Вечернее солнце висело низко над городом. Оно лениво освещало Санктафракс, превращая его величественные здания в золотые утёсы и бросая длинные тени в ущелья аллей и улочек. Воздух был совершенно неподвижен, но во всех школах и колледжах города небоведы, будь то дождеведы или облаковеды, ветроведы или дымковеды, приходили к одному и тому же заключению из всех данных своих тщательнейших наблюдений: это затишье перед бурей. Каждый измерительный инструмент города это подтверждал.
На самом верху Обсерватории Лофтуса профессор Света поднял взгляд от своего стационарного анемометра.
— Мы как раз вовремя провели процедуру Благословения, — сказал он. — Великая Буря придёт в Санктафракс не позже чем через час.
Его коллега, профессор Тьмы, кивнул торжественно:
— Да поможет Небо Гарлиниусу Герниксу вернуться в Санктафракс с драгоценным грозофраксом, взятым у Бури.
— Да поможет ему Небо! — повторил профессор Света. Он повернулся и посмотрел в окно. Находясь на высшей точке Санктафракса, профессор мог обозреть весь город: Школу Света и Тьмы, Большой Зал, Центральный Виадук, Восточную и Западную Пристани. — Санктафракс, — восхищённо произнёс он. — Прекраснейший город всего мироздания.
Профессор Тьмы тоже подошёл к окну.
— Воистину великолепно, — согласился он и добавил тихо: — Но прекрасным городом нужно хорошо управлять.
— Действительно, — сказал профессор Света.
Оба они, не сговариваясь, уставились в сторону Дворца Теней. Даже со своей выигрышной позиции они могли видеть лишь верхушку самой высокой башенки этого древнего здания, скрытого в тени внушительного Колледжа Облаков.
— Я беспокоюсь за нашего старого друга Линиуса, — сказал профессор Тьмы. — В последний раз он выглядел ужасно.
— Хуже и хуже всякий раз, как я его вижу, — сказал профессор Света и покачал головой.
— Санктафракс заслуживает лучшего Высочайшего Академика.
Спальня Линиуса Паллитакса, Высочайшего Академика Санктафракса, была погружена в темноту. Ночь рано приходила во Дворец Теней. Сам Линиус, свернувшись калачиком под одеялом, крепко спал. Его лицо было безмятежным, дышал он спокойно. Он не заметил, как в комнату вошла Вельма, чтобы проверить его состояние. Не заметил он и того, что Твизл, всё ещё обеспокоенный состоянием рассудка хозяина, вернулся в комнату на закате, чтобы закрыть ставни и зажечь свечи около кровати. Вот и сейчас, когда дверь заскрипела в третий раз, его сон не прервался.
Вошедший бесшумно пересёк комнату и наклонился над спящим профессором.
— Подъём! — прошептал он и небрежно потряс Линиуса за плечо. — Профессор, я вернулся.
Веки Линиуса дрогнули и поднялись.
— Квинт, — сонно пробормотал он, — Ты цел?
— Я торопился, — сказал Квинт.
— Молодец, Квинт. — Линиус осмотрелся в комнате и спросил: — А где Марис? И Бунгус? Он тебя нашёл?
Ноздри Квинта зашевелились. Его язык обежал губы.
— Марис и Бунгус? Да, они меня нашли, конечно.
Линиус сел.
— Марис тоже пошла? Где же они?
— Я не знаю, как это сказать. — Квинт уставился в пол. — Марис разбудила меня. Бунгус обработал раны. Мы вышли из лаборатории, и тут… — Он замолчал. В мерцающем свете Линиус видел выражение его лица. — Тут произошло ужасное, — сказал он.
— Говори, — сказал Линиус.
Квинт отвернулся, со свистом втянув воздух. Язык его то и дело высовывался изо рта.
— Ничего нельзя было сделать… Это случилось так быстро…
— Что? — спросил Линиус. Его сердце бешено колотилось. Он встал с постели. — Ты должен мне сказать. — Он подошёл к Квинту нетвёрдыми шагами. — Пожалуйста, Квинт. Я виноват во всём, я понимаю это. Почему Марис тоже пошла: Почему я не был достаточно силён и не остановил её? Что я за отец?!.
Он снова поник на кровать, лицо его исказилось.
— На неё напал глистер?
Квинт улыбнулся:
— Он появился так неожиданно.
— Нет! — воскликнул Линиус. — О Марис, Марис!.. Что с ней случилось? Скажи мне!
— Глистер схватил её.
Линиус покачнулся.
— …За горло.
Линиус схватился за голову. Все кругом плыло. Сердце готово было выскочить из груди.
— Её лицо покраснело. Глаза выпучились.
— Нет! Нет! — закричал Линиус. Язык Квинта снова высунулся и лизнул воздух. Линиус встретился с Квинтом взглядом. Он увидел в глазах Квинта плохо скрытое презрение. Линиус отпрянул. У него зародилась ужасная мысль. — Квинт, это действительно ты?
Квинт нахмурился:
— Вы ещё сомневаетесь? Конечно. — Он хитро усмехнулся и распахнул накидку. — Смотрите, — сказал он, показывая Большую Печать, висевшую у него на шее.
— Моя печать! — облегчённо воскликнул Линиус. — Это Квинт. А Марис?
— Я ведь как раз пытаюсь вам сказать, — потряс Квинт головой. — С Марис было плохо. Я боялся, что с ней всё кончено. Но я не сдался. Я отбил её у глистера.
Линиус вздохнул с облегчением.
— Но он вернулся. Ещё больше и безобразнее. — Голос Квинта стал громче. — И с таким бешенством внутри, что я не смог предотвратить его вторую атаку.
— Нет! — возопил Линиус. — Скажи, что это неправда!
