Стрелка на шкале прошла отметку 3600 фунтов… 3620…
— Выровнять угол скольжения, — распорядился Боннетт.
Гарсия выполнил приказание.
— Далеко до дна?
Рэмси заставил себя взглянуть на приборы.
— Пятьдесят футов.
— Вниз, — скомандовал Боннетт.
Палуба снова накренилась.
Теперь весь экипаж не отрывал глаз от огромного экрана, расположенного под счетчиком давления.
— Есть! — воскликнул Гарсия.
Казалось, что из зеленого тумана перед ними вынырнуло, вырванное прожекторами из темноты, подобие пирога, состоящего из красного ила. По нему шли диагональные однотипные чешуйчатые полоски. И никаких признаков животного или растительного мира.
Гарсия выровнял плоскости носовых рулей, и «Таран» мягко опустился на дно, подняв облако красного ила, которое тут же заволокло экран.
— Заглушить двигатель, — сказал Боннетт.
Рука Гарсии уже лежала на выключателях. Моторы замолчали.
— 8640 футов, — прошептал Рэмси.
— Новое мировое достижение, — произнес Гарсия.
Спарроу вышел на середину отсека.
— Благодарю Тебя, Господи, — произнес он.
— Я пришел к выводу, что я — обыкновенный трус, — сказал Рэмси. — За всю свою жизнь это первый случай, когда я пришел к этому выводу с такой легкостью.
— Кто-нибудь ощущает последствия высокого давления? — спросил Спарроу.
— Я все еще чувствую себя дураком, — сказал Гарсия.
— Кто-нибудь еще?
Рэмси кивнул и принялся внимательно изучать показания приборов на пульте.
— Диффузия 21,4 %, — сказал Боннетт.
— О великий Боже на небесах!
— А где бы еще ему быть? — спросил Гарсия.
— Здесь идет холодное течение, прямо через нас, — ответил Рэмси.
— Господь распростер над нами свой покров, — сказал Спарроу.
— Свора преследователей к югу от нас на расстоянии восьми тысяч ярдов, — сказал Рэмси.
— Что-нибудь указывает на то, что они нас почуяли? — спросил Боннетт.
— Ничего.
— Они не будут искать нас там, где они точно уверены, что нас нет, — сказал Гарсия и усмехнулся. — В этом нет ничего удивительного. Мне тоже не верится, что я здесь.
— Исчезаем под холодным течением, — сказал Рэмси.
— Командир и Господь Бог — старые приятели, — заметил Гарсия. — Хорошие старые друзья. Постоянно делают друг другу приятные сюрпризы, — он слегка пошатнулся.
Рэмси схватил Гарсию за запястье, посмотрел на показания его «вампира».
— Диффузия в норме. Что это…
— Различные реакции на кислород, — отозвался Боннетт.
— Что это с вами? — голова Гарсии покачнулась, и он вылупив глаза уставился на них.
— Спокойно, Джо, — попросил Спарроу.
— Спокойно? Я знаю тебя, командир! — он скосил глаза на Спарроу. — Ты вновь пришедший Царь Давид. Я услышал тебя, — он тряхнул осоловелой головой и высоко поднял правую руку. — «В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал, и он услышал из святого чертога Своего голос мой, и вопль мой дошел до слуха Его».[21]
— Все в порядке, Джо. Пойдем и ляжем в кроватку.
Взяв Гарсию за локоть, Спарроу повел его к двери.
— Пусти меня, — сказал Гарсия. Он оттолкнул руку Спарроу, качнулся, но удержался на ногах и повернулся к Рэмси.
— Я все о тебе знаю, мистер долговязый Джон Рэмси. Ты суешь нос в мои дела! Считаешь, что что-то знаешь обо мне. А ты ничего не знаешь, ничего!
— Достаточно, мистер Гарсия, — в голосе Спарроу послышались железные нотки, слова прозвучали резкой командой.
— Простите, командир, — он повернулся к двери. — Пойдем. Я устал.
Спарроу внимательно посмотрел на Рэмси, а затем, повернувшись, повел Гарсию к выходу.
В отсеке центрального поста повисла тишина, прерываемая лишь слабым жужжанием механизмов.
— Долговязый Джон? Откуда у тебя такое прозвище? — спросил Боннетт.