Король Ориозы медленно улыбнулся:
— Мое замечание относительно вашей принадлежности к слабому полу задело вас?
Ехидные нотки в его голосе удивили бы Алекс, если бы во время ночных бесед Ворон не поведал ей, как держался Скрейнвуд во время первой кампании Норрингтона. Ворон прав, этот человек воображает, что он вдвое хитрее любого другого.
Алекс вскинула подбородок.
— Да, мне это не понравилось.
— Но вы сдержали свой язычок. Это хорошо, — Скрейнвуд сделал жест в сторону двери, за которой только что исчезли двое мужчин. — Он помог вам одержать победу, хотя то были ненужные усилия. Ваш не внушающий доверия брак — это лишь способ защитить Хокинса. Не было никакой необходимости прибегать к подобной уловке. Вы могли просто прийти ко мне; уверен, мы пришли бы к компромиссу.
— Я не верю вам, ваше величество, — она устремила на него холодный взгляд. — Ворона убили бы при попытке сбежать от Колла Мэбли где-нибудь на пути в столицу. Тогда не понадобилась бы никакая публичная казнь, которую в любом случае было бы сложно организовать, поскольку он вывел вашу сестру из Крепости Дракона и тем спас ей жизнь.
— В этом есть смысл, но никаких приказов убить Ворона я не отдавал.
— Вы — не отдавали, но, готова поспорить, Кэбот Маршам нашел бы способ послать Мэбли сообщение.
Скрейнвуд улыбнулся, по мнению Алекс, несколько игриво.
— Вы так беспокоитесь за Ворона… Надо же, я почти поверил, что вы его любите. Скажите, как можно любить такого человека?
— Он — хороший человек. Храбрый, преданный и самоотверженный, — Алекс нахмурилась. — Почему вы так его ненавидите? Потому что он дал вам пощечину? Потому что пресек ваши притязания на меч — и место в истории? Вы знаете, что случилось с Лейхом Норрингтоном. Вы были там. Мне-то все известно только из легенд, но я знаю достаточно, чтобы понимать — тогда произошла настоящая трагедия, детали которой теперь утрачены. Неужели вы действительно хотели этого?
— Вы что, сговорились? Теперь все окраннельцы будут терзать меня историей? — проворчал король. — Это были другие времена, и они выдвигали другие требования.
— Я сражалась с Кайтрин. Я убила сулланкири. Значит, я знаю то же, что и вы тогда.
— Нет, не знаете, нет. Пока я рос, угрозы Кайтрин не существовало. Она была монстром из прошлого. Ею пугали детей. Ее приспешники, все эти вилейны, бормокины и ледяные великаны — вот они были реальны, хотя и встречались чрезвычайно редко… настолько редко, что, сталкиваясь с ними, мы воспринимали их как осколки древности, затерявшиеся во времени. Мы были не подготовлены к тому, что вот-вот было готово обрушиться на нас.
А ты будто бы хотел подготовиться? Алекс вздрогнула. Сидящий перед ней человек с каждым десятилетием становился все более жестоким и трусливым, но принцесса знала, что он был слишком слаб и жалок еще до того, как его поколение вышло на войну с Кайтрин. Она помнила слова, которые просил передать королю его сын Эрлсток, и знала, что мальчик чуть ни с пеленок воспринимал своего отца именно так — еще до того, как Хокинс вызвал гнев Скрейнвуда.
— Боги, что же получается? — Алекс принялась вышагивать туда и обратно перед троном. — Вы, кронпринц, оказываетесь втянуты в конфликт, к которому не были подготовлены, и вот приходят Босли Норрингтон, Таррант Хокинс и Кенвик Норрингтон, неизвестный лорд с задворков вашего королевства. Они нашли бормокинов. Они нашли магический меч. Относительно них существует пророчество. Ваш народ оказывается в авангарде борьбы за спасение мира, которое невозможно без поражения Кайтрин, — а вы остаетесь в стороне. Нет, вы вроде как с ними заодно, конечно, но от дела уклоняетесь, прячась за своим положением кронпринца.