— Если бы я только мог, профессор. — Когда Квинт заговорил снова, его голос дрожал: — Она упала наземь. Моментально монстр оказался над ней. Я был бессилен что-либо сделать.
— А Бунгус?
— Бунгус? — Квинт плюнул на пол. — Не говорите мне об этом… слизняке.
Линиус ужаснулся:
— Как?
— Потому что этот трус взял ноги в руки и был таков! Такого быстрого бега я в жизни не видел.
Линиуса трясло. Он схватился за кровать, ища опору.
— Пожалуйста, Квинт, скажи, что случилось с моей дочерью, — шептал он, едва в состоянии слушать то, что должен был ему сказать его ученик.
Квинт опустил голову:
— У неё не было шансов на спасение. Но даже в эти последние моменты она вспоминала вас, профессор.
— П… правда? — прерывающимся голосом сказал Линиус.
— О отец, если бы ты был со мной сейчас! Это её слова, профессор… — Линиуса трясло от ужаса, а Квинт продолжал: — Но у тебя никогда не было времени для своей единственной дочери… — Он остановился. — У меня сердце разрывалось, профессор, поверьте.
— Всё, Квинт, — попросил Линиус. Он отвернулся и закрыл глаза. — Достаточно.
— Но она хотела бы, чтобы вы знали её последние слова, — сказал Квинт. Его язык снова блеснул в воздухе. — Я даже сейчас слышу её голос… Он бросил меня! Он бросил меня!
Линиус зажал уши ладонями.
— Хватит! — стонал он.
Квинт продолжал:
— Отец! — кричала она. — ОТЕЦ!
— Не надо, прошу тебя, — выкрикнул Линиус. — Во имя милосердия!
— Но её последние слова, — прервал Квинт. Его глаза сверкали. — Последние слова, когда жизнь покидала её…
Профессор замер:
— П… последние слова?.. Что она сказала?
Квинт с улыбкой оглянулся:
— Вы уверены, что хотите знать?
— Д… да, — неуверенно пробормотал Линиус. — Скажи.
Квинт снова шагнул вперёд. Улыбка исчезла.
— Отец, я проклинаю тебя! — взревел он.
Линиус задохнулся и пошатнулся назад, замахав руками, чтобы удержать равновесие.
— Нет… — бормотал он. — Нет…
Он тяжело толкнул ночной столик. Канделябр качнулся, наклонился и упал в постель. Две свечи сразу же погасли. Третья затрещала, но не затухла. Линиус закрыл лицо руками.
— Я во всём виноват, — всхлипывал он. — Дорогая моя Марис!
Позади него из тлеющей подушки вилась вверх тоненькая спираль дыма.
— Я проклинаю тебя! — скрежетал Квинт, — Я проклинаю тебя!!! — Он откинул голову назад и захохотал злым, хриплым смехом.
У Линиуса отвалилась челюсть. Он поднял глаза:
— Квинт?.. Ты не Квинт! Ты… Ты…
Знакомые черты ученика менялись. Глаза стали жёлтыми и втянулись в глазницы, спина сгорбилась, шея исчезла под толстой гривой лохматой шерсти, а над глазами появились узловатые кривые рога.
— Узнаёте, профессор? Я ваше создание. Вы вопите над своей дорогой Марис, — продолжал он презрительно, — а для меня у вас слёз нет, а лишь ненависть. — Хрумхрымс поднял обожжённую руку. — Вы сделали это… — он прикоснулся когтями к шрамам на лице, — и это… Как раз когда я обнаружил своё истинное обличье, вы, Линиус, навсегда обезобразили меня. Ты пытался сжечь меня, своё творение! Теперь твоя очередь гореть!!!
Голос Хрумхрымса звучал, заполнив всё помещение, а за спиной профессора с внезапным шипением и треском подушка взорвалась бурными языками пламени. Линиус обернулся и увидел, что жёлтые и розовые ленты пламени бегут во всех направлениях по тяжёлому одеялу и стёганому покрывалу, по бархатным занавесям кровати. Удушливый дым заполнил комнату.
— Гори, Линиус, гори! — ликовал Хрумхрымс, взлетая в воздух.
Линиус схватил с пола коврик и отчаянно попытался сбить пламя. Но он лишь раздул огонь, распространив его на вспузыривающийся пол и на обивку стен. Дым заполнил его глаза, рот, лёгкие.
— Н… не могу дышать. — Он упал на колени.
— Ты дал мне жизнь, — выкрикнул Хрумхрымс, — и оставил меня умирать. Возвращаю любезность. — Снова комната огласилась леденящим душу смехом. — Умри, Линиус, шут гороховый! УМРИ!
Уставшие после долгого подъёма от каменного ядра, Марис и Квинт не позволили себе ни секунды передышки.
Они вышли из Большой Библиотеки и заспешили к Дворцу Теней. Воздух на поверхности был, в отличие от затхлых подземных туннелей, прохладным и освежающим, и они с удовольствием вдыхали его полной грудью.
Вдруг Марис сморщила нос:
— Что это?
— Что?
— Запах!
Квинт тоже принюхался:
— Дым. Что-то горит
— Смотри, — сказала Марис и указала вперёд, где небесная дымка была запятнана чем-то жёлтым. — Что-то горит. Что-то большое.
Марис охватило недоброе предчувствие. Сзади раздался топот. Трое лаборантов, подобрав плащи, спешили мимо них.
— Что случилось? — крикнула Марис.
— Пожар! — крикнул один из них. — Дворец Теней горит.
— Отец! — закричала Марис и ринулась вперёд. Огибая угол Главной Улицы, она увидела широкие полотнища огня, хлеставшие ночное небо за Колледжем Облаков. Квинт догнал её.
— Это не случайность, — мрачно заметил он.
