Плюнув на бесполезные попытки вспомнить, что же с ним произошло Рагнар, мучаясь от похмелья, направился выполнять поручение вождя. Сегодня ему предстояло заклеймить человека, которого он нашли. Да к тому же, еще и клеймом Ксаруха, а оно предназначалось только для тех, в ком была хоть капля силы, которую требовалось подавить. Для себя же Рагнар сделал вывод, что и главным шаманам племени не удалось прочесть память этого парня. И чтобы избежать на всякий случай неприятностей они решили обезопасить себя. Да же, несмотря на то, что этот молодой парень может не выдержать магического действия клеймя, и умереть во время обряда. Но, выбросив мысли о судьбе не известного парня, Рагнар стал думать о том, какое же его будет ждать наказание. Но прежде чем узнать его, ему все же представляло совершить клеймение. На площади собралось уже множество народа, как орков, так и обычных пленных.
Пленных, тех, кого необходимо заклеймить печатью Ксаруха, всегда на эшафот вели первыми. Сегодня таких было всего несколько, пару гномов и человек который еще не пришел в себя. Рагнар никогда не любил эту процедуру, но ее должен был проходить каждый молодой шаман. Поэтому, обрадовавшись, что ему предстоит всего лишь клеймить трех рабов, надеялся разделаться с этим достаточно быстро.
Первыми к нему подвели гномов, с ними удалось разобраться довольно быстро. Как обычно, гномы молча вынесли свою участь, не издав при этом ни звука, после чего сами же сошли с помоста. И лишь только после того как они удались из площади, можно было слышать их ругательства, которыми они разразились. К этому времени к нему принесли неподвижное тело человека. Вновь посмотрев на парня, он отметил про себя что у него слишком много странных и непонятных шрамов, по всему телу. Какое-то не понятное чувство охватило Рагнара, когда он уже хотел уже коснуться раскаленным жезлом руки, и в этот момент парень открыл глаза. На орка взглянули два бездонных колодца голубой воды, в которых он чуть было, не утонул. И чтобы избавиться от этого наваждения, он опустил жезл, который тут же зашипел, прожигая плоть и оставляя на ней ужасный след. Сначала ничего не происходило, и парень даже не дернулся, но потом, его глаза закатились, и по площади разнес душераздирающий крик, от которого многие зашлись от ужаса. В этом крике Рагнар ощутил не боль, а необыкновенную силу злости, которую в этот миг источал человек. И затем, как закончился крик, на шамана уставился два темно-синих провала бездны и бездушный голос сказал короткую фразу, от которой его накрыла горячая волна жара и пота, и его сердце сжалось в комок. Но парень потерял сознание и Рагнар вернул себе обычное состояние и с мрачными мыслями поспешил на встречу со своим учителем.
Андрей плавал в серебристом тумане, который своими объятьями, укутал его тело, лишенное сознания. Серебристое полотно, облепив разум своим покровом, словно усыпляло и успокаивало его от пережитых нервных напряжений и потрясений. Оно растворяло все его мысли, и дало разуму долгожданный отдых, в котором он так нуждался. Этот серебреный туман, словно заботливая мать ласкал и убаюкивал, и позволял по небольшой крупице впитывать новую информацию, полученную за последние дни. Так, прибывая в блаженном спокойствии и отдыхе, разум без лишних напряжений и распределял потоки информации в своем сознании.
Андрею казалось, что прошло уже целая вечность, и он уже сам стал серебреным туманом, слившись с ним в единое целое. Возможно, так было и сразу, но осознание этого пришло только сейчас, когда, сквозь пелену плотно стянутых серебристых потоков, пытались пробиться размытые тени. Эти тени, словно пытались растворить этот туман, но все их тщетные попытки были напрасны. Эти расплывчатые тени, вязли в паутине тончайших линий, которые быстро пеленали их и затем растворяли своим сиянием. Тени ушли и вновь один сплошной поток серебреного тумана, мягко укутывал и обнимал бестелесную оболочку. Но вдруг, не понятно, откуда взявшийся вихрь, вырвал дремлющий разум из его кокона и, закружив в себе, понес куда-то вдаль, миную серебристо-голубые потоки тумана, сквозь которые стал различаться пробивающийся свет. Как только свет оказался не выносимо близко, он словно влетел в него, а затем открыл глаза.
