Подсадив меня и запрыгнув следом, Алекс убедился, что я в состоянии удержаться в седле, не грохнувшись в обморок, и направил животное шагом. Мои ноги оказались по одну сторону от седла, правая нога расположилась между передними луками. Вновь почувствовала себя крайне уязвимо и неустойчиво, в таком положении слишком велика была вероятность упасть, судорожно выдохнула, стараясь не потерять хрупкого равновесия. И вновь слегка заметные покачивания, и легкие соприкосновения, и ощущения мужского тела, опять кольцо рук и мое смущение. Как хорошо, что сейчас он не видит мое лицо. Постаралась сосредоточиться на ритме и движениях лошади, так как впереди видела не дальше пары метров, когда бархатный голос возле самого уха предупредил:
— Готова?
— К чему, — и опять эти трусливые и писклявые нотки в голосе.
— К поездке с ветерком. Не бойся, я удержу тебя.
И тут же после этих слов он ударил в бока животного каблуками. Лошадь, повинуясь наезднику, перешла на рысь. Завизжав, я до боли в пальцах вцепилась в чуть выступающую спереди часть седла. Перехватив вожжи в одну руку, второй Алекс обхватил меня за талию, плотнее прижимая к себе. Почувствовав уверенность в посадке, я, мысленно благодаря и ругая его, молила о завершении столь стремительного бега.
— Я держу, расслабься.
Из-за исходившего от него спокойствия легче не стало, я только перестала кричать, зажмурившись: что-либо различить впереди с открытыми глазами все равно не получалось, их застилала пелена слез. Наконец, несколько раз плавно дернувшись, конь перешел на шаг.
— С ума сошел, — когда смогла сделать хороший вдох, прошипела я, забыв, с кем разговариваю, — да когда слезу, я придушу тебя своими же руками!
Послышался приятный мелодичный смех, и его рука осторожно скользнула прочь, предоставляя мне возможность вновь распоряжаться свей жизнью.
Вскоре мы подъехали достаточно близко к дому тетушки и, натянув поводья, Алекс легко спрыгнул с коня, помогая оказаться на твердой земле и мне. Оставшуюся часть пути предстояло проделать пешком, стараясь стать как можно незаметнее. Привязав уздечку к дереву, он немедля направился в сторону дома. Я же задержалась, приходя в себя и ожидая, пока организм перестанет покачивать, словно на волнах, мешая движению и заставляя чувствовать себя неуверенно.
Алекс замедлил шаг, остановившись в ожидании. Догнав его, замерла рядом, недовольно сопя, ведь даже не подождал и не оглянулся:
— Где?
Указав куда-то вперед, решила пояснить:
— Левее от черного входа, возле большого дерева.
Он кивнул и бесшумно двинулся вперед, я же, наступая на всевозможные ветки, проваливаясь в ямы, запинаясь за коряги и цепляясь за сучья, издавала слишком много шума.
Впереди деревья начали редеть, и теперь даже моим человеческим зрением я смогла различить выступающие очертания дома. Поравнявшись с моим провожатым, намерилась шагнуть вперед, и тут мужская рука зажала рот, вторая железным обручем обвила талию, притягивая вплотную к себе, затрудняя дыхание. Волна нервной дрожи прошлась по всему телу, и я забилась, пытаясь высвободиться. Мысли в панике вылетели прочь, оставляя меня наедине с этим невероятно сильным существом.
— Тс-с, — я уже хотела изловчиться и пнуть его, когда до меня ветер донес не свойственный природе звук.
Со стороны дома мелькнула чья-то тень, прячась за черными стволами, мы оба затаились.
— Зачем ты меня мучаешь? Разве я недостаточно наказана за свой поступок? — до нас долетел только шепот, пришлось прислушиваться, чтобы разобрать слова. — Ты же знаешь, это не я виновата в твоей смерти.
Донеслись тихие рыдания, перешедшие в истерический смех.
— Люси, дорогая, — вмешался мужской голос, — пойдемте в дом.
— Генри, он опять приходил! Он хочет свести меня с ума или… забрать к себе! Я должна поговорить с ним. Нет, пусти, пусти, — в этот самый момент я переступила с ноги на ногу и встала на очередную ветку, оглушительно громко хрустнувшую в ночной тишине. — Это он!
«Она нас увидит!» — эта мысль пронзила меня, точно стрела.
Я шагнула назад, готовая бежать, но уперлась в словно окаменевшее тело Алекса.
— Не мешай, — одними губами произнес он.