Рядом с ними торопились академики и ученики, слуги и стражи. Когда они достигли узких аллей и подворотен вблизи старого дворца, толпа резко сбавила скорость. В конце концов им пришлось продираться сквозь густую толпу глазеющих зевак. Маленькая площадь с фонтаном перед мраморной дворцовой лестницей была битком забита гражданами Санктафракса, стоящими плечом к плечу, с жадностью наслаждаясь редким зрелищем.
Жара была ужасная. Горело, как в плавильной печи. Пламя рычало, обжигало, румяня лица зевакам и покрывая их блестящей плёнкой пота. Никто из них ранее не видел Дворец Теней освещённым так ярко. Столетия прошли с тех пор, как он исчез в тени за новыми, более высокими зданиями. Сейчас, впервые за все эти столетия, он снова заслуживал своё прежнее название: Дворец Света. Каждая деталь величественного здания рельефно выделялась на пламенном фоне, каждая опора и колонна, каждая башенка, каждая статуя, каждая кованая решётка. К сожалению, это, похоже, был и последний раз, когда Дворец светился, как громадный маяк. Уже сейчас западная стена и башня начинали разваливаться, так как деревянные внутренние балки были поглощены жадным пламенем.
— Мой дом, — хрипло шептала Марис. — Вельма… Палец… — Она посмотрела на окна спальни отца, где рваные языки пламени вырывались из окон. — Отец…
Квинт не слышал ничего вокруг. В голове его звучали крики матери и братьев, павших жертвой прожорливого пожара.
Марис обратилась к стоявшим вокруг:
— Кто-нибудь знает хоть что-нибудь о Линиусе Паллитаксе? Видел кто-нибудь моего отца, Высочайшего Академика?
Не отрывая глаз от страшного спектакля, несколько зрителей отозвались:
— Нет… Ничего… Ни звука…
— Что же теперь? — причитала Марис. — О Квинт…
Тут за ними раздался пронзительный крик, прервавший Марис и вырвавший Квинта из его ужасных раздумий:
— Вот он!!!
Они обернулись и увидели крохгоблина в рабочей одежде носильщика корзин. Подпрыгивая, он указывал на дальний угол Высокого Парапета, как раз под уже полыхающей Восточной башней. Толпа вытянула шеи в направлении его указующей руки. Там, высоко над их головами, на фоне пламени, окутанная вихрящимся дымом, двигалась знакомая фигура Высочайшего Академика.
— Это он!.. Вон он!.. Да!..
Балансируя в опасной близости от края, Линиус замахал руками. Его нога поскользнулась, казалось, он уже падает на мостовую навстречу верной смерти. Толпа ахнула — и облегчённо вздохнула, когда он всё-таки удержался.
— В это раз ему повезло, — сказал кто-то. — Но, боюсь, счастье скоро ему изменит.
Марис завертелась на месте:
— Но кто-то же должен его спасти!..
— Да, недолго ему осталось. Будут выборы нового Высочайшего Академика, попомните мои слова… — раздавалось бормотание вокруг.
Глаза Марис запылали гневом.
— Мы должны спасти его!
— Может, скажете — как? — с иронией спросил кто-то. — Даже гоблины-стражи не смогли бы этого сделать.
Квинт пробился сквозь толпу и обернулся.
— Позор! — закричал он. — Профессор стоит тысячи таких, как вы. Можете стоять и смотреть, как Высочайший Академик погибает! Но я не могу!
— Квинт! — Догнавшая его Марис сжала его локоть. — Ты забыл. Огонь. Ты сам знаешь, как действует на тебя вид огня. Ты не сможешь. Если уж эти учёные не спасут своего Высочайшего Академика, то это сделаю я. — Она презрительно глянула в сторону толпы и зашагала ко входу Дворца.
Квинт остановил её:
— Я сын капитана воздушных пиратов. Высота — моя жизнь.
— Но огонь, Квинт.
— Я справлюсь. Я нужен твоему отцу. — Он повернулся и понёсся ко входу.
— И мне тоже… — прошептала Марис ему вслед.
Достигнув входа, Квинт не вошёл в дверь, а бросился к витой колонне справа от неё. Он быстро карабкался по колонне. Толпа заволновалась. Квинт добрался до верхушки колонны и оказался на балконе второго этажа.
— Теперь на следующий балкон! — крикнул кто-то. — Нет! По водосточной трубе к Центральной Башне!
Но Квинт сам знал, что делать. Ни на секунду не задерживаясь, уклонившись от пламени, вырывавшегося из разбитых окон, он вспрыгнул на ограждение балкона. В следующее мгновение площадь ахнула, не веря своим глазам: юный ученик совершил противоречащий законам тяготения прыжок на соседний балкон.
Марис изумилась вместе со всеми и сморгнула с глаз слёзы. Хотя Квинт и боялся огня, жизнь на корабле воздушных пиратов сделала его первоклассным верхолазом без малейшего страха перед высотой.
Квинт перепрыгнул на следующий балкон. И ещё раз. И ещё, на последний.
— Но зачем? — спрашивали в толпе. — Почему он не пошёл сразу вверх?
Это стало понятно, когда Квинт добрался до последнего, ближайшего к углу балкона. Он был таким же, как и все остальные, но была на нём одна вещь, которой не было на других балконах. Это был флагшток. Квинта интересовали не сами сигнальные флаги, трепыхавшиеся на ветру, а шнур, на котором эти флаги были закреплены. У Квинта не было пиратского абордажного крюка, и приходилось на ходу выдумывать. Удалив верёвку, Квинт смотал её и накинул на плечо. Затем он взобрался на нижний парапет. Отсюда, используя согнувшийся прут громоотвода, он перебрался на арку над окнами и на широкую плиту, выступавшую из раковинообразной ниши.
