Тогда Джим понял, что икать мог только один человек, находившийся гораздо дальше сзади, то есть не кто иной, как Лахлан.
По-видимому, предвкушение близкого сражения вызвало у Лахлана приступ икоты. Но только не страх - такую возможность Джим просто выбросил из головы.
Лахлан принадлежал к числу тех, кто никогда не испытывал страха в подобных ситуациях. Вероятно, причиной икоты было возбуждение и напряженное ожидание. Но все равно это интересно.
Это особенно интересно потому, что, когда Джим сам начал икать вчера, выпив слишком много вина, Лахлан выразил удивление и сказал, что Джим, дескать, не мог опьянеть - еще ведь так рано. Похоже, Лахлан давеча решил, будто перед ним человек, обладающий той же, что и он сам, особенностью организма, и сделал вывод, что Джим получил некое ошеломляющее известие.
Впрочем, всадники, которые уже подъезжали к участку тропы, зажатому между двух склонов, вряд ли могли услышать икоту шотландца. А если бы и услышали, то столь странный, да еще в столь неподходящем месте звук едва ли мог встревожить их или привлечь внимание.
Мак-Дугал надвигался. Он был великолепен, восседая с прямой, как палка, спиной на украшенном прекрасным чепраком, закованном, как и его обладатель, в доспехи коне. На расстоянии трех конских корпусов за ним следовал, очевидно, слуга на маленькой лошадке с широкими копытами, который вел под уздцы лошадь поприличнее, нагруженную багажом. За слугой ярдах в трех ехали в два ряда всадники в легких доспехах. Их оказалось восемь. Очевидно, они охраняли золото, которое - как и предсказал Лахлан - покоилось в двух разукрашенных сундуках, взваленных на спины двух вьючных лошадей, что шествовали между четырьмя передними и задними всадниками.
Джим решил не давать сигнала к атаке, надеясь, что Дэффид сам разберется, в какой момент стрелять. И хотя Джим как будто был готов к этому, он все же вздрогнул, когда четверо всадников, ехавших позади, вдруг свалились с седел или неестественно склонились к шеям своих коней, причем из спин их торчали стрелы.
Тут все разом и началось. За спиной Джима раздался дикий вопль, и совершенно голый Лахлан ринулся к тропе, оставив позади Геррака и его сыновей, но и те вдруг тоже сорвались с места.
Когда кони рванулись вперед, начался невообразимый хаос, как и во всех битвах, в которых довелось участвовать Джиму.
Его собственный конь, Оглоед, наткнулся на дерево, и Джим отстал от де Меров. Через несколько мгновений, когда он выехал на тропу, Геррак уже покончил с одним из людей Мак-Дугала, обрушив на него всю свою богатырскую мощь, и энергично и наглядно доказывал с помощью меча свое превосходство другому шотландскому латнику.
На первый взгляд, все шло хорошо; но тут Джим заметил, что один из сыновей Геррака упал с коня, а двое других отступают под натиском шотландцев, несмотря на свое могучее сложение и силу.
Слишком многое тут зависело от опыта. Джим не сомневался, что такой отец, как Геррак, заботился о том, чтобы его сыновья ежедневно упражнялись в обращении с оружием и устраивали между собой учебные бои. Но никакая подготовка не могла научить и половине того, чемy учит первое сражение. Это Джим знал по собственному тяжкому опыту.
Брайен не раз говорил ему, что в лучшем случае его можно назвать довольно посредственным бойцом. О том, как он владел копьем, не стоило даже упоминать; с прочими видами оружия четырнадцатого столетия он обращался не более чем сносно.
Однако Брайен заметил, что Джим добился кое-каких успехов в работе с широким мечом и щитом.
После долгих мучений Джим в конце концов научился наклонять свой щит так, чтобы меч противника просто соскальзывал. Это, да еще природная склонность Джима к тому стилю фехтования, в котором меч используется скорее как дубина, наконец заставило Брайена сделать вывод, что Джиму в экстренных случаях следует пользоваться именно широким мечом и щитом.
Конечно, обстоятельства могли изменить этот выбор, как произошло во время дуэли с сэром Хьюго де Буа де Маленконтри, прежним владельцем замка Джима.
Тогда Джим одержал победу в схватке на длинных двуручных мечах - впрочем, лишь благодаря тому, что сэр Хьюго оказался немного тяжеловат, а у него, Джима, были довольно сильные и быстрые ноги.
Лахлан успешно перерезал подпруги обеим лошадям, которые везли золото, и оба сундука оказались на земле. Лахлан же, голый, с кинжалом в руке, плясал вокруг слуги, доставшего откуда-то из-под своей одежды боевой топор с короткой рукояткой.
Однако Вильям едва держался в седле и явно нуждался в помощи, но его брат, сам оказавшийся в затруднительном положении, ничем не мог облегчить его участь, а Геррак и Жиль были слишком далеко.
Внезапно у Джима закипела кровь. Издав жуткий воинственный клич, он пришпорил Оглоеда и устремился на помощь сыну Геррака.
Глава 18
Джим налетел на латника, теснившего Вильяма де Мера, и нанес ему такой удар мечом, что шотландец едва не вылетел из седла. Тут сыграли роль и тяжелые доспехи Джима, и вес его скакуна. Оглоед вообще-то был довольно крупным конем, а теперь он к тому же разъярился. Никогда прежде Джим не пришпоривал его. Желая отыграться на ком-нибудь, все равно на ком, Оглоед, как заправский боевой конь, встал на дыбы, заржал и саданул копытами явно уступавшую ему габаритами лошадь шотландца.
