— Окей, эта часть мне не нравится. Что ты имеешь в виду, когда говоришь «кровью»?
Себастьян опустил руки и оперся на них, поглядывая на нее.
— Ты знаешь, как люди связывают себя узами кровного родства?
— Да.
— Это практически то же самое, но с одним важным отличием. Если ты вкусишь моей крови, наши смертные жизни будут полностью связаны.
— То есть мы станем одним человеком? — спросила девушка.
— Нет, не так. Ты помнишь свой курс греческой мифологии?
— Немного.
— Знаешь, кто такая Атропос?
Она покачала головой.
Нет. Понятия не имею.
— Это одна из мойр, богинь судьбы. Она та, кто выбирает нам пару при рождении, и, если мы решаем связать себя с этой парой, ее сестра Клото, прядущая нить нашей жизни, сплетает их вместе. В конце нашей жизни Атропос перерезает нить и вызывает смерть[7]. Но если мы связаны, и у нас всего одна нить на двоих, она не может обрезать одну, не повредив другую.
— Мы умрем вместе.
— Точно.
Уау. Это серьезное обязательство. Особенно для него.
— То есть твоя продолжительность жизни снизится до человеческой?
— Нет, моя нить сильнее. Это ты будешь жить по-аркадиански долго.
Чэннон удивленно моргнула.
— То есть ты пытаешься мне сказать, что я могу прожить несколько веков?
Себастьян кивнул.
— Или мы оба можем умереть завтра же.
— Ух-ты. А есть еще что-нибудь? — спросила она с любопытством. — Я получу какие-нибудь из твоих сил? Ментальный контроль? Прыжки во времени?
Он рассмеялся.
— Нет. Извини. Мои силы предопределены моим рождением и моей судьбой. Связывание влияет только на нити наших жизней.
Чэннон улыбнулась и встала на колени между его ног. Она толкнула Себастьяна, нависая над ним, и, заставляя его откинуться на руки. Девушка прикусила губу, глядя в его мужественно-красивое лицо, умирая от желания поцеловать его.
— Итак, ты предлагаешь мне великолепного, потрясающе сексуального мужчину, который посвятит мне всего себя полностью на ближайшие несколько веков?
— Да.
Ее улыбка стала еще шире.
— Мужчину, который никогда не сможет ходить налево?
— Никогда.
Чэннон заставила его лечь на спину, оседлав его талию, и оперлась на руки, так, что ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от его. Сквозь его тонкие брюки она чувствовала его эрекцию, прижимающуюся к ее телу. Как же она хотела его. Но сначала девушка хотела удостовериться, что учла все возможные последствия.
— Ты знаешь, — сказала она, — на такое предложение тяжело сказать нет. Должны же в нем быть какие-то недостатки?
Себастьян потерся об нее бедрами, заставляя сгорать от желания, и убрал непослушный локон волос за ее ухо. И все равно, он старался не касаться ее, и Чэннон понимала, что он предоставлял ей право сделать первый шаг.
— Катагария, которые хотят моей смерти, — серьезно промолвил он, — Они никогда не прекратят попытки добраться до нас, а из-за моего изгнания, только мы двое будем противостоять им. Наши дети будут аркадианами, а не людьми и им тоже придется драться против Катагарии. Но самое главное, тебе придется остаться тут, в Средневековье.
— Почему?
— Из-за всего этого электричества, окружающего твой мир. Аркадиане, превращающиеся в обычных зверей — ястребов, пантер, волков, медведей, могут жить в твоем времени. Если они неожиданно сменят форму, она будет достаточно маленькой или нормальной, чтобы не привлечь внимание людей.
— Но если ты обратишься в дракона, мы окажемся посреди фильма про Годзиллу.
— Точно. И в твоем мире существует множество электрошокеров или вещей, которые могут полностью вывести меня из строя. Ничего личного, но я не горю желанием стать объектом чьего-либо научного исследования. Знаем, плавали… (Been there, done that and sold t-shirt for profit).
Чэннон выпрямилась, все еще сидя на нем, пытаясь переварить все, что он сказал. Мужчина предлагал ей сделку века.
Себастьян осторожно наблюдал за ней. Требовалась вся его выдержка, чтобы держать руки подальше от нее, когда все чего он хотел было заняться с ней любовью. Он все рассказал ей. Теперь выбор был в ее руках, и мужчину трясло от страха, что она оставит его.
— Наши дети будут нормальными, так?
— Абсолютно нормальными. Они будут взрослеть как люди, за исключением того, что не станут тинэйджерами до двадцати.
— И это ты называешь недостатком?
Он рассмеялся.
— О, кстати, ты больше не в изгнании.
Себастьян нахмурился.
— Что?
— Пытая Дэймоса, Катагария признались, что одурачили тебя, пытаясь забрать гобелен у Антифоны. Однако она отказалась его отдать.
— Почему? Что в нем такого важного?