— Он почти добрался… — взволнованно бормотали в толпе. — Но самое трудное впереди…
— Что он делает?.. — спросил кто-то.
— Он пытается накинуть петлю на колонну парапета, — объяснил кто-то другой. — Он хочет взобраться туда…
Марис видела, как взлетает и срывается верёвочная петля. Второй раз… третий… Ну, ну же… С седьмой попытки петля затянулась на основании декоративной колонны. Квинт натянул шнур. Толпа задержала дыхание. Марис беззвучно молилась. В следующий момент все ахнули. Квинт оторвался от плиты и повис в воздухе, пядь за пядью поднимаясь по шнуру, в дымном воздухе, с развевающейся на ветру накидкой.
Над ним они видели профессора, размахивавшего руками отчаяннее, чем до сих пор. Пламя приближалось. Если отважный ученик не успеет, он и его профессор погибнут.
Марис закрыла глаза. Она просто больше не могла на это смотреть. Через мгновение радостный крик заставил её взглянуть вверх. Квинт был на балюстраде.
— Благодарение Небу! — пробормотала она.
— Но где отец? — Она внимательно осмотрела парапет, но Линиуса видно не было. Возможно, он отступил назад и скрылся из виду.
В этот момент раздался треск и от верха здания откололся громадный треугольный кусок. Он падал, охваченный пламенем и густыми клубами дыма. Когда дым немного рассеялся, Квинта нигде не было видно.
— Всё в порядке, профессор, — сказал Квинт. — Но у нас мало времени. Идите сюда, я обвяжу вас верёвкой. Скоро мы… Куда вы, профессор? Вернитесь!
Линиус молча повернулся и отступил за башню. Квинт занервничал. Жар от огня обжигал лицо — и всё же мороз пробрал Квинта до костей. Всё то, что он испытал при подъёме, бледнело в сравнении с ужасом, который охватил его сейчас. Квинт глянул вниз. Он увидел Марис, взгляд которой был устремлён на него. Неудачи не будет! Нет!
— Профессор! — закричал он. — Подождите!
В этот момент раздался сильный взрыв.
Квинт еле увернулся от потока осколков, летевших на него. От дыма слезились глаза. Горло обжигал раскалённый воздух. Он двинулся за Линиусом.
— Профессор! — задыхался он. — Подождите, пожалуйста!
Тут Квинт увидел его. Почти небрежно он стоял, прислонившись к башне.
— Профессор, выслушайте меня, — просил Квинт, стирая жгучие слёзы. — Нам надо поскорее уходить отсюда.
Но Линиус не внял настоятельной просьбе Квинта.
— Так быстро? Но ты только что появился. Присядь, отдохни, друг мой.
— Вы не понимаете! Здание вот-вот обрушится! — настаивал Квинт.
Профессор покачал головой:
— Брось, Квинт. В ногах правды нет, присядь у огонька и погрейся в эту прохладную ночь. — Он театральным жестом потёр руки. — A-а, огонь!.. Я чувствую страх, Квинт. Ты в ужасе, не так ли?
Квинт отвернулся, содрогнувшись. Язык профессора жадно лизнул воздух.
«Бедный Линиус, — думал Квинт в отчаянии. — Пожар окончательно выбил его из колеи». Он снова повернулся к профессору:
— Вы немножко не в себе, профессор. Но всё будет хорошо, обещаю…
Встретившись глазами с профессором, он был поражён выражением его лица. Пронзительный, почти голодный взгляд ошеломил его. И тут он заметил, как язык профессора буравил воздух. И ещё он заметил нечто, поблёскивавшее на шее профессора: Большую Печать Высочайшего Академика Санктафракса.
— Нет, — выдохнул он. — Нет, не может быть…
Настроение на площади перед Дворцом Теней тем временем изменилось. Казалось, что ни Высочайшего Академика, ни его ученика не было видно уже вечность. Толпа и не надеялась, что они сумеют пробраться сквозь тучи пылающих обломков. Ветер усиливался, унося горящие куски к соседним зданиям. Уже пошли толки о небольших очагах пожара в Школе Света и Тьмы и в башне дождеведов, затем и о возгорании на крыше Большого Зала. Хотя никто из небоведов особо не печалился о судьбе Дворца Теней, мысль о том, что их собственные колледжи и академии пыли в опасности, посеяла панику на площади.
Группа учеников и лаборантов-дождеведов с побледневшими лицами заспешила к Колледжу Дождя. Верховный декан Школы Света и Тьмы носился взад-вперёд, как одуревший лесной петух. С противоположной Дворцу Теней стороны площади образовалась цепочка из многочисленных учеников Колледжа Облаков, передававших друг другу вёдра воды, вверх по всем двадцати этажам колледжа, на самую крышу, где вторая группа добровольцев заливала влетевшие искры.
По всей площади академики, слуги и стражи устремлялись вон, оставляя Дворец Теней догорать без свидетелей.
— Нет времени для этого старья!
— Надо следить за своими зданиями!
— Пусть догорает на здоровье!
Марис стояла посреди этой суматохи, уставившись на верхний парапет:
— Пожалуйста, пусть они спасутся! Пожалуйста. — Но она ничего не могла разглядеть наверху, как ни приглядывалась. Ни отца, ни Квинта. Её охватил леденящий страх.
В этот момент у входа Дворца что-то произошло. Возбуждённые голоса. Скрип засова… Дверь отворилась, маленькая круглая фигурка в переднике и шлёпанцах появилась на пороге с ещё меньшим созданием, покрытым синей шерстью, сидящим на её плече.
— Вельма!.. Палец!.. — Марис устремилась к ним, обхватила Вельму. Они крепко обнялись. Палец верещал, прыгая по их плечам.
