Ни вороненка, ни белки… спят. Спят.
Я тоже хочу спать. Хочу домой. К маме… нет, не получится. У живых записок не бывает дома и семьи. Разве что в чужую пустят пожить. Ненадолго.
Я прислонилась к дереву, привычно сплетая пальцы. Нет меня здесь.
Квентина жалко. Это его мир, его дом, то, чего он ждал много лет. А я расклеилась так, что даже не могу за него порадоваться. Все ведь будет хорошо, правда? Я спасла его. Мы вместе. Мы…
Я глубоко вздохнула. Сейчас я приду в себя. Еще минута…
В ветвях шевельнулась тень.
Инстинкт сработал раньше головы, но я не упала на землю — шарахнулась влево, пытаясь уйти от удара. И нож, который должен был вонзиться мне в горло, просвистел справа и пришпилил к осине рубашку на плече.
По руке потекла кровь. Стало горячо и мокро: кажется, лезвие задело кожу.
Я дернулась, но нож держал крепко. Тогда я потянулась к нему другой рукой и изо всех сил потащила на себя. Нож покачнулся, но остался в стволе.
Пепел, тут нужно двумя руками…
Второй нож просвистел мимо бедра. Я похолодела.
Рукоять не повиновалась, рубашка не желала рваться… Сейчас я билась уже по-настоящему, но испуг сковал тело — любому прохожему, наверное, показалось бы, что я лишь чуть-чуть пританцовываю у дерева, как пьяная.
Сейчас меня убьют. И Квентин ничего не узнает…
Это кошмар. Я сейчас проснусь.
Еще капля крови скатилась по плечу. Стрелок медлил. Капюшон наполз на глаза; жадно, как утопающий, которому не хватает воздуха, я мотнула головой.
Листва наверху колыхалась; свет звезд обрамлял неясный силуэт. Стрелок потянулся, доставая из рукава третий нож… зачерненное лезвие, вот скотина… наклонился вперед, и я увидела его лицо.
А он — мое.
Марек…
Он был белее мела. Капюшон, проклятый капюшон — Марек меня не узнал. Да?
Правда?
Или здесь, сейчас все и кончится?
Последняя мысль придала сил. Рубашка напряглась, лопнула, как парус во время урагана, и я рухнула на землю. Из ссадины на плече потекла кровь.
Марек бесшумно приземлился в трех шагах от меня. Я вжалась в дерево.
Кортик доставать… рука не поднимается. Кричать? Захочет убить и убежать — убьет и убежит.
Небо, Первый, мама…
Квентин…
— Прости меня, пожалуйста, — хрипло прошептала я. — Прости меня.
Марек осторожно снял плащ. Поверх рубашки на нем были только вязаные рукава — оба заканчивались ничем, лишь на груди их соединяла пара ниток.
— Я чуть с ума не сошел, — тихо сказал он, усаживаясь рядом. — Ты цела?
— Ссадина на плече… Заживет.
— Отомстил-таки, — с его губ сорвался сухой смешок. — За ту, первую ссадину… Повернись, я хочу видеть.
Я открыла было рот, но он уже ощупывал мое плечо. Пальцы были сухими и цепкими и совершенно не дрожали. Дрожал огонек в глубине его глаз. И еле заметно подрагивали губы.
— Я так хотел тебя найти, поговорить, — еле слышно пробормотал он. — То, что я буду сидеть над твоим трупом, как-то не приходило мне в голову.
— Зачем ты здесь?
Он иронически поднял бровь. Ну же, Лин, неужели не догадаешься?
— Вельер, — со вздохом сказала я. — Ты хочешь убить его.
В его руках появилась короткая трубка. Такая знакомая, такая безобидная…
Марек поймал мой взгляд. Грустно усмехнулся.
— Ты поняла. Собственно, человек с метательными ножами, затаившийся на дереве, может быть и точильщиком, любящим уединение, но…
…Бледный человек с редеющими волосами покачнется и упадет со стрелкой в виске. Паника, горечь, ненависть… понятно на кого направленная. И что, остановится война? Вмиг? А если последним словом Вельера будет «Жгите!»?
Я вцепилась Мареку в рукав. Плечо пронзила боль, но я держала его, как, наверное, не обнимала даже Квентина.
— Марек, не надо. — Меня трясло. Меня затрясло сейчас, когда все было позади, ножи бессильно торчали в осине, а в глазах Марека, оказавшихся вдруг близко-близко, были только тревога и сочувствие. — Я не хочу войны. Совсем не хочу. Пусть Квентин не уговорит Вельера сразу, но ведь у нас будет книга…
— Книга? — спокойно переспросил Марек.
Я прикусила язык.
— Значит, Драконлор…
Марек оперся на ствол. Локтем выше темнела тонкая струйка.
— Я когда-то верил Первому, — произнес он, глядя в пустоту. — Если бы драконов не было вовсе, как бы хорошо нам жилось, а? Пусть никто не помогал бы с урожаем, пусть дома строились бы по году, а не по неделе, но мы стояли бы на своих ногах. Зачем зависеть от волшебников, когда у тебя есть голова и руки?
Марек помолчал. Я смотрела на него и боялась дышать.
— Но я не могу без них. Без Далена и Эйлин, с которыми мы уже много лет одно целое. Без Анри, бесшабашного архивиста, — он усмехнулся чему-то. — И когда я смотрю в их лица, я вижу, что для них огонь. Отними чудо, и они задохнутся. Им это необходимо: в каждом заклинании они видят что-то… глубинную суть, быть может? Не знаю.