Я уже третий день не посещала занятий, но занималась каждый день с Сафой и Тимом. Учиться под присмотром Сафы было нервно, шумно и больно. Она меня не кусала, но от ее криков начинала болеть голова.
А заниматься с Тимом было очень легко. Во всех отношениях. От его присутствия в моей комнате на душе наступала легкость. Объяснял он все доступно и просто. Понимать его было легко. Шутил он легко, смеяться с ним было легко. У меня даже появилась уверенность, что вся моя жизнь рядом с ним прошла бы легко. Рядом с ним я парила, даже когда возникали неприятные ситуации, а они бывали нередко из-за взращенных в Тиме его семьей, окружением и всем обществом комплексов.
— Не закрывай лицо, — накрывая своей ладонью, уже поднятую им руку сказала я. — Я же повторяла много раз, мне нравится твоя улыбка. И ямочки твои тоже нравятся. Не надо их закрывать.
Только что смеявшийся Тим резко стал серьезным, даже пасмурным и отрицательно покачал головой. Мы сидели на табуретках, вторую Тимир достал у завхоза, за моим столом и разбирали каналы, потоки и сдерживающие импульсы магии в артефакторике.
— Просто выполни мою просьбу и не скрывай от меня свою улыбку. — Повторно попросила я.
— Это дефект. — Упрямо произнес он. — Он не может нравиться.
— А мне нравится.
Он снова покачал головой, как бы не доверяя услышанному…
— Ты же не говоришь, что мое тату — признак слабости и глупости. Напоминание о пьяной вечеринке. Не упрекаешь, что я могу из-за нее провалить практику, подвести тебя.
— Не говорю, потому что тату подчинения, не твоя вина, тебя застали врасплох.
— А ты, когда родился, сам, назло своим родителям, выбрал себе такую улыбку и рост? — Логично спросила я.
Он, усмехнувшись, отвернулся к окну.
— Тим ты сильный, самый сильный человек, раз смог противостоять семье, обществу. Вопреки всему поступить в Академию и стать магом десятой ступени. Почему ты в себе сомневаешься? Почему не веришь, когда говорю, что ты мне нравишься.
Тимир повернулся ко мне и сказал, проведя ладонью по щеке.
— Дефекты на лице и рост, и неуменье держать себя в руках — это не все мои недостатки. Семья скрывала от посторонних все остальное, что удавалось скрыть.
Ну, значит, не такая гнилая у него семья. Наверно, стоит за него порадоваться.
— И, если бы ты знала обо всем, уже не говорила бы о своей симпатии.
— Расскажи, я просто хочу убедиться, что твои тайные недостатки такие же надуманные, как уже известные мне, и они меня точно не испугают.
Не знаю, какие могут быть у него недостатки, что даже его не вызывающая симпатии семья, решила их скрывать.
— Я с детства …врал. — Во время его паузы я уже успела представить его лысым, покрытым страшными язвами, разоряющим птичьи гнезда, поджигающим ночью занавески в спальне. А он, оказывается, ребенком врал.
— Все дети лгут. Это нормально. — сказала я.
— Нет, я не про обычную детскую фантазию. Когда все понимают, что малыш пытается избежать наказания. Я про настоящую ложь, когда клянешься именем бога и говоришь что-то важное. Окружающие верят, готовятся к предсказанному, и…
— Так ты в детстве в предсказателя играл? — Прервала я его, и он уставился на меня немигающим взглядом и надолго замер.
— А дети так играют? — Наконец, моргнув, спросил он меня.
— Конечно. А чтоб привлечь внимание, получить свою долю ласки, дети и не на такое способны. — Уверенно сказала я. По себе знаю, на какие подвиги способна детская фантазия.
— Я мне говорили это признак слабого ума. — Прошептал он. Хотела бы я посмотреть в глаза человеку, который твердит ребенку про его слабый ум.
— Глупости. Твоему уму позавидовать можно. Но сейчас я даже боюсь спрашивать про другие твои ужасные недостатки.
— Я не могу про это говорить. Не тебе. Девушкам про такое вообще не говорят.
Моя врожденная бурная фантазия, еще и развращенная всемирной сетью и специфической литературой, заработала во всю свою мощь. Меня даже бросило в краску, щеки ощутимо загорелись. Захотелось закрыть лицо, как это часто делает Тим.