Сзади Марис услышала крики. Цепочка передававших вёдра что-то заметила. Она оторвалась от няни и посмотрела на вход. Из двери появился долгоногий паук, старый настоятель Дворца Теней. Он пятился задом, чтобы не повредить что-то, что он нёс в передних своих конечностях. Снаружи он медленно повернулся.
— Это он!
— Старый стеклоногий спас его!
Марис едва верила глазам.
— Отец! — закричала она и подбежала к нему.
Линиус повернул к ней голову. Его кожа была в ожогах, волосы опалены. Безжизненные глаза немигающе и неопределённо блуждали.
Марис обернулась к Твизлу:
— Он поправится?
— Я отнесу его в его бывшие помещения в Школе Дымки, — натянуто ответил паук. — Вельма обработает и перевяжет его раны. Мы положим его в постель. Потом нам останется только ждать. Вы в порядке, молодая госпожа?
— Да… нет…. — нахмурилась Марис. — Где Квинт?
Антенны паука заволновались.
— Молодой ученик Высочайшего Академика? О нём ничего не знаю; кажется, я совершенно уверен в этом.
— Но ты его не видел? Он был на крыше вместе с отцом. Он…
— Я нашёл вашего отца в его спальне, не на крыше. Он сжался в углу, а вокруг бушевало ужасное пламя.
— Не может быть… — прошептала Марис.
Паук обернулся и с отчаянием посмотрел на Дворец Теней:
— Как это всё могло случиться! Я во всём виноват. Надо было быть бдительнее. Внимательнее. — Он повесил голову. — Теперь всё пропало. Столетия традиций уничтожены… Одним махом…
Марис не слышала его. Если отец не покидал спальню, как можно было видеть его на крыше? Из-за кого Квинт рисковал своей жизнью?
Её лицо посерело, когда ужасная истина внезапно озарила её.
— Ты… — простонал Квинт. — Всё это время… это был ты.
Профессор на глазах превращался в создание с ужасно обезображенной кожей и длинными витыми рогами. Оно парило в воздухе перед Квинтом.
— Вы очень сообразительны, ма-а-астер Квинт, — презрительно прошипел Хрумхрымс и поднял Большую Печать. — Эта вещица выдала мой маленький секрет? Печать Высочайшего Академика? Она ему больше не понадобится! — Он залился кудахчущим хохотом.
Квинт огляделся. Пути к спасению видно не было.
— Начинаешь понимать, — сказал Хрумхрымс, размахивая Печатью перед носом у Квинта. — Эта безделушка ему не понадобится, он мёртв. Поджарен с корочкой. — Он снова загоготал. — Ты думал, что спасаешь его? А он всё это время был в спальне, окружённый огнём, который был всё ближе, всё выше, всё жарче.
— Н-нет… — задрожал Квинт.
— Пропал! — зарычал Хрумхрымс. Его глаза засверкали, он высовывал язык в воздух и причмокивал потрескавшимися губами. Он придвинулся ближе, и страх застрял камнем в горле Квинта. — Можешь представить, как он страдал. — Глаза Хрумхрымса сузились. — Я вижу, ты можешь это себе представить совершенно точно, — мурлыкал он. — Как его кожа покрылась пузырями, загорелись волосы. Ужасный жар. Кошмарная вонь горелого мяса. А какие крики он испускал, когда пламя пожирало его!.. Громче и громче!..
— Прекрати! — взмолился Квинт. — Неужели не хватит?
Хрумхрымс мгновение помедлил. Потом он уставился на Квинта своими жёлтыми глазами:
— Хватит? Я даже ещё и не начинал. Подожди немножко…
Квинт дрожал, как на морозе, несмотря на обжигающий жар. Чудовище вплотную приблизило свою физиономию к лицу Квинта.
— Хаос и раздор буду я сеять. Лгать, соблазнять, обманывать. И питаться болью и отчаянием, которые я сам создам. И страхом…
В то время как леденящий ужас пронизывал Квинта, чудовище дрожало от удовольствия и облизывало губы. Квинт отпрянул, но нестерпимый жар отбросил его назад.
— Этот дурак Линиус, — продолжал Хрумхрымс, — никогда не имел ни малейшего представления о том, что он затеял. Он вызвал меня из небытия и воображал, что сможет управлять своим созданием. Что я должен ему быть благодарным. Что я должен ему повиноваться — этому тщеславному и жалкому ничтожеству!
В это время с горящей башни сорвалась полыхающая балка. Она чуть не попала в Квинта, ударилась о каменный пол и взорвалась дождём белых и жёлтых искр. Квинт в отчаянии огляделся. Если бы он смог добраться до своей верёвки!.. Но где она? В этом дыму и пламени Квинт не мог ориентироваться.
— Он создал меня только для того, чтобы запереть в этой подземной лаборатории, слишком испуганный своим созданием, чтобы осознать, чем я могу стать, если он только мне позволит. Но я питался его страхом, и мне понравился вкус. Я рос, учился, думал — и вот… — Он воздел руки и зарычал: — Вот и я!
Квинта передёрнуло. Нет пути к отступлению — нет и выбора. Надо нападать. Его рука сжала рукоятку ножа. Ноздри Хрумхрымса трепетали, он глубоко дышал.
— Здесь снаружи даже лучше, чем я воображал. Вокруг меня такое творится… страх, мучение, горе… Это укрепляет меня. Это меня усиливает. Я расту в этом безбрежном страдании. — Он взглянул вниз на Квинта. — И всем этим я обязан тебе! Ты освободил меня. Ты привёл меня в ничего не подозревающий мир.
— И я освобожу его от тебя! — крикнул Квинт, яростно кидаясь вперёд и нанося удары парящему перед ним чудовищу.
