А подействовала на меня так шокирующее та самая мышь, которая вскарабкалась на стол и, перетащив ближе к границе столешницы лист бумаги, начала кусочком грифеля что-то на ней чертить. Я заставила себя поставит свою ногу на пол и шагнула к столу, чтоб посмотреть, что там животное рисует. А на листке и вправду были какие-то знаки, но я их разобрать не смогла
Мышь пискнула, я ответила:
— Каракули. Почерк у тебя непонятный.
Мышь фыркнула и положила грифель на столешницу, аккуратно положила на свое место в коробочку с такими же кусками грифеля. Заботилась, чтоб не нарушить порядок на столе.
А потом она засуетилась, забегала по столу в разные стороны по нескольку раз. Потом мышь замерла передо мной и сделала несколько пасов лапками, и поманила меня к себе поближе. Я решила больше над ней не издеваться и наклонилась вперед. А мышь, кажется, облегченно вздохнула, и прижала к моему лбу одну лапку, на этот раз правую.
Касание мыши прохладной лапкой было немного неприятным, все-таки я привыкла считать, что грызуны разносчики многочисленных инфекций. Но вытерпеть, не поморщившись, я смогла, а больше никаких других неприятных ощущений не почувствовала.
Мышь лапку убрала, а я выровняла спину и села на табуретку.
— Ты кто? — Услышала я вопрос в своей голове.
Хорошо, что я сидела, и не пришлось, падая, биться еще и головой об пол. Я начала оглядываться в поисках скрытой камеры.
— Так кто же ты? И как смогла занять мое тело? — Повторно раздался голос в моей голове.
— А ты кто? — Ожидаемо спросила я в ответ. — Где прячешься? И я твое тело не занимала!
В комнате стало тихо, и пискливый голосок снова зазвучал в моей голове:
— Встань и посмотри в зеркало. Оно висит на внутренней стороне шкафа. — И я последовала совету неизвестного писклявого человечка.
Я сразу распахнула обе дверцы, внутри шкаф казался еще меньше, чем был снаружи. С одной стороны шкафа находились полки. Даже наполовину незаполненные одежной. Больше места там занимали книги и папки. С другой стороны было место для висячих вещей с пустыми вешалками. Хотя на одной вешалке висело длинное темно-синее платье и узкими манжетами и серебристыми пуговками на груди, а внизу, вместо коробок с обувью, снова лежали книги, большие и очень большие, напоминающие энциклопедии.
Я настолько была поражена этим убогим женским миром, что не сразу взглянула в зеркало. И, из-за первого шока от увиденного в шкафу, моя внешность меня уже не так поразила. Хотя была она совсем чужой, но намного привлекательнее моей привычной. Сейчас я была высокой статной, очень тоненькой блондинкой с чертами лица, как у роковой красавицы. Такие девушки обычно ходят по упавшим штабелями поклонникам, а жизнь свою связывают с очень богатыми мужчинами, которые смогут оплатить все их неимоверные запросы.
Я сейчас определенно была красавицей. Высокий чистый лоб, с необычной татуировкой у линии начала роста волос. Это тату, тонкой узорчатой полосой тянулось с одной стороны лба до другой. Я залюбовалась своим отражением: ровный носик, широко посаженные серые глаза, из-за густых ресниц они даже казались черными, а губы… если бы у меня раньше были такие полные губки, я бы никогда не использовала блеск для губ с экстрактом жгучего перца.
— Эй, хватит тянуть время! — Пискнуло настойчиво.
Сейчас мне было не до голоса. Если комплектом к такой внешности шла шизофрения, я была полностью на нее согласна. Кожа-то у меня была матовой, даже на вид бархатистой, с легким, почти незаметным, румянцем на щеках. Подбородок, скулы — все было гармонично и завершено в этом лице.
— Я красотка! — Наконец, вынесла я свой вердикт.
— Это я красотка. Была. А ты заняла мое тело. Как ты это смогла сделать? — Пропищал голос. И я поняла, что принадлежит он мыши. И, если я и вправду заняла ее тело, то самое малое, что я могу сделать — это поговорить с ней и постараться выяснить, что же произошло на самом деле. Хотя, даже во имя справедливости, отдавать уже свое тело какой-то болтливой мыши я не собиралась.