— Я покажу, и на этом закроем эту тему. — Хорошо, что Тим сидел и не мог увидеть, в какую точку я устремила взгляд. Но мой обжигающий стыд мгновенно сменился удивлением, когда он нагнулся и начал снимать сапоги, а потом стянул носки и замер, слегка задвинув ступни под табуретку, на которой и сидел.
Я ждала, что будет дальше. И Тим тоже чего-то ждал.
— М-м, — я просто не знала, что говорить. — А где недостаток?
Он поднял на меня лицо и внимательно посмотрел в мои глаза.
— Ты не посмотрела? — После того, как я медленно покачала головой из стороны в сторону, он немного выдвинул ступни и тихо сказал. — Вот.
Сейчас я поняла, что страшный дефект связан с ногами. И присела на пол, чтоб разглядеть его. Шестого пальца не было. Я добросовестно искала родимые пятна, шрамы и даже язвы. Но ноги были обычными, чистыми, правда, кожа на них была чуть светлее, чем на его руках. Я даже слегка нагнулась, чтоб лучше принюхаться. Может проблема ног Тима в запахе…
От моего действия, Тим вздрогнул, но я никаких неприятных запахов не услышала. Тогда я протянула руку, чтоб задрать его штанину. Я не собиралась Тима раздевать! Хотела только посмотреть чуть выше щиколоток. Может у него варикозное расширение вен, а для мужчин оно, говорят, вреднее, чем для женщин. А в таком молодом возрасте, наверно, оно и кажется чем-то страшным.
— Что ты делаешь? — Вскочил Тимир с табуретки. — Так нельзя!
— Я искала… — Тихо сказала я.
Мне было больно, что я нечаянно довела его до такого состояния. Он тяжело дышал. Было заметно, что все происходящее ему очень неприятно, его буквально душит стыд и, если бы он мог это себе позволить, он бы расплакался от обиды. Но Тим держал себя в руках, только щеки заметно заалели.
— Прости меня. Но я не увидела на твоих ступнях ничего ужасного. Думала, может, надо посмотреть чуть выше. — Попыталась я его успокоить.
Он неожиданно через силу улыбнулся:
— Выше? Но так нельзя, это неприлично.
Я упрямо выставила вперед подбородок:
— А как мне страшный — ужасный недостаток найти, если смотреть нельзя? — Я даже для убедительности, заложила свои руки за спину.
Тим прикрыл глаза ненадолго, и отвернулся от меня к стене. Потом посмотрел прямо на меня и четко сказал:
— Пальцы ног. Они у меня неправильной формы.
— Правда? А я не заметила! — Слова вырвались раньше, чем я решила сказать их осознанно. Ну, и я немного обрадовалась, что теперь знаю, куда нужно смотреть. И я сделала шаг к Тиму и, нагнувшись, посмотрела на пальцы его ног. И повторно обрадовалась. Было бы глупо, если бы я, потратив столько времени на рассматривание его ног в первый раз, не увидела очевидного изъяна. А дело было в том, что у Тима были абсолютно нормальные пальцы: не кривые, не сросшиеся, даже без мозолей.
Поэтому я выпрямилась и уверенно сказала:
— Нормальные пальцы. Ровные, ни капельки не кривые. Даже ногти убрал аккуратно.
Он долго смотрел на меня и, кажется, решал, стоит ли со мной говорить дальше, или проще махнуть рукой, обуться и бежать. Хорошо, что я была единственной адепткой в его группе, потому что он был вынужден со мной говорить дальше.
Тим сел на табуретку и устало сказал:
— Второй палец длиннее большого. Так не должно быть. Это дефект. — И начал надевать один носок.
— Правда? Я не знала. — Мне даже кривить душой не пришлось. — Надо бы проверить ноги у всех адептов и магистров. Интересно посмотреть, чем их природа наградила. Может, у них только по четыре пальца на ногах, или по две пятки, или мизинец волосатый.
Тимир расхохотавшись, согнулся к своим коленям.
— Мизинец волосатый? — Сквозь заливистый смех, запинаясь, спросил он.
Мне было приятно, что я развлекла его. Но это же смех на минуту. А комплексы, которые взращивают в нем его семья, друзья — все общество, они-то никуда не денутся.