Но Хрумхрымс только презрительно усмехался, уклоняясь от лезвия ножа и уходя в сторону.
— Ты ничего не можешь мне сделать! — гоготал он. — Пока сильные подавляют слабых, пока страх ценится выше нежности, пока ненависть, зависть и недоверие разделяют создания Края, я вне опасности!
Разглагольствуя таким образом, Хрумхрымс приближался. Закончив тираду, он выбил кинжал из руки Квинта. Звякнув об пол, клинок исчез в дыму. Сердце Квинта замерло. Хрумхрымс чмокал.
— Страх ранимого слаще страха сильного, — мурлыкал он. — Но слаще всего. — голос его усилился и стал угрожающим, — страх в момент смерти.
Квинта трясло. Ноги стали ватными.
— И этот момент, — рычал Хрумхрымс, — настал!
Он метнулся к Квинту, оттесняя его назад, в подступающую стену огня. Квинт попытался уклониться, но чудовище было быстрее. Оно мрачно оскалило зубы.
— Назад, иди назад, — с упрёком в голосе произнёс Хрумхрымс. — В огонь.
Квинт чувствовал, как пламя лизало спину, жгло шею, подпаливало волосы. В отчаянной попытке отсрочить неизбежное он поднял воротник и запахнул плотнее накидку, сухо, как бумага, зашуршавшую на нём.
Его рука наткнулась на что-то твёрдое в кармане. Пальцы нащупали кожаный мешочек, завязанный шнурком.
На нём была накидка Бунгуса! Бунгус обмотал ею Марис, которая уронила её в узком туннеле. Он подобрал её тогда. Это означало, что мешочек принадлежал Бунгусу!
— О Бунгус! — пробормотал он, вспомнив скрюченное тело старого библиотекаря в туннеле каменного лабиринта. Когда кроваво-красный глистер атаковал, Бунгус сунул руку в карман за мешочком, но его там не было. — Извини, — прошептал Квинт.
Язык чудовища лизал воздух.
— Пора, Квинт!
Квинт зло взглянул на Хрумхрымса. Его рука отчаянно тормошила мешочек. Вот он открылся, и зёрна потекли в ладонь, как мягкий песок. Его кулак сомкнулся вокруг них.
— Время умирать! — улыбнулся Хрумхрымс.
— Умри! — отозвался Квинт, швыряя драгоценный чайн в злобную ухмылку чудовища.
Хрумхрымс отпрянул и взвыл. Крошечные кристаллы посыпались на его лицо и руки. Он корчился, извивался, изгибался. Золотая Печать Высочайшего Академика упала на пол.
— Глаза! Глаза! — выл Хрумхрымс.
Квинт ступил вперёд и угрожающе поднял второй кулак:
— У меня много чайна! Полные вёдра по всему Санктафраксу. И я буду им пользоваться, клянусь. Ты никогда не будешь в безопасности! Я буду за тобой охотиться!
Хрумхрымс воспарил над ним, его глаза были кроваво-красными, лицо полурасплавилось. Он скрежетал зубами.
— Ты, ничтожный школяр! — огрызался он. — Ты мне осмеливаешься угрожать своим дурацким огненным песком! Ой, жжёт! Ой, жжёт!..
— Я тебя предупредил! — крикнул Квинт. — Катись!
— Я ухожу, Квинт. Но запомни, я ещё вернусь! Ты ещё встретишься со мной.
В небе заклубились тучи Великой Бури. Мелькнула молния, загрохотал гром.
— Я проклинаю тебя, ученик Квинт! — бушевал Хрумхрымс, болезненно корежась. — Тебя и весь твой род! Ты думаешь, что ты в безопасности со своим чайном, но я чувствую твой страх. Я проклинаю вас всех! И я тебя найду, и ты будешь иметь дело со мной… и все другие слабаки в этом мире. — Он поднялся выше и протянул свои когтистые лапы. — Ты будешь жить с моим проклятием каждый день своей жизни. Ты не сможешь спрятаться от него. Проклятие в том, что ты, ученик Квинт, выпустил меня в мир!
Хрумхрымс презрительно засмеялся.
— Помни моё проклятие, Квинт! — Он взвился в ночное небо. — Помни проклятие Хрумхрымса!
Квинт вглядывался в ночное небо.
— Всё. — Он разжал пустой кулак.
Его облегчение тут же сменилось ужасом. Никакой чайн не мог помочь против огня. Он должен найти способ сбежать от него. Сквозь дым он пробрался к ограждению парапета. Мимо него пролетали камни и горящие куски дерева с полыхающей башни. Завывал ветер. Грохотал гром. И вдруг Квинт увидел её. Верёвку! Она была всё ещё на той же колонне, где он её оставил, не тронутая огнём.
— Благодарение Небу! — Квинт рванулся вперёд, сжал верёвку и уже собирался перемахнуть через ограждение, когда позади раздался ужасный грохот. Восточная башня сдалась огню и рухнула, захватив с собою крышу дворца. Прежде чем он смог хотя бы подумать, Квинт ощутил, что летит по воздуху вместе со всей массой полыхающего дерева и обломков здания.
Он закрыл глаза. Перед ним проносились бесчисленные картины. Мать. Братья. Шакал Ветров и «Укротитель Вихрей».
Марис.
Дворец Теней. Фонтанный Дом.
Кроваво-красный глистер.
Хрумхрымс.
Марис.
Потом — ни-че-го.
Тремя днями позже Бэгзвил, бывший страж Сокровищницы, сидел в строго обставленной приёмной Сефтуса Леприкса, Верховного декана Школы Дымки, глядя в открытое окно.
— Немного настоя, Бэгзвил, — предложил Леприкс. — За наш большой успех. Наконец мы смогли распрощаться с Высочайшим Академиком Санктафракса. — Он взял кувшин с подноса и налил зелёной жидкости в первый из двух ожидающих тут же стаканов.