— Нет! — Скрейнвуд вскочил, сжав кулаки; его возмущенный крик эхом прокатился по залу. У него был такой вид, словно он вот-вот бросится на Алекс. Глаза полыхали сквозь прорези маски. Он закашлялся, на мгновение закрыл глаза и сел. — Сейчас я не тот человек, каким был в те времена. То был другой мир, и, пока я рос, меня учили управлять именно им, а ни чем иным. Союзы, интриги, сделки… Вот что я знал, вот в чем был силен. Со времени последнего вторжения прошло столетие, и с каждым годом мы все больше проникались уверенностью, что Кайтрин умерла или утратила к нам интерес. Я был убежден, что мне нечего бояться. А потом внезапно мир изменился. У меня отняли то, что мне принадлежало по закону, я был опозорен… и кем? Каким-то юнцом-провинциалом. Однако герои погибли, и я понял, что нас ждет в будущем, принцесса. Я вернулся в свое королевство союзов и интриг, политики и торговли. Я вернулся в мир власти, ясно видя, что случится, если людям станет известно о том, что Кайтрин жива и угрожает миру. Переворот. Потоки беженцев. То, что произошло с Окраннелом, но в несравненно большем масштабе. Я заставил других понять это. Это я, я спас мир, потому что угроза Кайтрин сама по себе уничтожила бы его.
Алекс покачала головой. Логика присутствует, но она не имеет никакого отношения к реальности. Человек, неспособный ответить на вызов на поле боя, переместил все происходящее в ту область, где был силен. Он убедил себя — и, возможно, это действительно так, — что спас мир. Только вот спас он его лишь на время — на время, дарованное ему Кайтрин. Ее возвращение несло в себе угрозу всему, и правда о Вороне, о его предостережениях ясно показывала, как Скрейнвуд был лжив.
Алекс охватила ярость; Скрейнвуд коснулся своего кольца. Принцесса вспомнила рассказы о том, что кольцо заколдовано и способно почувствовать враждебные намерения того, кто находился поблизости. Она улыбнулась. Значит, только кольцо дало ему знать, что замечание о слабом поле вывело меня из себя. Змея подколодная.
— Вам следует кое-что понять, ваше величество, — Алекс приложила все усилия, чтобы голос звучал спокойно и ровно. — Поколение назад вы не были готовы к тому, что на вас обрушится опасность. Я же теперь готова к этому. Ворон — ключевое звено в цепи, ведущей к поражению Кайтрин, и, если крепко поразмыслить, понять это вовсе нетрудно. Однако я сомневаюсь, что вы станете утруждать себя такой мелочью. Поэтому я скажу вам нечто, над чем все-таки следует задуматься.
— Это угроза, принцесса?
— Вовсе нет, — ответила она, сохраняя бесстрастное выражение лица. — Когда я в последний раз виделась с вашим сыном, Эрлстоком, в Крепости Дракона, он просил передать вам пару слов. Просил сказать, чтобы ради блага народа вы перестали, наконец, быть трусом.
Эти слова поразили его, но не так сильно, как Алекс надеялась.
— Были времена, когда он видел во мне героя.
— Тогда, возможно, вам стоит придумать, как сделать так, чтобы он снова воспринимал вас подобным образом.
Скрейнвуд покачал головой.
— Он мертв. Что бы он ни думал, значения не имеет.
— Ну, раз вы и впрямь так полагаете, тогда вам поистине повезло. Если вы останетесь трусом перед лицом угрозы, которая нависла над всеми нами, то ваш народ обречен. О вас просто некому будет помнить.
