Релкин несколько представлял, о чем может сейчас думать Пессоба, и видел, что тот - в нерешительности, никак не может сделать выбор. Мальчик прекрасно понимал, что стал беспокойным имуществом. Пессоба, вероятно, размышляет, как от него побыстрее избавиться. Как долго проживет после этого Релкин совершенно неизвестно, ведь после посещения Башни Обозрения Аркелаудов шансы его бесконечно упали.
Пленник молча поднял взгляд на темное озеро и далекие огни. Он думал о своем драконе, затерянном где-то в стране Арду. Потом он задумался о своей разбитой жизни и об Эйлсе, дочери Ранара. Самоуничижительные слова вертелись в его мозгу.
Он не должен был в тот день уходить на охоту. Не должен был забывать первое правило жизни драконопаса - "всегда держи дракона в поле зрения". А он нарушил это правило и отправился на охоту в незнакомых землях, и главным образом потому, что его перестали ценить в лагере. И вот теперь он пропал.
Неожиданно Пессоба встал и допил вино.
- Или спать, ребенок, - приказал он.
Глаза Пессобы стали совсем золотыми. Он зло прищелкнул пальцами. Явились гвардейцы и выстроились вокруг мальчика. Под конвоем его отвели в комнату, где он спал. Дверь хлопнула за его спиной, засов задвинулся.
Из вентиляции просачивалось Немного света. Релкин в потемках пробрался на ощупь по стене к своей узенькой лежанке.
Мысленным взором он видел джобогин Базила, разорванный в нескольких местах; ремни оторвались, пряжки потерялась. Никто в стране Арду не знает, как нужно ухаживать за кожистоспинным виверном. Когти дракона поломаны, порезы загноились. Все, что можно растерять из снаряжения, пропало бесследно. И что должен думать дракон о своем драконопасе, который в один прекрасный день ушел и не вернулся?
Вряд ли Релкин переживал в жизни более черные минуты.
И тут, перестав тупо смотреть в темноту, он вознес горячую молитву старому Каймо. И в глубине души - еще одну, покороче, адресованную Матери, в том случае, если она его слышит.
Если бог не может удачно бросить кости, так может, Релкину стоит отвернуться от старых богов и начать поклоняться Великой Матери?
Потом он заснул, и его преследовали плохие сны. Вдруг он дернулся и застонал.
И не заметил, что воздух в центре комнаты начал странно подрагивать.
Потом раздалось слабое шипение, словно бы капли воды брызнули на раскаленный утюг.
Дрожание воздуха усилилось. Замелькали искорки света. Во тьме проявилась еще более темная полоска. Медленно она принялась расширяться. Что-то явно сгущалось. Полоска стала выпуклой, закачалась и начала материализовываться.
И через некоторое время она превратилась в фигуру эльфийского лорда Мот Пулка.
Какое-то мгновение Мот Пулк всматривался сквозь тьму в лежащего на кровати Релкина, затем склонился над ним. Из широких одежд он вынул темный многогранный кристалл.
Затем он поймал кристаллом отблеск тусклого света и направил в лицо Релкину. Тот вскрикнул и проснулся, раскрывшиеся глаза уперлись в темный кристалл.
Мальчик застыл. Кристалл странно дрожал, и пленник понимал, что здесь действует какая-то злая магия. Потом он вдруг обнаружил, что руки и ноги его не слушаются.
Кристалл повернулся, луч скользнул по лицу Релкина, и юноша против воли встал. Перед ним плавало в темноте лицо эльфийского лорда с единственным поблескивающим глазом и серебряным кружком вместо второго, лицо лорда по имени Мот Пулк.
Глава 29
Мот Пулк собственной персоной стоял посреди комнаты, тяжело дыша и еле удерживаясь от победного крика. Он, Мот Пулк, сумел! Самый опасный, как говорят, маневр Игры. Полная материализация в твердыне врага! Процесс, занимающий долгие часы, в течение которых перемещающийся маг чрезвычайно уязвим, так как жизненная сила его медленно перетекает сквозь подмир хаоса и снова возвращается в мир Рителта, но только уже в другом месте. Все это время существуют сразу две копии смельчака, рискнувшего попробовать свои силы в магии древней Красной Эры. Обе копии при этом весьма слабы, практически беспомощны. Конечно, первая из них располагается в каком-нибудь надежном укрытии. Но вот другая попадает в неизвестное, куда более опасное место, ее могут уничтожить или - еще хуже - взять в плен. В любом случае при неблагоприятном исходе первая копия фатально слабеет.