— Да уж, кто бы только подумал, — сказал Бэгзвил. — Он пережил обрыв цепи в небесной клетке, он пережил отравленную настойку и умер от пожара, к которому мы не имеем никакого отношения.
Леприкс кивнул.
— Я уж думал, он зачарованный, — сказал он, занявшись вторым стаканом. — Особенно когда узнал, что Твизл вынес его из огня.
— Он очень переживает, Твизл, — сказал Бэгзвил. — Он был в слезах, когда говорил мне, что его хозяин умер от ожогов. Он винит себя: мол, надо было быстрее, надо было больше лекарств.
— Слава Небу, что у него не было лекарств. — Леприкс поставил полупустой кувшин обратно на поднос. — Линиуса Паллитакса нет больше, с деканом произошёл прискорбный несчастный случай, так что я, как старший в школе, должен теперь стать Высочайшим Академиком. Большой Том Небесных Преданий ясно говорит, что если Высочайший Академик умирает на своём посту, то ему наследует академик той школы, из которой он сам вышел. — Леприкс ухмыльнулся. — И ничего эти проклятые профессора Света и Тьмы против этого возразить не смогут.
— А что насчёт меня? — возбуждённо спросил Бэгзвил.
— Вы, Бэгзвил, будете моим Главным стражем, — улыбнулся он. — С персональной камерой пыток. — Они подняли стаканы. — Я бы предложил тост за того, кто принёс эту прекрасную новость. За Твизла!
— За Твизла! — повторил Бэгзвил, и они вместе опорожнили стаканы.
— Честное слово, неплохой настой, — сказал Леприкс, вытирая рот ладонью. — Ещё по одному?
— Если можно… — скромничал Бэгзвил.
— Разумеется. Вам можно, мой друг, — тепло сказал Леприкс. — Мы празднуем нашу общую большую победу. — Он налил ещё два стакана, которые исчезли так же быстро, как и первые.
— Замечательно! — сказал Леприкс. — Джервис! — позвал он. — Джервис!
Дверь открылась, и вошёл сутулый слуга средних лет. Его взгляд обеспокоено метнулся по комнате. Все казалось в том состоянии, которое должно устраивать хозяина. Окна открыты, картины висят ровно. Его глаза упали на серебряный предмет, лежавший на диване. — Джервис, надо входить, когда я зову, — сказал Леприкс.
Джервис наморщил лоб. Это выглядело, как… как нос.
— Джервис! — заорал Леприкс.
Джервис вздрогнул и начал кланяться.
— Да, сэр, — бормотал он. — Извините, сэр. Вы вызвали меня, и я жду ваших приказаний, сэр.
— Да, вызвал, — сказал Леприкс сердито. — Я… — Потом он вспомнил, почему вызвал слугу, и его голос смягчился. — Что за винодел готовил этот настой? Надо заказать ещё.
— Это… это не от винодела, если вашей милости угодно. По крайней мере, я не знаю, — торопливо добавил он, заметив, что брови его хозяина нахмурились. — Но попробую узнать.
— Что ты там блеешь? — снова рассердился Леприкс. — Откуда настой?
— От… от… Тинзела… Твизела… Знаете, прозрачный паук из Дворца Теней…
— Твизл! — задохнулся Леприкс.
— Вот-вот! — сказал Джервис. — Он дал его мне для вас. Он сказал, что раз уж его хозяину он больше не поможет, то вы должны получить его обратно. Он душевно благодарил вас обоих за заботу. Очень милое существо, этот паук. Несмотря на его внешность, надо признать, жутковатую.
— Ты дал нам настой паука? — Голос Леприкса дрожал.
Бэгзвил схватил его за руку:
— Значит, мы пили наш собственный…
Они посмотрели друг на друга.
— Ваше лицо! — завопил Бэгзвил. — Оно начинает распухать.
— И ваше тело! — сказал Леприкс. Он обернулся к Джервису. — Смотри, что ты сделал, дубина… брлвф… — Голос Верховного декана прервался, он судорожно схватился за свою распухающую голову.
Джервис сжался в страхе, пока перед ним безудержно распухали хозяин и его гость. Их одежда лопалась. Они превращались в карнавальные надувные пузыри. Наконец два массивных распухших тела оторвались от пола.
Джервис подумал, что с него довольно. Он выбежал из комнаты и захлопнул за собой дверь. Надо было искать нового хозяина. Ходили толки, что на Факультете Дождя были вакансии.
Этажом выше звук захлопывающейся двери прокатился по должностной квартире профессора Дымки. Сидящий у стола в своей спальне Линиус Паллитакс вопросительно поднял голову, но сразу же опять погрузился в раздумья.
В комнате напротив Квинт зашевелился.
— Квинт! — закричала Марис. Она вскочила со стула, на котором провела так много часов, ожидая, надеясь, молясь. — Квинт, ты меня слышишь?
Глаза Квинта открылись. Он дико глазел перед собой.
— Огонь! — вскрикнул он. — Хрумхрымс!.. Упал… упал…
— Спокойно, Квинт, ты в безопасности. Всё хорошо.
Квинт мигнул и уставился на склонившееся над ним лицо. Оно улыбалось, а по порозовевшим щекам катились слёзы.
— Марис, — прошептал он.
— О Квинт, — всхлипнула она. — Ты три дня был без сознания. Я уже думала, мы тебя потеряли навсегда.
Квинт огляделся:
— Где я?
— Это моя бывшая детская, — сказала Марис. — Дворец Теней сгорел, и мы с отцом вернулись в Школу Дымки. Наша бывшая квартира снова стала нашим домом.
— Твой отец жив? Но я думал… Значит, Хрумхрымс соврал мне.