Мы говорили долго, вернее говорила я, а слова мыши раздавались у меня в голове. В первую очередь я выяснила, как это у нее получается. Она рассказала, что связала нас ментально, сейчас она может говорить со мной силой мысли, и я так смогу научиться, если очень постараюсь.
А дальше я рассказала ей, что скорее всего, разбилась в своем мире на мопеде и, как-то без усилий со своей стороны, перенеслась сюда в ее тело. Вот мчусь я по трассе на скорости пятьдесят километров в час, обгоняю старую отечественную легковушку и влетаю в грузовик. Даже удара не помню. А просыпаюсь на твердом полу в незнакомом помещении, а вокруг меня только горы посуды возвышаются.
А мышь рассказала мне свою историю, обрадовав меня тем, что я заняла уже освобожденное ее душой тело. Она сама, по своему желанию, перенесла свою душу в тело грызуна, дахкилга, чтобы освободиться от ментальной метки подчинения. Она даже хотела покончить с жизнью, но самоубийство обрекало душу на вечные муки в аду, поэтому она решила дожить свои годы в живом уголке Свободной Академии Магии в теле белого дахкилга.
Вообще-то, история Сафиры Чарх до этого момента была вполне обычной для этого нового для меня магического мира. Она принадлежала к аристократической магической семье среднего достатка. Вместе с подругой поступила на первый курс Свободной Академии Магии. Название Академия получила из-за свободного набора на первый курс. Проще говоря, любой желающий поступал на первый курс без каких-либо вступительных экзаменов и проверочных испытаний.
И первые два года никаких зачетов, экзаменов, проверочных работ не проводилось. Адепты обязаны были только посещать все занятия: лекции и практикумы. Пропуски и нарушение дисциплины — единственные причины для исключения адептов с первых двух курсов. Академия при этом предоставляла всем желающим место в общежитии, трехразовое питание, гарантировало безопасное обучение и полный доступ к знаниям через занятия, библиотеку и общение с педагогами. Многие адепты, отчисленные так и не сдав первую сессию на третьем курсе, в последствие легко поступали в другие учебные заведения, магические и немагические, и успешно их заканчивали.
А Сафира Чарх и ее подруга не были глупыми девочками, они пришли в Свободную Академию за знаниями и учились с охотой, тем более, что обе были щедро одаренны природой умом и магической силой. Они в будущем могли стать сильнейшими магинями. Они пообещали друг другу не отвлекаться на парней, не выходить замуж и не отступать от мечты, пока не окончат шесть курсов академии.
Семь курсов Академии, из поступивших на первый курс пятисот адептов, в лучшем случае оканчивали десять сильнейших магов. В этом году на выпускном курсе числилось только семь адептов.
Поэтому для подруг окончить шесть курсов Свободной Академии было реальной целью. И вот прошли первые два года обучения, за которые они обе успели заслужить уважение многих магистров магии, подтянуть свои знания по большинству направлений и во всеоружии перешли на третий курс.
Они обе должны были быть в числе лучших адепток курса. Но на летних каникулах обе подруги увлеклись Коном Вэдром, красавцем, который перешел на выпускной седьмой курс Свободной Академии. А он пытался не обделить вниманием каждую из своих поклонниц. Поняв, на что могут променять свою дружбу и мечту, подруги порвали с Вэдром и приступили к подготовке к занятиям. Это было не просто, девушки часто ссорились, винили друг друга в своей несчастной любви, но смогли взять себя в руки и сосредоточиться на учебе.
Первые два месяца на третьем курсе были самыми интересными и счастливыми в жизни Сафиры, они с подругой уже получили по отдельной комнате в общежитии, и не жили, как раньше, по десять девушек в одном помещении. Наставники вкладывали в своих адептов не только знания, но, кажется, частичку своей души. Любая, даже самая редкая книга, ждала каждого адепта в библиотеке. Все в Академии как бы дышало знаниями и магией. И Сафира училась, упиваясь всем новым, что даровала ей Академия.
Но однажды ее подруга вдруг, без предупреждения, покинула Академию, а через неделю Сафира получила он нее прощальное письмо, в котором она рассказывает о своем романе и семикурсником Коном Вэдром. Он отказался жениться и бросил ее, а она решила, что жить больше не имеет смысла.