Человек открыл глаза в тот момент, когда его левой руки коснулось, раскаленное жало железного прута, которое тут же обожгло внутреннюю часть на сгибе локтя. Невыносимая боль, окончательно выдернула сознание из объятий беспамятства. Его крик ярости, беспомощности и боли, разнося на многие мили вокруг, заставляя всех слышавших его, замереть в оцепенении, сковывающих их. Невыносимая, обжигающая боль, зародившаяся в руке, стала двигаться дальше, словно туго-обвивающаяся змея, стягивая своими кольцами, все остальное тело. Обретенное чувство легкости и спокойствия стало исчезать под паутиной боли, начавшей скручивать все тело в своей судороге. Андрей, уже было достигнувший единения своего тела и внутреннего духа, буквально ощущал, как между ними начинает продираться, раздирающая их боль. Боль, которая походила на враждебную стену, стремящуюся заглушить внутреннее сознание. Она, как обволакивающая спираль, плотными кольцами, стала пеленать его, не давая ему соединиться с телом. Человек, все продолжал кричать, пока боль, бегущая по телу не закончила свой путь. Как только боль расползлась по всему телу, заполнив собой каждую его клеточку, она стала медленно уходить, оставляя вместо себя барьер, прочно сковавший сознание.
Парень ненавидящим взглядом посмотрел на своего экзекутора, который с отрешенным лицом делал свое дело. Андрея даже не волновало сейчас что перед ним новый вид жителей нового мира, ему сейчас было все равно кто пред ним, и то, что перед ним был орк, ничего для него уже не означило.
– Я тебя убью, – проговорил он, поймав взгляд невысоко орка, после чего потерял сознание.
Но на этот раз, он оказался в кошмаре снов, который преследовал его вплоть до пробуждения. Когда он очнулся, то он обнаружил себя лежащим на жестком камне, а рядом с ним была красивая девушка, которая перевязывала его руку. Ему показалось, что он ее уже где-то видел, но, никак не мог понять, где именно. Как оказалось, раскаленное жало, не только прожгло тело болью, но и внесло разбор и шатание в мысли, которые сейчас больше походили на безумный шторм. Кое-как успокоив безумия мозга, он захотел подняться, но на его плечи тут же легли сухие руки и знакомый глосс раздавшейся внутри головы сказал.
– Лежи, тебе нужно отдыхать.
Но Андрей, не собираясь подчиняться, откинул чужие руки и сел. Не успел он еще окончательно поменять свое положение, как уже стал ощущать нарастающую боль в локте. Сорвав уже почти наложенную повязку, он увидел жуткое клеймо, которое черным обгоревшим пятном выделалось на середине внутренней части руки. Эта черная язва причиняла неудобство при малейшем движении, особенно в те моменты, когда хотелось ее согнуть.
Увидев столь жуткое уродство своего тела, человек стал злиться. Но как только у него стала рождаться мысль о мести, его скрутила нестерпимая волна боли. И чем больше он начинал злиться, тем больше становилась боль во всем теле, которая начинало сводить его в жуткой судороге.
– Тебе надо перестать злиться, иначе эта мучительная боль тебя убьет.
Но парень не слышал слов старика, так как его уже захлестнула волна ярости, и боль в его теле нарастала, после чего он потерял сознание. Но в беспамятстве, жажда мести не утихала, и боль продолжала сжигать тело. Несколько раз, то, теряя сознание, то вновь его, обретая, он метался по камере, в которую был запертый, раздираю свое тело в кровоточащие раны, но никак, не желая успокаиваться. Девушка что обрабатывала рану, зашлась в диком визге, и забилось в дальний угол, спасаясь от взбешенного человека. Старик, пытавшееся остановить парня, отлетел от него как мячик, и, врезавшись в стену, затих. Сдирая кожу в кровь, о каменные выступы пола и стен, человек стал рычать как зверь, во весь свой полный ярости голос. И рядом стоявшие огромные орки-охранники, опасливо косясь на яму с племенником, делали небольшие шаги в сторону, страшась взбешенного человека. Невыносимый визг, полный ненависти рев, доносящийся из ямы, привлекал внимании других воинов и просто прохожих, которые столпились рядом и наблюдали за безумной агонией. Андрей же, забыв обо всем, от поглотившей его жажды мести и сгорая от боли, не мог остановиться и бросался на стены, как бешеный лев, желая только одного, заглушить ту раздирающую его внутреннюю боль. От невыносимой боли стали рваться его внутренние органы и к наружному кровотечению добавилось внутренние кровоизлияние.