Люсия рванула в нашу сторону, молниеносно среагировавший Генри остановил ее и силой поволок к зияющему чернотой провалу двери.
— Старая карга, — прорычали мне на ухо, и я вздрогнула, в этот момент совершенно забыв об Алексе. Он убрал руку с моего рта, правда, не торопясь разжать вторую.
— Она сумасшедшая? — выдавила я, и неприятный холодок от осознания, что прожила с ней почти месяц, забрался под одежду.
— Сколько же пороков скрыто в человеке, — не отрываясь от двери, за которой скрылись двое, заключил Алекс. — Муки совести. Совесть, — хмыкнул он, — когда ты ей самолично вручаешь корзину со своими плохими деяниями, она продолжит методично сводить владельца с ума. Никогда не заключай с ней сделки, всегда ищи другие выходы.
— Не понимаю, о чем ты.
— И не надо.
После этих слов он отступил назад, предоставляя мне место для дальнейших действий. Отыскав брошенную мной в кустах лопатку, присела: корсет сжал ребра, не давая принять удобную позу для копания в земле.
— Дай лучше я, будет быстрее.
Через пару минут — даже не думала, что закопала шкатулку настолько глубоко, — он отряхивал деревянный прямоугольник и, вручив его мне, потянул прочь.
— У тебя кровь, — Алекс перехватил мою руку, не давая коснуться своего лица.
— Ерунда. Переусердствовал, — кинул он в ответ, белым платком стирая алую жидкость возле носа.
Весь обратный путь конь шел шагом, но накопившееся напряжение, подпитанное смущением, никак не хотело уходить. Когда я ступила на крыльцо дома, казалось, болело все тело, хотелось только упасть на кровать и пролежать неподвижно до самого утра.
Оставшиеся дни до конца недели Алекс в доме не появлялся, а если и приходил, то я с ним не встретилась. Энджил в задумчивости молчал, иногда кидая на меня странные взгляды. Я не решалась заговорить первой. К моему сожалению, за это время Глория больше не приезжала. Я была предоставлена сама себе, и это одиночество, бесцельные прогулки и невозможность с кем-то нормально поговорить начинали сводить с ума. Случались дни, когда общение с Энджилом шло размеренно и будто само собой, но потом вдруг резко все обрывалось и, отвернувшись, он замыкался в себе. Я вновь начинала злиться на себя, на него и на весь мир.
Этой ночью спала урывками и проснулась в мокрой насквозь рубашке и прилипшими к лицу волосами. Распахнув ранним утром окно, сразу же пожалела об этом. Душный и жаркий воздух вплыл в комнату, окутав меня давящим покрывалом. Подобная жара установилась со вчерашнего дня, а я не теряла надежды на спасительный дождик. Мои мольбы, увы, до сих пор оставались без ответа. Погода не щадила никого, становясь нестерпимо удушающей днем.
Желая освежиться, попросила налить в ванну воды, позволив себе немного расслабиться. Если честно, я крайне удивилась, обнаружив на первом этаже ванную комнату, в центре которой стояла оцинкованная ванна. Воду в ней подогревала крепившаяся к краю небольшая дровяная печь. В «родительском» доме сидячую ванну наполняли ведрами служанки, и остывала она довольно быстро.
Одевшись в чистое платье, поспешила к столу. Энджил, как чаще всего было, сидел за столом и о чем-то напряженно думал, нахмуренные брови и отсутствующий взгляд были тому ярким подтверждением.
— Доброе утро, — поздоровалась я после минуты созерцания и, так не получив никакой реакции, села на ближайший стул.
Наконец мое негодование достигло пика и, игнорируя его нежелание общаться, выдала:
— Пойдем сегодня погуляем на улицу, — не дождавшись ответа, встала и подошла к нему вплотную. — Мы сегодня идем гулять.
— Я не люблю прогулки, — он даже не поднял головы.
— Не говори ерунды! От духоты в доме невозможно находиться, а там хотя бы ветерок, — и неожиданно для самой себя осознала, что ведь действительно не видела, чтоб он выходил из дома. — С чего ты вдруг решил запереть себя в четырех стенах?
— Я — калека, — его слова были до краев полны презрением к себе.
— И что? На этом свет не сошелся клином. В мое время инвалиды борются за свои права, участвуют в соревнованиях. Они берут от жизни все, а ты себя заживо хоронишь. Многие даже не считают себя «другими». Хватит молчать, скажи что-нибудь!
— Да.