Но Джиму некогда было вникать в тонкости, поскольку он уже вовсю рубился с шотландцем. Тот удержался в седле и выпрямился, однако неожиданное появление второго противника на здоровенном коне, к тому же привставшего на стременах, заставило латника перейти к обороне.
Про Вильяма забыли, и он отъехал в сторону, прижимаясь к шее своего коня, в то время как его бывший противник полностью переключился на поединок с Джимом Будь Джим хоть чуть-чуть поспокойнее - позднее он понял, что ему, вероятно, отчасти передалось воодушевление Лахлана, поскольку голый человек, бросающийся с одним кинжалом на закованных в латы противников, производил поразительное впечатление, - ему, может статься, и не повезло бы в этой схватке. Джим просто подавил своего противника весом и силой и в конце концов вышиб его из седла, совсем в стиле Геррака.
И вдруг на поле брани все стихло. Лошади и люди стояли, тяжело дыша, или лежали на земле. Никто не двигался с места, пока Геррак, проворно, словно двадцатилетний юноша, соскочив с коня, не бросился к своему сыну: того выбили из седла.
- Алан! - горестно воскликнул Геррак. Он упал на колени возле своего сына и положил его голову себе на колени. - Алан...
Толстыми дрожащими пальцами он принялся расшнуровывать шлем Алана. Наконец шлем был снят, и показалось белое как полотно лицо юноши с закрытыми глазами.
У Джима сжалось сердце. Алан был старшим сыном. Для Геррака смерть первенца могла оказаться слишком тяжелым ударом; несомненно, Геррак долгие годы как неосознанно, так и сознательно готовил Алана к тому, чтобы тот стал хозяином замка и всех земель рода де Мер.
Джим сошел с коня, протиснулся между Лахланом и сыновьями сэра Геррака и опустился на колени возле Алана. Поднеся руку к приоткрытому рту юноши, Джим улыбнулся Герраку, который держал голову Алана в своих руках и раскачивал ее из стороны в сторону, словно баюкая малое дитя.
- Он дышит, - сказал Джим.
Геррак заплакал.
Прежде Джим поразился бы, увидев такого человека плачущим. Но он уже знал, что в четырнадцатом столетии и мужчины, и женщины плакали так же легко, как дети. О, конечно, у Геррака были на то причины, ведь его сын оказался жив.
- Помогите! - обратился Джим к сыновьям Геррака. - Помогите снять с него доспехи - осторожно. Я посмотрю, что можно сделать.
Услышав обещание мага заняться Аланом, остальные сыновья, в том числе и Жиль, зачарованно смотревшие на своего брата, вышли из оцепенения. Они сгрудились вокруг Алана и начали бережно снимать с него доспехи.
Джим осторожно ощупал тело Алана, но не обнаружил никаких признаков ранения. Затем он взял безжизненную кисть и нащупал пульс; тот оказался хотя и ровным, но довольно медленным.
Джим нахмурился, но тут же расправил брови, заметив страх в глазах Геррака.
- Похоже, Алан не ранен, - сказал Джим. - Единственное, что тут может быть, - это контузия... - Он поднял голову и взглянул на братьев Алана, ближе всех находившихся к нему во время сражения. - Кто-нибудь из вас видел, что случилось с Аланом?
- Латник ударил его один раз, - ответил Гектор. - По-моему, удар был не сильным, сэр Джеймс, но Алан сразу упал с коня.
- Хм... - пробормотал Джим.
Он ощупал череп Алана под волосами, которые были примяты шлемом и теперь понемногу расправлялись.
- Вероятно, контузия, - повторил Джим. Впрочем, возможно, у Алана была какая-то мозговая травма раньше, вот он и упал в обморок после удара. Но это уже относилось к области медицины, о которой Джим имел весьма смутные представления, так что он предпочел не упоминать о своем предположении, чтобы не пугать семью де Мер. - Принесите воды или вина, - велел Джим.
Джим совершил несколько пассов рукой над принесенным кубком, бормоча вполголоса "заклинание", для того чтобы подбодрить зрителей и внушить им мысль, будто здесь совершается некая магическая процедура, а не обычное смачивание кожи. Затем он достал из своего совсем не средневекового кармана, пришитого изнутри к его рубашке руками Энджи, тряпицу, обмакнул ее в вино, разумеется, они принесли вино, а не воду - и осторожно смочил лицо Алана.
Сначала ничего не произошло. Но Джим не убирал мокрый лоскут от бледного лица Алана, и наконец у юноши задрожали ресницы; он открыл глаза.
- Что... что случилось? - пробормотал он. - Отец... то есть... сэр, где я?
- Лежишь на земле, парень, - громко ответил ему Лахлан, - после того как тебя выбил из седла один из людей Мак-Дугала. Теперь припоминаешь?
- Да... да... Я помню. - Алан оглядел окружающих и остановил свой взор на отце.
Геррак поспешно схватил руку своего старшего сына:
- Алан! С тобой все в порядке?
- Конечно, отец! - ответил Алан. - Я никогда не чувствовал себя лучше.