Я знала, что утро уже наступило. Я всегда была жаворонком, любила вставать с первыми лучами солнца. И, даже если голубое небо скрывали тяжелые свинцовые тучи, а за окном было сыро и холодно, утру я радовалась всегда.
Выпорхнуть из-под одеяла, вприпрыжку броситься в ванную комнату, умыться прохладной водой, получить заряд бодрости на весь день — что может быть лучше? Ничего! Но сегодня порхать у меня не получалось. Ощущения были такие, будто меня придавили шкафом, заполненным книгами адептки Академии Магии..
Я не могла встать, но попыталась дернуться. Руки, слава Богу, у меня пошевелились, а потом я смогла открыть и глаза. И оказалось, что лежу я на полу, возле самой двери, одеяло лежит подо мной. Я осмотрелась и попробовала подтянуть ноги и увидела, что на левой ноге у меня повязка, сквозь которую проступила уже потемневшая кровь.
— Умри, Сафа! Как я тебя ненавижу. — Еле ворочая языком, прохрипела я.
И это отродье, кровопийца, животное, покусившаяся на жизнь ближайшей подруги, прибежала и села перед моим лицом. А я ее даже придушить не могла. От обиды и боли, все еще эхом звучащей в теле, и, вообще, вселенской несправедливости я заплакала. Разрыдалась. Обидно убиться на мопеде из-за своей глупости. Но обида, совмещенная с унижением, неприятнее в тысячу раз.
А Сафа меня вчера обидела и унизила. И покалечила!
— Как я на занятия пойду? — Рыдала я. — У меня же крови не осталось. Все болит, я даже встать не смогу.
Что-то это чудовище пищало, но пробиться своими умными мыслями сквозь мою истерику мышь не могла. А я долго не могла успокоиться.
Когда уже и слезы в моем организме закончились, я, всхлипывая, расслабилась на полу, ожидая скорой смерти.
— Надо было отпустить тебя к адепту Вэдру. Пусть бы он насладился твоим ужасным характером. Одна твоя истерика, и он бы сам, без уговоров снял свое тату. Еще бы доплатил тебе, чтоб больше никогда не видеть. — Услышала я доносящийся сквозь пыхтенье писклявый голосок. Сафа, пыжась, толкала в мою сторону стакан, наполненный водой. — Пей, чудовище. — Она это меня так обругала. — Я ее спасаю, помогаю, а она меня с размаху об кровать, и обзывать и унижать.
Жалко мне ее не было ни капельки, сама виновата. Но стакан взяла, с трудов протянув руку, и выпила всю прохладную водичку. И благодарить Сафу не собиралась:
— Вода-то чистая была? — Спросила, только чтоб не молчать.
— Конечно. Только я в нее поплевала. — Пропищала мне в ответ Сафа.
Перевернувшись на спину, я махнула рукой:
— Ну и ладно. Я тебя не брезгую.
Мысли мои немного прояснились. Я вспомнила все, что произошло ночью, и, с трудом веря в пережитое, спросила маленькую подружку:
— Сафа, а что ночью произошло? От чего меня так ломало?
— Известно от чего, тебя адепт Вэдр призывал по тату подчинения.
— Он меня и раньше призывал. — Вспомнила я. — Пытался на колени поставить. Ну, ты же помнишь? — Она кивнула. — А ночью было что-то страшное.
— Ночью и был полноценный призыв. А почему, ты думаешь, я его так боялась? А раньше Вэдр просто игрался, он не прилагал усилий для призыва.
— Ужас. — Смотря прямо в потолок, прошептала я. У меня уже не было былой уверенности, что я с призывами справлюсь.
— Справишься. — Услышала мышь мои мысли, а это случалось нечасто. — Если что, я тебя снова покусаю. В моей слюне есть парализующие вещества, так что не переживай, мы вместе против Вэрда выстоим. Еще несколько таких ломок, и тату совсем ослабнет.
— А я думала, ты кровушки моей напиться пытаешься. — Не спуская взгляда с потолка, проговорила я. И в ответ услышала что-то неразборчивое про курицу и ее мозги.
А дальше мне предстоял подвиг. Надо было встать, перевязать раны, надеть форму, ненавистное темно-синее платье длиною до щиколоток, причесаться и отправиться на завтрак.