От образовавшегося шума и столпотворения не далеко идущий безрукий шаман оказался заинтересован происходящим и подошел посмотреть, что же такое здесь происходит. Как, только подойдя к яме, он увидел творящейся в ней, он тут же заорал на охранников, и, выкрикнув какие-то слова, направил руки в сторону ямы. Безумства, таврящиеся в ней, сразу же прекратилось, люди замерли в неподвижности, словно оказался в паутине. Крик умер на полуслове, человек, готовый разбить себе голову о стену, замер передней в нескольких дюймах.
Как только безумство успокоилось, безрукий шаман набросился на охранников, которые допустили это, и заставил их корчиться в судороге боли.
Андрей приходил в себя с трудом. Он то вырывался из объятий беспамятства, то вновь в них тонул, несколько дней его мучила жестокая лихорадка. Раны, нанесенные самому себе, никак не хотели заживать и при малейшем движении начинали кровоточить. На пятый день совместными усилиями старца и девушки им удалось вырвать Андрея из захвативших его лап лихорадочного бреда. Его уже не лихорадило во сне, он иногда приходил в себя и просил пить, а потом опять проваливался в сон, который уже был спокойным и его не мучили кошмары.
Девушка с синими глазами, не спавшая уже несколько ночей, практически не отходившая от парня, постоянно протиравшая его раны, сидела на краю его лежанки. И смотрела на лицо, покрытое все розовой коркой шрамов, на его широкую грудь, которая медленно вздымалось в такт его легких. Глядя на Андрея, она нежно коснулось его руки, которую покрывали тугие обтянутые жилами мышцы. И, несмотря на большое количество шрамов на них, в этих руках ощущалось немалая сила. Потом ее тоненькая рука заскользила по ней, поднимаясь на плечо, с плеча опустилась на обнаженную грудь, которая все была изрезана зарубцевавшимися шрамами, задержавшись на ней не надолго, она ощутила, как бьется его большое сердце полное жажды жизни, где каждый удар подобен тарану, готовому прорвать грудную клетку. Затем ее нежная маленькая рука заскользила выше. Минуя шею, рука задержалась на левой щеке, где было два глубоких шрама от страх ран, оставленные каким-то зверем как сказал ей старик Глош. Осторожно касаясь грубых шармов и красных губ, на нее нахлынули воспоминания от разговора со сказителем и последившим за тем ее действий.
После того как безрукий шаман остановил агонию, начавшуюся в каменной яме, он приказал перевести пленников в шатер, и велел старику и девушке заботиться о парне до тех пор, пока он не придет в себя.
Напуганные охранники перенесли бесчувственное тело в просторный шатер, где уже старик и девушка возились с горячей водой и тряпками, готовясь обмывать и перевязывать израненное тело. Охранники, получив от шамана строгий приказ никого в шатер не пускать и самим туда не входить, поспешили выскочить из него, опасаясь нового гнева. Шаман еще какое-то время понаблюдал за действиями лекарей, а затем также покинул покои, оставив людей наедине.
– Никогда еще не видел ничего подобного, – начал говорить старик, после того как обработал все раны на теле молодого парня и перевязал их тугими повязками. – И как он только еще не умер от полученных ран, на его теле и так уже не было живого места, а теперь он как кровавый кусок мяса. И если ему ничем не помочь, то он может умереть.
– Дедушка, но как мы можем помочь ему. Начавшейся бред, готов поглотить его и если он сейчас проснется, то боюсь себе представить, что он может натворить. Если бы вы только видели, как он метался. Он все стены залил свой кровью, я даже не знаю, что бы было дальше, если бы не безрукий шаман.
– Он бы просто умер, да и сейчас еще в руках старухи смерти, – тихо сказал старик. – Увы, он уже просто так уже не проснется. Его внутренние раны шаман подлатал, но начавшаяся лихорадка может его убить, и помочь ему сейчас можешь только ты.