Конечно, он перегорит рано. Любой бы на его месте перегорел. Только в другом мире, на Земле, люди, которых долго ломали, рано умирали от болезней или сами уходили из жизни. Бороться и сопротивляться очень долго никто не сможет. Люди просто устают вечно ждать удара и отбиваться. А Тимир должен жить. Сейчас он обязан жить хотя бы для меня. Просто потому, что он единственный человек в этом мире магии не замороженный, не подогнанный под стандарты внешности, не упивающийся своим несомненным совершенством.
— Ну, ты же не можешь сказать, что всех в этом мире измеряют линеечкой, прикладывают трафареты к разным частям тела? — Сев возле него на пол спросила я.
— Нет, конечно, это иначе делается.
— У всех людей есть недостатки, совершенство — скучно. — Сказала, ни капельки не сомневаясь в своих словах. Только стоило дополнить, что в этом мире совершенство еще и злое.
И Тимир чуть ли не с ужасом посмотрел на меня.
— Магия зависит… — хотел он, скорее всего, сказать про достойный сосуд для магии. Но я про мага без дефектов слышать уже не могла. Я читала в библиотеке не мало подборок на эту тему. Высокие, сложенные по стандартам, маги выгорали и умирали так же, как и «дефектные». И зависело все от обстоятельств, в которых оказывался одаренный.
Маг стандартного роста мог самостоятельно потушит лесной пожар и умереть от истощения, но мог не тратить себя и остаться в живых. Такая же судьба в подобных обстоятельствах ждала и невысокого мага. Только первые, лелея свое совершенство, пожары не тушили. А вторые, которых с детства готовили к выгоранию, попрекали их мнимым уродством, принимали с радостью возможность умереть, принеся хоть какую-то пользу семье или стране.
И выходило, что грязную и опасную работу выполняли такие, как Тимир. А размножались и подгоняли всех под стандарты такие, как Кон Вэдр. И это творилось во всем мире, не только в Принципате.
В нормальных семьях скрывали недостатки детей, даже рост человека можно исправить, магическая хирургия здесь была развита. Можно даже в начале переходного периода в жизни ребенка прогнозировать будущее строение его скелета, и вовремя проводить процедуры, чтоб замедлить рост или, наоборот, его усилить. В некоторых случаях ребенку просто нанимали тренера и подбирали наиболее эффективные физические упражнения. И этого было достаточно.
Позволить себе такие расходы, конечно, не могли бедняки. Но Тимир был из рода Найт. Это один из трехсот самых знатных и богатых родов Принципата. Почему его семья не позаботилась о своем ребенке? Потому что уже было два старших совершенных сына? И старшая дочь — эталон стандартов красоты? А Тимир четвертый ребенок, на которого не хватило маминой любви? Тем более и младший брат у Тимира тоже есть. Он ли украл у того, кто на два года его старше все родительское внимание?
Мои мысли читать Тимир не мог, замер он, скорее всего по другой причине. Но, сидя на моей табуретке, он смотрел на меня сверху вниз, не сводя пристального взгляда.
— Совершенство — прекрасно. — Наконец сказал Тим. Я даже чуть не сплюнула от разочарования. — Сафира, ты и есть совершенство.
Он мне только что комплимент сделал? Решила сразу выяснить, насколько я ему нравлюсь.
— А тебе я нравлюсь, Тим?
— Нравишься. Ты не можешь не нравиться. Я любовался тобой, с первого дня, как увидел два с половиной года назад. — Это немного не то, что я хотела услышать. — Род Чарх очень богат, раз в нем появилась девушка с ангельской душой. — А вот лучше этих слов никто не смог бы сказать.
— Значит, я тебе нравлюсь? И внешне и душой?
— Очень нравишься. — Серьезно ответил Тим.
— Тогда женись на мне.
Он отрицательно покачал головой и быстро надел сапоги. Один из них даже без носка натянул.
— Не надо все переводить в шутку. — Сунув носок в карман, невесело, одними губами, улыбнулся Тим. Даже ямочки не заиграли не щеках. — Завтра ты уже выходишь на занятия. Заниматься дополнительно будем в библиотеке и в аудиториях. Если, конечно, ты не передумала, работать вместе со мной.