— Отпусти себя, — требовательно бросил он.
— Что? — не понял в первый миг шут.
Но тут лекарь легко подхватил его на руки, и голова Шельма как-то сама собой оказалась у него на плече. Он хотел возмутиться, честно хотел, но не смог. Лишившись опоры, тело обмякло, глаза закатились, и шут провалился в глубокий обморок, плавно перетекший стараниями лекаря в безмятежный сон.
Шельм открыл глаза и увидел холмы. Высокие и низкие, почти пологие и покатые, разные, и от подножия до самой вершины покрытые вереском, перешептывающимся на разные голоса под ласковой рукой ветра. Такой же ласковой, как та, что расчесывала и перебирала сейчас ему волосы.
Он знал, что спит. Он всегда чувствовал сон. Но отчего-то в этот раз ему показалось, что эта вересковая пустошь существует не только в его сне, но и где-то еще, за гранью их мира. Повернув голову, он увидел Ставраса, обнаружив себя лежащим у него на коленях.
— Я сплю, — убежденно побормотал шут.
— Я знаю, — отозвался лекарь, не опуская глаз. Он смотрел вдаль и, кажется, видел не только бездушный вереск.
Шельм тихо вздохнул и даже не подумал подняться, напротив, чуть-чуть перекатил голову по его бедру, устраиваясь удобнее. Лекарь тоже не спешил убирать руку из его волос, все так же осторожно и бережно расчесывая их пальцами и массируя затылок.
— Почему ты оттолкнул её? — тихо поинтересовался он.
Шельм не ответил, тогда Ставрас продолжил:
— Знаешь, она, конечно, немного крупновата для своего истинного возраста. Но уверяю тебя, все еще достаточно юна и неопытна.
— И что мне с того?
— Она не смогла бы распознать даже масочника, не смотря на всю хваленую проницательность драконов.
— Подозреваешь, что я масочник и есть?
— Подозреваю. Правда, с типом маски еще не определился.
— То есть, с видом моей магии ты уже разобрался.
— Конечно. Ты можешь быть только марионеточником.
— Почему им?
— Во-первых, по тем же причинам, которые ты назвал про меня.
— А кроме них?
— Слишком много ты знаешь о всегда скрытных и окутанных тайной масочниках, но это все косвенное.
— А что прямое?
— Например, то, что семь лет назад из одного знатного семейства пропал мальчик. Семейство-то знатное, но в столице его представители бывали очень редко. Опасно им, масочникам, появляться вблизи драконов.
— И что с того? Может, ребенка зверь какой в лесу задрал?
— Мальчика-марионеточника? Ты же сам понимаешь, как глупо звучит твое предположение. Хватило бы одной тончайшей нити, и зверь бы стал игривым и ласковым как обычный котенок.
— Может быть, его застали врасплох.
— Врожденные масочники, воспитываемые внутри клана, слишком хорошо контролируют свои сны, просто так к ним не подобраться и врасплох не застать.
— Но почему этим мальчишкой должен оказаться именно я?
— Не почему. Но должен же я как-то отреагировать на все эти твои бредовые предположения про Радужного Дракона, а? — неожиданно весело возвестил Ставрас и легко дернул его за волосы на затылке.
Шельм фыркнул и расслабился.
— Ну, знаешь, это еще не повод подозревать друга в такой мерзости.
— Друга? О, это что-то новенькое, любовничек, — окончательно развеселился Ставрас.
— Слушай, я вообще-то сплю, — напомнил шут, приподнимаясь и заглядывая в смеющиеся глаза лекаря, стараясь тем самым скрыть собственное смущение.
Друзей у него еще не было. Был кровный брат — Веровек, и все. Один раз, обжегшись с ним, он больше не рисковал хоть кого-то приблизить к себе.
— Я в курсе.
— И, по-моему, это просто наглость с твоей стороны, врываться в мой сон и мешать мне отдыхать! — возмущенно объявил Шельм, но его самого разбирал смех. Так легко и свободно он себя со Ставрасом еще никогда не чувствовал, словно камень с души упал. И с чего бы это вдруг?
— Ты, правда, считаешь дар масочника мерзким? — не поддался на провокацию Ставрас, посерьезнев, но в желтых глазах все еще оставалось тепло.
— Я здесь не причем! — отозвался шут, снова лег так, как лежал, и лишь через некоторое время добавил: — Если бы он не был мерзким и все такое прочее, масочников бы не ненавидели, нет?
— Их ненавидят, потому что боятся. Слишком много власти у них над людскими жизнями, это раздражает. Да, и не все они чисты на руку, были и те, кто подавлял волю и рвался к власти всеми силами.
— Вот видишь… — со вздохом пробормотал Шельм и прикрыл глаза. Однообразность пейзажа стала казаться унылой. — Где мы?
— В моем мире. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о нем, но не сейчас.
— Тогда зачем ты притащил меня сюда? — из души Шельма улетучилось все благостное настроение.
— Хотел поговорить наедине, да и силой поделиться тоже.
— Так чего ты с Дирлин сам не делился?
— У тебя получается тоньше и естественнее, а мне бы пришлось слишком сильно проявить себя.
— От меня, что ли, конспирируешься?
— Шельм, — неожиданно строго произнес Ставрас.
Шут замер. Конечно, все еще можно было притвориться, что не понимает о чем это он, но, задумавшись, понял, что, назвав Ставраса другом, не лукавил, он действительно его таковым теперь считал, а друзьям не врут, правда?
— В Дабен-Дабене появился кукольник и, наверное, на таком расстоянии он смог бы тебя почувствовать, хотя я не уверен.