– Я – и у девушки от удивления открылся рот, и широко распахнулись темно-синие глаза, – но как я могу ему помочь. Я только и могу, что промыть его раны и все.
– Раны ранами, но его дух находится в ярости, потому что из него сдали раба и если его сейчас не успокоить, то он умрет просто во сне от охватившего его безумства. И чтобы успокоить его дух ему нужно женское тепло, тепло твоего тела.
– Но…, – и тут девушка поняла, про что говорит старик и, замолчала, покрывшись красным румянцем, и опустила голову. Старик, подойдя к девушке, обнял ее и прижал к себе.
– Я, понимая тебе, и знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но поверь мне, для тебя будет гораздо лучше, если ты узнаешь первый раз ласку от парня, чем от орка.
Девушка захотела вырваться из рук старика, но, несмотря на их дряхлость, он крепко держал ее.
– Я, понимая тебе, – повторил он, – но у тебя больше не осталось выбора. Пойми ты красивая девушка, и то, что этого еще не заметили, для тебя эта большая удача, но как только какой-нибудь орк это увидит, он тут же потянет тебя в свой шатер. А если еще узнает, что ты невинна, то вытворит с тобой такое, что тебе жить после этого не захочется. И ты тогда будешь жалеть о том, что первый кто тебя коснулся, это был гнусный орк, а не твой любимый парень. – Девушка, вся, сотрясаясь в рыдании, прижалась к груди старика, стараясь заглушить свой плач. – Я понимаю, тебе страшно, и ты боишься, но подумай об этом и реши, что для тебя важнее. Испытать первую ласку от этого парня, которого ты можешь спасти или умереть после встречи с орком.
Девушка поплакала еще какое-то время, после чего всхлипы стали затихать, и она оторвала голову от мокрой груди старика и сквозь слезы дрожащими губами сказала.
– Я помогу ему, и я это сделаю это ради него и ради себя. Только…
– Не беспокойся на счет меня, я не буду тебе мешать. Я сяду в самый дальний угол шатра, чтобы не смущать тебя.
Старик помог тебе девушке промыть раны парня, после чего она, перевязав его голову, осталась у лежанки Андрея, а старик, шурша своими ногами, поплелся в дальний темный угол, где устроился на ночлег.
Мелена, подошла к раненому, который весь метался во сне, хрипел и постоянно что-то повторял. Его тело крутило из стороны в сторону, руки судорожно разжимались и сжимались. Ей даже удалось разобрать, что он говорит, Марана или Малина, ей даже слышалось ее собственное имя. Она поняла, что он завет какую-то девушку, чье имя так похоже на нее. Она осторожно коснулась рядом лежащей руки, которая дернулась от прикосновения. Но Мелена, продолжив движение вдоль израненной руки, своей маленькой ладошкой стала вносить спокойствие в бурлящую в теле кровь, и она стала успокаиваться. Нежно дотронувшись до потрескавшихся губ, которые раскрылись от нежного прикосновения, она приблизилась ближе к телу парня. Она сидела, не зная с чего начать, продолжая нежно касаться дергающегося тела. Потом, все же решившись, она осторожно коснулось свои губами мужских. Солоноватый привкус, оставшийся на губах от следов крови, обжигал уста Мелены. Ей самой еще никогда не приходилось целовать мужчину, и это был ее первый настоящий поцелуй, который она представляла совсем иначе. После нескольких секунд, тело Андрея перестала лихорадить и его губы прильнули к маленьким губкам девушки. Не ожидавшая подобной реакции, она отпрянула от ложа, отскочив на несколько шагов назад.
Глядя на него, она видела, как его грудь шумно вздымалось, сердце бешено билось, готовая вырваться из груди, его щеки и шею залил красный румянец, который выделялся даже в свете почти потухших углей. Она думала, что парень решил воспользоваться ее невинностью и просто притворялся, и хотела уже развернуться и уйти. Но, видя, как он снова застонал, и его начало скручивать лихорадка, она поняла что ошибается. Что ее тепло, действительно заглушает опутывающую паутину безумства. Она стала стыдить себя за непотребные мысли, которая она посылала и старцу и незнакомому парню, но, теперь, видя, что старик оказался прав, она стала себя ускакивать.
Не зная как вновь подступиться, она заставила себя успокоиться, унять свой страх, который ее охватил от ожидания близости. Успокоив сердце, она сбросила с себя свою накидку, и, оставшись обнаженной, и, стыдясь сама своего нагого тела, быстро забралось под толстую шкуру, укрывавшую тело Андрея. Как только она прижалось к теплому обнаженному торсу, спасаясь от начавшего щипать ее холода, она чувствовала, как внутри нее начинает разливаться спокойствие, а лихорадочное напряжение молодого мужчины начинает спадать. И мышцы, которые были напряжены до предела, готовые вывернуть тело наизнанку, стали расслабляться. Всмотревшись в исчерченное лицо шрамами, она пыталась рассмотреть хоть какие-то знакомые черточки своего любимого Марака. Но она видела только заострившееся лицо с прорезавшимися скулами и туго-обтянутой кожей. Но как ни странно от вида незнакомого и изможденного лика, который испил уже не одну горькую чаша, она испытала какую-то теплоту, исходящую от большого тела. И эта теплота и близость мужчины вызвала в ней нарастающею волну желания, стать ближе с этим парнем, даже, несмотря на то, что видит его только второй раз. Волна желания, зародившаяся где-то внизу, стала подниматься все выше, заполняя все ее тело, и Мелена, ощутила, как пылкий жар овладевает ею. Она потянулось своими тонкими губками к томящим ее желание мужским устам. И коснувшись их, она ощутила такой же горький вкус, и как прошлый раз. Плотные губы потянулись навстречу, заставляя ощутить пьянящее желание, вдруг охватившее все ее тело. Его руки словно ожили и заскользили по ней как по знакомым контурам, и он все время продолжал повторять одно и то же имя. И сквозь затуманившийся разум, ей казалось, что парень постоянно повторяет ее имя. И после чего, в охватившем ее исступлении, она вся отдалось в сладкие объятия, захлестнувшие ее.
Вспоминая эту первую ночь, которую она провела с Андреем, как его назвал старик, она покрылась розовым румянцем, выдавшим в ней испытанные чувства. И так вот уже пять ночей, она своим теплом спасала его от лихорадки, которая отступала и не давала его разуму раствориться в охватившем его бреду.
– Ну, как сегодня чувствует себя наш мальчик, – спросил старик, буквально выросший за спиной Мелены. А та, испугавшись от неожиданности, вскочила, но тут же потупила взор, скрывая залитое краской лицо.
– Уже лучше. Он перестал метаться и его уже не сводит судорога.
– Это хорошо, похоже, еще одна ночь и он завтра уже сможет прийти в себя. Поздравляя тебя Мелена, тебе удалось вытащить этого парня из объятий старой карги, называемой смертью.
– Я сделала то, что должна была, – сказала она совсем уж грустно.
– Да нет, ты ему ничего была должна. Ты его даже не знаешь, и могла для него ничего не делать.
Девушка, зажав руками лицо, отбежала в один из углов шатра, где, укрывшись за ширмой, стал рыдать, не сдерживая потоки струящихся по щекам слез.
– Бедная девушка, – прошептал Глош, так тихо, что она его не могла услышать.
Затем, мягко подкравшись к ложу Андрея, с такой грацией, что ей бы позавидовал и какшакан, он стал всматриваться в лицо парня и водить руками над его грудью. Когда Мелена, вышла из-за ширмы, вытирая подолом своего платья опухшие глаза, Глош уже осматривал раны на теле.
– Смотри-ка, у него уже большинство ран почти уже затянулось, еще несколько дней и его тело будет покрывать только небольшие шрамы, – сказал старик, снимая старые перевязи с ран.
Мелена и так уже заметила, что раны уменьшились почти вдвое, и кровь через них почти перестала сочиться. Вдвоем они обработали неприятно пахучей мазью все раны, затем их плотно обвернув новыми кусками тканей, сели радом с ложем.
– Спасибо дочка, теперь можешь пойти помочь остальным, я тебя и так уже задержал, а тебя ведь звала Тарена.
Девушка тоскливо посмотрела на Андрея и затем выскользнула на улицу. Старик Глош вновь склонился над парнем и стал внимательно всматриваться тому в глаза. Несколько минут изучающего взгляда ничего не изменило.