До сессии, их первой сессии, оставался только один месяц, и Сафира решила, что время для слез и мести еще настанет, и продолжила усиленно заниматься. Помимо обязательных занятий, она посещала все дополнительные дисциплины и факультативы. И она могла стать первой адепткой курса по итогам сессии, но сознательно оставляла по несколько заданий незавершенными на экзаменах и стала лишь пятой по успеваемости. Стипендию она сохраняла, допуск к дополнительной литературе в архивах библиотеки тоже, но оставалась не слишком заметной для охотников за диковинками среди старшекурсников.
Но однажды она поддалась настроению и посетила вечеринку, устроенную старшекурсницами, где, напившись, позволила Вэдру нанести себе магическое тату подчинения.
— Это как? — Удивилась я
— Узор на моем лбу, это татуировка, через нее адепт Вэдр может приказать мне, теперь уже тебе, переспать с ним или выполнить другое его желание, конечно, если его желания не нарушают законов Принципата.
Я не поняла смысла, зачем пьяной девушке наносить татуировку, чтоб потом переспать с ней. Если можно затащить пьяную в постель сразу, без всякой магии.
— Нельзя соблазнять пьяную, это свидетельствует о слабости соблазнителя. — Заявила мышь.
— А с тату можно? — Или мое земное воспитание мешало мне принять логику нового мира, или проблемы были в морали этого мира.
— А татуировка — свидетельство магисческой силы. Раз маг смог ее нанести, никто ему не оказал сопротивления, теперь он хозяин положения, пока тату на носителе.
— А снять ее никак нельзя?
— Можно, конечно, сопротивляясь силе призыва. Тогда тату блекнет и со временем может вообще пропасть. Но это сделать могут только очень сильные маги или люди с непоколебимой волей и высоким болевым порогом
— А если запереть призываемого в комнате, не пускать на зов? — Спросила я.
— Тогда ему будет очень больно, до обморока или даже смерти. Вообще-то, призываемый скорее разнесет свою темницу, перебьет всех, кто его держит, но дойдет до хозяина, чтоб облегчить свои муки
— Тебя уже призывали? — С сочувствием спросила я.
— Нет! Да. Просто мне повезло, на следующее утро после той вечеринки седьмой курс отправился на полевую практику. И призвать он меня мог только туда, на границу Принципата. А это нарушение закона, его бы судили. Но он почти каждую ночь насылал на меня мерзкие сны и показывал, что меня ждет после его возвращения. А завтра седьмой курс возвращается со своей практики. Потом у них будет подготовка к выпускному испытанию, и само испытание. Для этого они выбирают себе команду из третьекурсников. А для нас это первая практика в Академии. В общем, все адепты будут сильно загружены, но для воплощения своих отвратительных идей в жизнь, адепт Вэрд время найдет. А я не смогла бы ему сопротивляться.
— Ты не жаловалась ректору? Или родителям? — Мне не верилось, что из такой ситуации единственным выходом была смерть или переселение души в грызуна.
— Я сирота. Но жаловаться, конечно, ходила к куратору. Но он сказал, что все в рамках закона. Только на адептов первых двух курсов запрещено влиять магически. а я еще и нарушила правила Академии и сама пошла на закрытую вечеринку старшекурсников, сама же пьяной позволила нанести на себя знак призыва. Теперь должна или побороть силу влечения или выкупить у Вэдра его право, чтоб он снял тату. А он не снимет ни за какие богатства. У меня и нет богатств. А он и сам из богатой семьи. А развлечь я его могу, наверное.
— Бедная, — искренне посочувствовала я мышке.
— Я хотела умереть. Но самоубийство тяжкий грех. Я не хочу веками гореть в пламени ада из-за своей слабости. Но и игрушкой Вэдра я не могла стать. Поэтому я и решила покинуть свое тело, а способ и заклинания нашла в архиве библиотеки. Мое тело должны были обнаружить бездыханным и передать дяде. А я бы жила в Академии очень умным дахкилгом, и может быть даже смогла бы отомстить убийце своей подруги и своему обидчику. Когда-нибудь. А сейчас я буду учить тебя всему, что знаю сама, и практиковать в магии. Ты станешь адепткой, все равно других вариантов у тебя нет. И ты должна бороться с призывом Вэдра, тебе будет чуть проще, чем мне, все-таки он будет призывать по моему имени. А у тебя-то другое имя с рождения. И никому его не говори. Я даже отсюда вижу, что тату уже стало чуть бледнее.