Теперь материализация чрезвычайно редка. Когда-то, когда Игрой правили авантюристы и буканьеры, ею пользовались гораздо чаще. Но с приходом эпохи Аркелаудов буканьеры вымерли, и не в последнюю очередь потому, что более осторожные игроки перебили безрассудных. Великая Игра вознаградила осторожных, и пришла эра крупных партий, таких как Направление и старая Кабала.
Но Мот Пулк склонен был бросаться в крайности великих дней старины. Он был буканьером, азартным игроком, готовым воспользоваться любой возможностью. Высочайшие, конечно, смеялись над ним. Они всегда смеются над авантюристами. Теперь они все думают, что ему конец. Что он не способен прорваться в расположение более высоких сотен. Говорят, что он стоит перед неизбежным крахом. Издеваются над пышной красотой миров, которые он создает. Смеются над его сластолюбием, его любовью к плоти и пульсирующей жизни. Вероятностные миры Направления - всего лишь искусные безделушки, маленькие и изящные, подконтрольные и мертвые. Мот Пулк работал в старой манере - ему нравилось наблюдать, как бьется и мечется жизнь, пока не выльется в формы определенности.
У Мота Пулка не было времени на тотальный контроль окружения, что проповедовали правители Направления - Зулбанидес и иже с ним. Это все робкие души, потому и пережившие величайших гениев Игры. Мот Пулк был моложе, он родился в более позднем цикле эльфийской жизни. И с ним не очень-то считалось старшее поколение. Им пренебрегали и не принимали в высшие партии.
И потому Мот Пулк решил действовать в одиночку. Он перехватил инициативу, пока остальные застыли в нерешительности. Пессоба, этот жалкий мышонок, свалился в наведенном сне посреди собственной твердыни. Мот Пулк подкупил слуг и выяснил расположение внутренних покоев. Он исследовал эти покои извне, пройдя по ним в астральной проекции. И он выяснил, где можно материализоваться. И он знал, что это будет относительно безопасно. Пессоба не сможет эффективно предотвратить материализацию. Поскольку сам Пессоба и мечтать не смеет о материализации внутри чужого дома, он не сумеет представить, что это сделает кто-либо другой в его собственной усадьбе.
Мот Пулк рассчитал, что за ночь успеет проделать маневр полностью и заберет юнца с собой. Леди Цшинн уверенно опознала в нем Иудо Фэкс, что тут же подняло его ценность гораздо выше той смехотворной суммы, которую за него заплатили.
Ха! Душа его победно пела. Пессоба навсегда останется барахтаться за пределами Тысячи. По сравнению с Мотом Пулком Пессоба просто безнадежный осел.
Материализация наконец завершилась. Тело его исчезло из его собственного дома. Теперь он мог свободно передвигаться в самом сердце владений Пессобы. Какое-то мгновение Мот Пулк проверял все свои чувства. Потом встряхнул головой. Пожалуй, теперь достаточно. Он шагнул вперед и вынул кристалл Мидройа, пробормотал над ним несколько гортанных слов. В ту же секунду зеленый свет вырвался из кристалла и залил лицо Релкина.
Релкин проснулся с испуганным стоном. Он начал было подниматься, но тут в его глазах отразился чарующий свет Мидройи, и мальчик застыл - совсем так же, как застывают в драконьем столбняке люди, впервые увидевшие драконов.
Мот Пулк поманил его рукой. Релкин неуверенно поднялся на ноги и шагнул вперед, точно во сне. Мот Пулк остановил его, упершись рукой в грудь. Релкин глядел широко открытыми глазами, разум его был скован властью Мидройи.
Мот Пулк позволил себе беззвучный смешок. За дверью сейчас, не смыкая глаз и не снимая рук с копий, стоят бдительные охранники, а за их спинами Мот Пулк беспрепятственно крадет охраняемое сокровище!
Эльф положил руку на плечо Релкину и стал творить заклинание, которое должно было дематериализовать их обоих. Алмаз Мидройа вспыхнул бриллиантовой зеленью, когда в него хлынула сила. Снова начался медленный процесс перехода через подмир хаоса. Очень медленно жизнь вытекла из обеих фигур, и они застыли бездвижно.
И в этот же момент дрожь прошла в воздухе павильона в роскошной усадьбе Фертала, принадлежащей Мот Пулку.