— Да. Он жив. Конечно, пережитое нанесло ему раны, телесные и душевные. Но со временем, надеюсь, ему станет лучше. А пока профессора Света и Тьмы вместе с ним управляют Санктафраксом. — Она печально улыбнулась. — Мне следовало бы сказать вместо него. Пока он не выздоровеет.
— А им можно доверять?
Марис кивнула:
— Профессора Света и Тьмы — старейшие друзья и союзники отца. Да и ты не избежал их внимания. Профессор Света особенно хорошо отзывался о тебе. Он хочет устроить тебя в Рыцарскую Академию.
Квинт сел в постели.
— Но я хочу быть капитаном воздушных пиратов, как мой отец, Шакал Ветров.
— Как рыцарь-академик, ты сможешь охотиться за бурей, — сказала Марис.
Глаза Квинта засветились.
— Как Гарлиниус Гернике и другие доблестные рыцари, искатели грозофракса.
— И ты можешь быть одним из них, — сказала Марис. — Если ты останешься в Санктафраксе подольше, Квинт.
— Не знаю, — начал Квинт, но тут его глаза широко раскрылись. — Что это? В окне.
Марис повернулась, и…
— Вон! — вопил Квинт. — И ещё один! Что это?
— Они похожи на большие погодные шары, — сказала Марис.
— Но они издают шум. Они стонут!
Марис подбежала к окну, но шары тем временем отнесло ветром в сторону.
Не только Марис и Квинт видели раздутых Верховного декана и бывшего стража, поднимающихся в небеса.
С господствующего над городом наблюдательного поста на вершине Обсерватории Лофтуса их видели профессора Света и Тьмы.
— Посмотри! — воскликнул профессор Света. — Из окна Школы Дымки появился светящийся объект. И ещё один.
— Что бы это могло быть? — воскликнул профессор Тьмы. — Гроздья тумана?
— Или заряженная парящая дымка?
— Или духи облаков?
— Или какая-то любопытная форма шаровой молнии?
Прежде чем они смогли на чем-то остановиться, таинственные мерцающие объекты, становясь всё больше и больше, взмыли в ночное небо, стали уменьшаться, пока наконец не исчезли совершенно.
— Интересно, — сказал профессор Света.
— Замечательно, — сказал профессор Тьмы.
— Сейчас же следует записать всё подробности, — сказал профессор Света.
— И сравнить с существующими записями, чтобы понять, что мы обнаружили, — сказал профессор Тьмы.
Несмотря на всю свою работу, профессора так и не узнали, что они наблюдали в ту ночь, хотя они, как и все другие, кто видел любопытные объекты, выдвинули много диких теорий. Ещё больше диких теорий вызвало таинственное исчезновение Верховного декана Школы Дымки Сефтуса Леприкса и бывшего стража по имени Бэгзвил. Подозревались бесчисленные заговоры, разные сплетни становились святыми истинами.
Но при всех этих научных и ненаучных исследованиях никто не связывал два совпавших во времени события между собой.
Из всех граждан Санктафракса лишь Твизл и Джервис знали, что появление двух новых звёзд и исчезновение Верховного декана и стража связаны между собой. Но они никогда никому ничего не сказали.
У окна старой детской в Школе Дымки Квинт и Марис стояли рядом и смотрели в тёмное ночное небо.
Звёзды над ними мигали ярко, как гранёные чёрные алмазы.
— Красиво, — сказала Марис.
— Это ещё красивей, если смотреть не из города, чтобы не мешали городские огни, — сказал Квинт. — О Марис, хотел бы я рассказать тебе, как прекрасно идти над Дремучими Лесами под парусом такой ночью, как эта. Или дрейфовать над вихрящимся морем белоснежного тумана. Или следовать в гряде радужных облаков… чувствовать солнце на лице и ветер в волосах. — Он замолчал и повернулся к Марис.
— И всё-таки… я никогда не гнался за Бурей. Если в Санктафраксе меня этому научат, я приму предложение профессора Света.
— Значит, ты останешься?
Квинт кивнул:
— Пока. Но не навсегда. Это место не для меня, Марис. Однажды я покину Санктафракс с его интригами и заговорами. И больше не вернусь.
— Квинт, — сказала Марис, взяв его за руку, — когда ты уедешь, возьми меня с собой.
Квинт улыбнулся, но промолчал. Он снова смотрел в окно. Далеко отсюда раскинулись священные Сумеречные Леса. А за ними — бесконечные Дремучие Леса. Тепло разлилось по его телу. Он хотел исследовать широкий мир, полный чудес.
Проклятие Хрумхрымса прозвучало в его голове и заставило его содрогнуться.
Я проклинаю тебя, ученик Квинт! Ты будешь жить с моим проклятием каждый день своей жизни. Ты не сможешь спрятаться от него. Проклятие в том, что ты, ученик Квинт, выпустил меня в мир!
«Нет, нет, — убеждал Квинт себя. — Хрумхрымса больше нет. Он не вернётся в Санктафракс. Да и какова вероятность встречи с ним? Мир Края так велик. Нет, с этим покончено».
— Ну? — услышал он голос Марис. — Ты берёшь меня с собой? Да или нет?
Квинт обернулся и, увидев серьёзное маленькое лицо своей подруги, засмеялся.
— Знаешь, что я тебе скажу? Если бы ты была со мной, Хрумхрымс не отважился бы ко мне приблизиться.
— Это значит «да»? — сказала Марис.
— Да, Марис. Когда я покину Санктафракс, ты будешь со мной. Ты будешь стоять рядом на мостике большого воздушного корабля, и мы дойдём до самых дальних уголков неба.
Марис кивнула.
— И может быть, даже дальше, — добавила она мечтательно.