Я покойник. Эрлсток не питал иллюзий относительно своих шансов на выживание. На протяжении месяца остатки гарнизона Крепости Дракона непрерывно отражали атаки авроланских орд. То, кому принадлежал контроль над развалинами, зависело от времени суток: нападающие властвовали там днем, а защитники ночью. Единичные выстрелы драгонетт и крики раненых прорезали темноту, когда разрозненные группки защитников устраивали засады врагам.
Эрлсток понимал, что эти нападения для авроланских войск все равно, что укусы мошек. Что они, собственно, могут? Снимать патрульных, уничтожать припасы, в общем, любыми способами отравлять жизнь оккупантам. С наступлением дня защитники прятались в лабиринте пещер и переходов под городом, и постоянные попытки воинов Кайтрин «выкурить» их оттуда заканчивались для авроланов скверно.
Воины Кайтрин не брезговали даже самыми безнравственными приемами, чтобы выжить защитников из их убежищ. Самая высокая башня Крепости Дракона все еще стояла. В стену Башни Короны был вмурован череп дракона, погибшего тут десятилетия назад. К черепу привязали тело Дотана Каварра, последнего барона Дракона, и день за днем хищные птицы обгладывали его.
Два особо упорных отряда защитников несколько раз пытались отбить эту башню в надежде спасти останки барона. Их безжалостно уничтожили, и теперь тела погибших свисали с уцелевших участков стены. Кайтрин рассчитывала, что это зрелище устрашит защитников, однако они, напротив, восприняли его как вызов.
Эрлсток запретил своему отряду предпринимать попытку того же рода, напомнив, что их службу в Крепости Дракона никто не отменял. Все они — люди, эльфы, механоиды, урЗрети — должны были защищать Южные страны от вторжения и охранять фрагменты Короны Дракона.
— Лучший способ воздать должное барону Дракона — это не спасти его кости, а продолжить дело, за которое он отдал жизнь.
С этим согласились все. И, как ни парадоксально, результатом их преданности стало затруднительное положение, в котором теперь оказался Эрлсток… то самое, которое, похоже, будет стоить жизни уже ему. До нынешнего момента Крепость Дракона выполняла задачу не дать авроланским войскам прорваться на юг. Ее гарнизон, возможно, был недостаточно велик, чтобы одолеть какую бы то ни было армию, однако перекрыть возможность доставки припасов мог запросто. Кайтрин должна была захватить Крепость Дракона, прежде чем начинать наступление на юг.
Что она и сделала, и теперь ее войска нескончаемым потоком днем и ночью текли на юг. Отряд Эрлстока отслеживал передвижение этих войск, накапливал информацию и отсылал ее на юг посредством арканслаты — магической таблички, надпись на которой мгновенно воспроизводилась на ее двойнике, который мог находиться в любой точке мира. Эрлсток понятия не имел, где именно был двойник его арканслаты… хотя Джиландесса, основываясь на полученных ими кратких ответах, склонялась к тому, что табличка-получатель пребывает в Альциде или Валиции. Отряд отсылал информацию только о передвижении войск, не сообщая о том, что сам Эрлсток жив — из опасения, что Кайтрин может открыть на него охоту, дабы использовать принца против его отца.
Два дня назад люди Эрлстока заняли свои обычные пункты наблюдения, чтобы следить за передвижениями вражеских отрядов, и заметили среди авроланских войск появление новых знамен. Раньше это были большие знамена, свидетельствующие о принадлежности к тому или иному воинскому подразделению, однако теперь над ними появились другие, меньше размером. Пока защитники пытались разобраться, что это означает, с севера налетела снежная буря, которая заставила войска Кайтрин набиться в Крепость Дракона, а людей Эрлстока — спрятаться в теплых подземных пещерах.
Спустя полтора дня, ничуть не ослабев, буря унеслась на юг. Эрсток повел Рисвина и Пака Кастлтона на разведку, в развалины неподалеку, которые они использовали как наблюдательный пункт. Как обычно, вскоре появился патруль бормокинов. Все бы ничего, если бы им не вздумалось, укрываясь от усилившегося ветра, остановиться у того здания, где прятался Эрлсток.