Глава 30
Это походило на сон, однако сном не было. Зеленый свет озарял лицо эльфийского лорда снизу. Единственный глаз лорда глядел в упор. Релкин почувствовал, как кровь застучала у него в висках, но мир все еще был бездвижен, и он не мог шевельнуть ни единым мускулом.
Вопросы растаяли, как сироп, медленно расползаясь в его мозгу. Самым важным вопросом было - как этот проныра попал в камеру. Следующим - чего он может хотеть? Релкин понимал, что, заклейменный как Иудо Фэкс, он стал опасным имуществом. Вокруг все явно не в своем уме, абсолютно безумные. Он понятия не имеет об этой их Игре, и тем не менее они заявляют, что он может ее уничтожить. А теперь вот этот одноглазый эльфийский лорд, имени которого он никак не вспомнит, пробрался во владения Пессобы и похищает его, Релкина.
Ну и что теперь? Почему он застыл на месте? Что все это значит?
Медленно, так медленно, что глаз не мог уследить, лицо лорда потеряло резкость и стало расплываться. Черты стерлись, лицо побледнело. И в тот же самый момент Релкин почувствовал странную легкость в голове. Даже темнота комнаты сменилась сероватым светом.
А вслед за этим юношу потрясло совершенно новое зрелище - как если бы сквозь неуловимо сероватый свет он разглядывал незнакомое помещение. Дикие бесформенные сущности проглядывали сквозь серую дымку. Одновременно перед его глазами было сразу два разных места. Это было неприятно. На мгновение тошнота подкатила к горлу. А секунду спустя он ощутил, как огненное кольцо охватило его левую ногу, потом - правую, и огонь медленно пополз по ногам вверх. Чувство было такое, как будто тело окунули в расплавленный металл. Мальчик хотел закричать, но не смог и рта раскрыть. Огненное кольцо добралось до пояса, потом перешло на грудь и наконец охватило голову. Словно облако обжигающих голубых искр окутало его разум, и снова подступили дрожь и тошнота.
Но вот причудливые очертания стали приобретать форму и цвет. Темная комната совсем растаяла. Ее место заняла невозможная бриллиантово-иридиевая растительность. Воздух наполнился пряными густыми ароматами. Релкин понял, что тем или иным способом, а он все-таки выбрался из дома Пессобы.
Глазам его открылось небывалое. Лиловатые небеса, прочерченные полосками розовых облаков, взирали на мир, покрытый фантастической растительностью. Огромные маргаритки покачивались на десятифутовых стеблях. Другие цветы, поменьше, буйно разрослись у их изножий, и все вокруг покрывала бриллиантово-зеленая трава. В центре поляны находилась статуя. Существо, которое она изображала, едва ли можно было назвать гуманоидом. Позади поляны пространство оставалось пустым, а за пустошью сверкающий водопад рушился с серых скал в мистически зеленую тьму каньона. В другую сторону от поляны тянулась череда невысоких холмов, покрытых деревьями, в просветах между деревьями сверкало неестественно лиловое небо.
На этом небе пылало крохотное солнце, слишком яркое, чтобы можно было хоть на мгновение задержать на нем взгляд, но едва ли превышающее по размерам большую звезду.
Релкин в глубине души понимал, что случилось нечто весьма странное. Мир ли переменился, он ли не находится больше в том мире, который знает? В любом случае этот сумасшедший мир был чужеродным. Рассуждения привели к мрачному выводу, что теперь он не имеет ни малейшего представления, как искать отсюда дорогу домой.
Он ощутил на лице теплый ветер. Ароматы здесь были странно сладки. Эльфийский лорд по-прежнему стоял рядом, не меняя положения. Видимо, как и Релкин, он не мог шевельнуть и мускулом. Ветерок играл круглыми листьями деревьев.
Время ползло бесконечно медленно. Розовые облака неторопливо проплывали по небу - этот процесс, казалось, занимал часы. И все это время Релкин не мог пошевелиться, словно сраженный тяжелейшим приступом драконьего столбняка.
А затем, когда его уже посетила отчаянная мысль, что он так и останется здесь навечно в виде живой статуи, он обнаружил, что может скосить глаза вбок. Справа от себя он разглядел бревенчатую стену, покрытую виноградной лозой. Слева тоже была поляна с цветами, темно-синими и лиловыми. Губы Релкина раскрылись, и он вздохнул.
И сразу ощутил, что тело его вернулось к жизни. Ощущения наполнили его.
Он тут же повернулся к эльфийскому лорду: