Но, увы, не мог найти ни того, ни другого.
Тщетно спрашивал замерших защитников — они молчали, в душе оплакивая ушедших. Даже гордые эльфы склонили головы.
Отталкивая вставшего на пути Яна, он бросился к центру реки. Под ногами хлюпало ледяное месиво, смешанное с кровью.
— Риндевей! — Кричал он, срывая голос. — Риндевей где ты! Слышишь! Слышишь ли ты меня!
Почти в самом центре стремительно замерзающего участка реки, он увидел взметнувшееся красное пламя.
— Риндевей!
Тело девушки, облаченное в легкую одежду, поглощал прозрачный лед. Эльф бросился на колени, начал разбивать лед, превращая руки в кровь.
— Риндевей! — Шептал он, — не замерзай, не покидай меня Риндевей. Я люблю тебя…. Всегда любил…. Окрой глаза, Риндевей.
Девушка открыла глаза, и улыбнулся неестественно алыми губами, на которых замерзала кровь.
Властелин наклонился, чтобы поцеловать холодные как дыханье бездны губы, согреть их бушующим в груди пламенем.
— Я еще вернусь, — прошептала девушка и улыбнулась, устремив невидящий взгляд в стремительно светлеющие небеса — бесконечно синие, без единого облака.
— Нет!
Лед поглотил тело и подвластный зиме островок начал погружать в воду.
Эльф продолжал сидеть, опустив голову, и пряди белых волос закрыли его лицо. Потом их подняло прохладное течение древних вод Озера.
— Уходи… — Сказала зеленовласая русалка, — …ищи ее душу.
Я коснулась щеки своего любимого, светлого пламени волос. Губы еще хранили тепло его губ, а душа уже летела в чертоги Вирия. Мы еще встретимся, не сегодня и не через век. Ты будешь искать меня, а я буду ускользать от тебя. Но однажды мы снова будем вместе.
Помнишь, когда-то ТЫ ушел от меня, и я сидела на коленях перед твоей могилой, и шептала приходящие свыше слова:
Когда звонят колокола,
И плача умирает вечер,
В мерцанье звезд тебя замечу,
И назову своей судьбой.
Крылом взмахну, ловя потоки,
Разбитым сердцем на востоке,
Где разгорается заря,
А в мире больше нет тебя…
Теперь ты подожди меня. И я вернусь. Только ты меня жди… и верь, что встреча состоится.
Богиня Света парила над Арахантом, довольно улыбаясь. Все получилось как нельзя лучше. Выполнены все обязательства и соблюдены условности. Что еще надо для счастья? Никто не обвинит ее в невыполнении обещаний. Тем более что хорошая репутация ей еще понадобиться. Придется отдать один должок. И ой как непросто будет это сделать, чтобы не нарушить правил. Впрочем, что ей Богини какие-то жалкие правила? Теперь, когда она вне Лабиринта?
Глава 9
В раю нет любви, ни смеха мечты,
Ни пламя огня, ни блеска звезды,
Есть только покой, и невидящий взор,
Бескрайних полей касается вскользь.
Баллада о Героях
Живые думают что "на том свете" жить лучше.
Жить…
Назвать это существование «жизнью» невозможно.
Это одновременно и уменьшение и преувеличение. Здесь нет привычного хода вещей, и царит безвременье. Нет ни боли, ни ненависти, ни любви.
Ничего нет кроме покоя — безоговорочного и безграничного.
Ты помнишь все свои жизни, знаешь ответы на все вопросы и можешь практически все. Но ничего не хочешь. Проблемы живущих кажутся пустяками: ничтожными, неопасными…. И только голоса тех, кто плачет и тоскует по тебе, разрушают уединение. Это и раздражает и радует одновременно.
Радует — значит, ты нужен там, за чертой. Раздражает — вернуться туда невозможно. И остается только неосознанная тоска, печаль паутиной опутывающая душу.
Четче всего слышны голоса матери и сестры, слабее — друзей. Остальные воспринимаются как неразборчивый шум. Можно слегка напрячься и различить слова, но ты этого не делаешь. Зачем?
Таков рай. Беспокойству и терзаниям нет в нем места.
Ты паришь среди облаков, наслаждаясь каждым мигом фальшивого счастья.
У смертных проходят года, столетия, вечности…. А здесь пролетает единый миг.
Даже не пролетает, а бесконечно тянется. И в этом миге ты увязаешь как муха в капле меда. Но если муха пытается выбраться, расправить крылья и улететь, то ты не предпринимаешь таких попыток.
Вырываться бесполезно, а лететь некуда.
— Рина…
О, а этот голос я раньше не слышала. Здесь не слышала. Хотя он определенно мне знаком.
С огромным трудом, оторвавшись от созерцания сказочно красивого заката, я повернулась к говорившей. Лучи скользили по идеально красивому лицу, золотили волосы и искрами вспыхивали на дне бездонных синих глаз подобно светлячкам в темную ночь.