Даже то, что они застряли там, не создало бы особенных проблем, поскольку бормокины часто засиживались на одном месте до самого рассвета, означающего «смену караула». Морды этих монстров, способных поспорить в размерах с человеком, сильно выступали вперед и заканчивались рядом острых зубов. Клочковатая коричнево-черная шерсть служила плохой защитой от холода и снега. Остроконечные уши с кисточками, торчащие из прочного черепа, беспрестанно шевелились, хотя складывалось впечатление, что бормокины больше ориентируются, опираясь на обоняние, чем на зрение и слух. Они беспрерывно и определенно недовольно фыркали внизу, и это наводило Эрлстока на мысль, что холод сильно донимает их, и сейчас им не до вынюхивания врагов.
Принц рассчитывал, что они уйдут, пока будет еще достаточно темно, и он сможет вывести своих людей. Вскоре бормокины и впрямь разразились восторженными выкриками, свидетельствующими о том, что исход начался.
Однако их бормотание быстро смолкло, и Эрлсток рискнул выглянуть из перекореженного оконного переплета. Он увидел высокое, стройное существо, идущее по заснеженной улице. Ветер кружился вокруг него водоворотом, поднимая позади рой снежинок. На существе был белый плащ под стать снежно-белой шерсти. Оно медленно продвигалось вперед, вертя головой из стороны в сторону. Хотя сильная челюсть и создавала иллюзию морды, существо походило на зверя меньше, чем обычные бормокины.
И эти глаза. Они напоминали глаза воркэльфов, в них не было ни белков, ни различимых зрачков. Но в данном случае они были целиком и полностью черными. Казалось, что в этих мрачных глубинах заключена какая-то злобная сила.
Существо вскинуло голову. Эрлсток отпрянул, но тут же понял, что его заметили. Существо прошипело команду. Принц подул на запал своей четырехствольной драгонетты. В ответ на приказ один из бормокинов зарычал и начал подниматься по засыпанным снегом ступеням, ведущим на второй этаж. Сжимая в правой руке длинный нож, монстр достиг конца лестницы, обогнул угол и бросился на Эрлстока.
Эрлсток спустил курок, драгонетта изрыгнула свинец и пламя. Смертоносный шарик размером с оливу вырвался из густого облака серого дыма и ударил бормокина в живот. От удара зверя развернуло, нож выпал из лапы. Алая кровь брызнула на белый снег, и тварь рухнула на идущего следом второго бормокина.
Принц Ориозы молниеносно вскочил и выхватил из ножен, крепившихся на спине, клинок. Рукоять легко легла в ладонь и казалась невесомой; когда-то оружие принадлежало сулланкири Кайтрин и поэтому обладало магической силой. Эрлсток отбросил драгонетту и ринулся на валом валящих бормокинов.
Магическое лезвие превратило сражение с ними в детскую игру. Для Эрлстока мир поблек, осталось лишь золотистое — или красное, или синее — свечение потока чистой энергии. Пока бормокин вытаскивал нож, красная мощь накапливалась в тех мышцах Эрлстока, которым предстояло участвовать в атаке. Алый свет становился все ярче, и принц понял, что готов и нападать, и отбивать удары.
И то и другое этим клинком удавалось с невероятной легкостью. Лезвие не казалось особенно острым и весило вроде бы немного, что, на первый взгляд, исключало возможность тяжелого удара. Однако клинок рассекал могучие конечности бормокинов, точно связки соломы. Выпад — и лапа вместе с зажатым в ней ножом отлетела прочь. Эрлсток ударил рукоятью по клыкастой морде.
Еще движение — бормокин отлетел в сторону с раскроенным надвое черепом, следующему меч вспорол брюхо. Последний провалился сквозь дыру в полу, но на смену ему тут же прибыла новая жаждущая общения тварь, сжимавшая нож обеими руками и явно собиравшаяся использовать его как топор.