— Начнем с баронессы.
— Почему с неё?
— Хочу точно знать, есть ли, куда возвращаться нашим девочкам.
— Она её дочь?
— Да.
— Это радует.
— Чем же?
— Ну, Дабен-Дабен окончательно и бесповоротно обосновался в Драконьей Стране на вечное поселение, лишь после того как Палтус Первый благословил брак одного из баро и своей старшей дочери. Так что, если Веровек сватов засылать надумает, мезальянсом это точно не назовут, скорее, уже традицией.
— Думаешь, у него к ней может возникнуть что-то серьезное? Не рановато ли сватов вспоминать?
— Думаю, она быстро подтолкнет его к простой мысли, что все серьезно и еще как.
— Зачем бы ей это? Кстати, Веровек своего настоящего имени ей не сказал, назвавшись просто Веком.
— Молодец, братец, соображает. То-то я думаю, чего он весь вечер на меня косился? Оказывается, боялся, что сболтну чего лишнего.
— Ага, как же. По-моему, он просто пытался убедить тебя блюсти хотя бы относительную нравственность.
— Вау! А относительную, это как?
— А это как у нас с тобой. Ты домогаешься, я пока позволяю тебе это делать. Ровно до того момента, когда начинаю приставать к тебе сам. Не сказал бы, что это для меня привычное дело, зато позволяет хоть ненадолго увидеть тебя настоящим, а не очередную маску.
— А зачем я тебе настоящий понадобился? — прищурился шут.
— Любить долго и страстно до полной потери вменяемости.
— Твоей или моей?
— Обоих.
— Вау! Я уже хочу быть отлюбленным! — воскликнул шут, сверкая неподдельным восторгом в коварных глазах.
— Ага. Как же, — хмыкнул Ставрас и отвесил ему второй за сегодня подзатыльник. — Опять будешь убеждать меня, что предпочитаешь девушек? А от Дирлин шарахнулся, как от огня.
— Я просто был не в форме!
— Тогда мог бы просто сказать, что устал, а не приплетать меня.
— И вообще, зоофилией не страдаю.
— Что?
— Ну, она же все-таки дракон.
— То есть, по-твоему, драконы тоже, что зверье неразумное?
— Ну… — начал Шельм, но вовремя прикусил язык. Некоторое время шли молча. — Извини, я просто не подумал, — признал свою неправоту шут.
— А, по-моему, очень даже подумал.
— Я не хотел обидеть ни тебя, ни их.
— Но обидел.
— Прости.
Шельму на самом деле было стыдно за себя, у него даже щеки порозовели, и он меньше всего ожидал от Ставраса маленькой подлости именно сейчас.
— Поцелуешь, прощу, — с непроницаемым каменным лицом выдал тот, вволю полюбовавшись на поначалу вытянувшуюся мордашку шута.
— Ставрас! — праведно возмутился Шельм, словно белошвейка, уличенная в чем-то ужасно непристойном.
— Что Ставрас?
— Ты дурачишься!
— Нет. Просто учу одного безразумного мальчишку уму разуму.
— И что же, мне прикажешь тебя прямо здесь целовать?
— Зачем же? Я вполне дотерплю до более безопасного места. К тому же, давно пора заняться искоренением ханжества некоторых королевских особ огнем и мечом, а в нашем случае поцелуем и подзатыльником. Пусть смотрит и учится.
— Ты же это несерьезно, — недоверчиво протянул Шельм.
— Ошибаешься. Я серьезен, как никогда. Будешь знать, как драконов, так еще бронзовых, с собачонками там всякими и кошаками сравнивать, ну или хомячками. Да и чего ты так переволновался-то? Подумаешь, поцелуй. Думаю, в глазах девчонок, а уж Веровека тем более, нам с тобой ниже падать уже некуда.
— А вдруг понравится? — спросил шут, глядя в звездное небо.
— Кому, тебе или мне?
— Если обоим, куда ни шло. А если мне одному, совсем гиблое дело
— Это почему же?
— Ты же только драконами интересуешься, — с философским видом, словно обсуждал нечто ни важнее погоды, пожал плечами шут.
— Не только, — разочаровал его лекарь, краем глаза внимательно следя за лицом голубоволосого мальчишки, вышагивающего рядом с ним. Но тот ничем не выдавал свои истинные чувства по отношению ко всему сказанному. Ставрас добавил чуть тише: — В моей жизни был и человек.
— Любовник?