяных старших товарищей на ночлег.
Ника зашла в комнату, поморщилась при виде грязной комнаты с опрокинутым стулом - неудачная попытка Збарского встать самостоятельно, раскиданными тут и там пластиковыми стаканчиками и тарелками с остатками пищи, банкой из под красной икры с тлеющими в ней окурками. Посередине всего этого дремал Макс, уложив голову на сложенные руки.
- Кто же весь этот срач убирать будет? - обращаясь к самой себе спросила Ника.
- Завтра уберем, - ответили из Юлиного угла.
- Шурупчик, ты не спишь что ли? - удивилась Ника. - Пойдем, курнем на балконе, пока Леха не пришел.
Юля нехотя встала и пошла вслед за Никой на балкон. Только они затянулись, как в палату зашел Леха. Прошагав до балконной двери, подтянувшись на косяке, он мощным рывком выбросил свое тело к перилам.
- Ну, кто тут следующий на транспортировку? - сказал он и, выхватив у Ники сигарету, затянулся.
- Макса надо отнести, - зевнув, сказала Ника. - Надо же как набрался.
- Макса, так Макса, - согласился Леха. В его голосе прозвучали безразличные нотки кладбищенского могилокапателя, давно потерявшего счет трупам.
Он вошел в комнату, подошел к Максу, ухватил его со спины за подмышки и, зафиксировав того в вертикальном положении, подлез под левую руку обмякшего друга, обняв его за талию.
- Эй, женщины, подсобите, - крикнул он, обнаружив, что несмотря на стройный стан, Макс был неожиданно тяжел.
Тут Юля подошла к Максу с другого бока и попыталась сделать тоже самое, что Леха, со своей стороны. Втроем они начали напоминать остатки партизанского отряда, выходящего из окружения. Волоча бесчувственное тело, по коридору, они направились на первый этаж в мужскую половину корпуса. Дотащив пьяного друга до кровати, они осторожно, уложили его.
- Слушай, Юлька, ты накрой его чем-нибудь, а я пойду отолью, а то сейчас обоссусь, - распорядился Леха.
Он вернулся только через пятнадцать минут, забежав ещё на пару минут к Нике, чтобы убедиться, что она в порядке. Зайдя в палату он не стал включать свет, а пошарив в темноте рукой, нашел свободную койку и улегся. Из угла, где покоилось тело Макса, доносилась какая-то возня. Леха прислушался к беспокойному сну товарища, пока не понял, что Макс был не один. Второе открытие его удивило ещё больше, потому что он услышал порывистый шепот Юли Шкарупиной.
- Макс, мне так хорошо... - все что смог разобрать Леха.
"Ну, и дела", - подумал он про себя.
Студенческий этикет приписывал в таких случаях делать вид, что ничего не происходит. Сексуальная жизнь студентов была их личным неприкосновенным завоеванием. Каждый мог её вести с кем хотел, когда хотел и где хотел. Однако, что-то Лехе на давало покоя. Он понимал, что сейчас не тот распространенный случай любви по обоюдному согласию. Прожив с девочками две недели, он узнал про них многое, а уж кто из них был девственницей, он мог определить с точностью подросткового гинеколога. Он точно знал, что у Юли не было до этого мужчин. Еще он точно знал, что произойдет сейчас. Пьяный в стельку Макс, даже не соображающий, кто с ним, отзовется на позывы похотливой мужской плоти и трахнет эту наивную девочку. С таким же успехом он может трахнуть и Леху Максу сейчас все равно. Лехе стало жалко Юлю. Он сам помог стать женщиной полудюжине девиц, но, понимая, как важен первый сексуальный опыт, он всегда обставлял это так, чтобы оставить у женщины яркое незабываемое ощущение пьянящего счастья. Не всегда он потом считал нужным это счастье закрепить дальнейшими встречами, но в памяти всех его партнерш он навсегда застревал как нежный и опытный любовник.
Лехе относился к наивным Юле и Леле, как если бы они были его провинциальными кузинами, приехавшими из Вышнего Волочка в Москву посмотреть на Красную площадь. У него была естественная потребность их защищать.
Он встал, подошел к любовникам, дотронулся до плеча Юли, но вдруг его остановил вполне трезвый голос Макса:
- Отвали, бодибилдер, не видишь, я с дамой.
Юля, стесняясь Лехи, но не в силах справиться с собой, добавила:
- Леш, я ОК, не волнуйся...
Леха выругался про себя. Зачем он поперся спасать Юлю? Знает ведь она, на что идет. Как будто на неё в парке в Люберцах ночью студенты ПТУ напали.
"Пошли, вы все!" - обращаясь собирательно, бросил Леха и улегся на кровать, зарывшись с головой под одеяло.
Юля действительно знала, на что шла. Она ждала этого момента уже давно. Она не знала, случится ли это сегодня, завтра, через год, но она хотела этого и не собиралась отступать. Ее наивность убеждала её в том, что переспав с Максом, она наконец получит его целиком. Он станет "ее парнем" и они будут вместе. Она была сильно влюблена в него, очень сильно, до потери бдительности.
Она ощутила в себе легкую дрожь и какую-то сырость между ног, когда опытные руки Макса по хозяйски стали шарить по её телу. Он задрал свитер, расстегнул бюстгальтер и впился в её грудь. "Ой, не пахнет ли от меня потом?" - мелькнуло в голове у Юли. Но Макс грудь не опускал, значит его это не волновало. Потом он взял её руку и направил себе в пах, делая поглаживающие движения. Леля ухватилась за что-то скользкое и упругое, вибрирующее в её руках. "Это" было ещё к тому же густо засеяно волосами у основания. И тут её озарило, ЧТО же она держала в руках и терла пальцами, как будто поглаживала морскую свинку. Ей стало гадко. Однако, Макс, почувствовав, что ритм её ослаб, спросил задыхающимся шепотом:
- Ты что, девочка что ли?
- Нет, - ответила она, - но женщиной я ещё стать не успела.
Юля удивилась вопросу Макса, ей казалось, что "девочка" относится к периоду жизни до начала менструаций. Она вспомнила невзрачный продукт отечественной полиграфии "Девочка. Девушка. Женщина", который им, девятиклассникам, на уроках этики и эстетики семейной жизни раздавала стыдливая биологичка, сохраняя при этом на лице выражение монашки встретившей в рыбной лавке куртизанку.
Все таки, по Юлиным оценкам и, следуя классификации брошюры, она ещё в школе стала девушкой. Странный какой-то вопрос.
Макс, осмыслив глубины Юлиной неопытности, решил действовать иначе. Он попросил её расслабиться, лечь и подумать о чем-нибудь приятном. Сам, освободив её от джинсов, оказавшихся под ними колготок и трусов, продолжал ласкать её грудь. Но делал это нежнее, слаще и через пару минут Юля начала постанывать.
- Макс, мне так хорошо, - выдавила она хрипло.