Не знаю, сколько я простояла в нерешительности, пока наконец оказалась в состоянии совершить задуманное. Одна-единственная мысль, засевшая в голове, не давала покоя, изводя. Собственно, ради этого я и решилась не смотря на строгий запрет проникнуть сюда.
Взобравшись на стул, вцепилась в край гроба и ощущение, что это я недавно умерла, стало до безумия отчетливым. От осознания происходящего губы задрожали, а перед глазами встала непонятная муть. Сознание из последних сил пыталось защитить детскую психику, скрыть правду.
Быстро заморгав, прогнала мешающую пелену, увидев до боли родное лицо. Было похоже, что мама просто спит. Кончиками пальцев коснулась ее щеки, вопреки ожиданиям кожа оказалась мягкой. Может, действительно спит?
— Мама… мамочка! Ты меня слышишь?
Тишина. Дыхание сделалось частым. С силой сжав одной рукой деревянный край гроба, второй обняла ее, положив голову на грудь. Под знакомым, родным, уже едва уловимым цветочным запахом чувствовался другой, чужой и пугающий. Я лежала, и слезы тревожным потоком бежали из глаз, впитываясь в тонкую ткань маминого платья.
И тут пришло неожиданное понимание природы маскирующегося и прячущегося чужого запаха. Смерть. Я прислушалась. Давящая тишина, без привычного сердцебиения, стала для меня откровением.
Ее больше нет. И подавляемые ранее чувства отчаяния и безысходности затопили, впившись в мое тело тысячами игл.
Едва различимый смех Адиса заставил с вскриком отстраниться. А в сознание закралась мысль — это всего лишь сон. Как же давно меня не тревожил этот день. Нет, нет, только не опять! Не хочу, я уже пережила это!
Тяжело дыша, закрыла лицо руками, отступая к выходу. Отмершее сердце стучало с удвоенной скоростью, и я начала задыхаться, беспомощно хватая ртом воздух.
Сделав очередной неуклюжий шаг, запнулась, упав на спину и, не пытаясь встать, поползла, ощущая себя вновь той маленькой восьмилетней девочкой, раздавленной горем. Случившийся в далеком прошлом кошмар вновь повторялся с ужасающей реалистичностью.
Нет, я не готова пережить это еще раз!
Проставленная к краю комода крышка гроба пошатнулась и с грохотом разорвавшейся бомбы упала на пол, и белая рука взялась за края гроба. Погружаясь все глубже в липкую паутину ужаса, я зажмурилась. Время замерло.
Мягкие, осторожные, словно не желающие спугнуть меня прикосновения успокаивали и дарили непередаваемое блаженство. Нехотя я разлепила глаза, обнаружив, что надо мной склонился отец.
— Пап, ты уже вернулся? — заморгала, прогоняя остатки жуткого сна, встревоженное сердце отозвалось на дорогого человека трелями соловья.
— Я уже поел. Спасибо тебе, как всегда, было очень вкусно.
Озадаченно посмотрела на его улыбающееся лицо. И когда это я успела приготовить?
Еще одно невесомое касание. В блаженстве я прикрыла глаза, но, открыв их вновь, обнаружила, что обе папины руки спокойно лежат на коленях. Зависла от несоответствия происходящего.
А невидимая рука словно мягким мехом пощекотала ушко, перебирая длинные волосы, переместилась на спину, ощущения от нее растекались по телу блаженными волнами. Заподозрив неладное, перекатилась на бок, что-то звякнуло, и лодыжку пронзила резкая боль.
Тут же открыв глаза, слепым котенком, уставилась во тьму. Это был сон? Разочарование, что я не дома душило, не давая покоя. Поежилась от холода. Никогда бы не подумала, что в начале сентября такие прохладные ночи, подышала на окоченевшие и саднящие руки, растирая их, пытаясь заставить кровь быстрее бежать по венам. Поморщилась. Из-за засохшей крови кожа ощущалась наждачной бумагой. Израненные ладони и пальцы припухли и чесались.
Вновь прислушалась к себе, осознавая, что прикосновения, дарящие спокойствие, возобновились вновь, а помещение наполняла такая знакомая чарующая сила. Хруст покачивающейся пластиковой бутылки заставил выпрямиться, насторожившись, а так как зрение в темноте для человека совершенно бесполезно, попыталась обострить слух. И вновь плескание воды и мягкие перекаты.
Адис здесь? Но он же обещал вернуться только завтра. Прижалась спиной к стене и совершенно забыв о кишащих в ней гадах, ловила каждый шорох. И сразу же начала сомневаться в своих домыслах. Сами ощущения присутствия были иные, в них чувствовалось больше силы и ласки. Они словно бы самостоятельно гуляли по помещению, незримо исследующие его и… меня. Руками попыталась стряхнуть эти мягкие пушистые прикосновения.
Свет обычного фонарика вспыхнул со стороны двери, освещая пол, едва касаясь стоящей там фигуры. Я вскинула руку, стараясь защитить глаза.
— Люблю эффектные появления, — и, наигранно тяжело вздохнув, добавил: — Ну и придурок он. Ты голодна?
В очередной раз застигнутая врасплох, застыла статуей с замершими в воздухе руками. Не знаю как, но я уже догадалась, чье лицо увижу, столь живые и неоднозначные ощущения дарил только он.
Николас направил фонарик так, чтобы я смогла рассмотреть его лицо. А оно не изменилось, но столкнись с Николасом на улице, точно прошла бы мимо, не узнав. Его длинные густые волосы оказались обрезаны каскадом чуть ниже ушей, а на лицо падала длинная рваная челка.
Не теряя времени и не дожидаясь моей реакции, он уверенной походкой приблизился, тут же накинул на мои плечи неизвестно откуда взявшийся плащ. Я не могла отвести взгляд от завораживающих движений и невольно скользнула взглядом по серебряной вышивке блеснувшей на манжетах рубашки.
Хотелось кинуться к нему, умоляя, чтоб Николас помог, спас, но я молчала. Вряд ли он явился сюда за этим, раз до сих пор медлит. Неожиданно возникшая перед лицом рука с завернутыми в пакет бутербродами озадачила не меньше. Решил покормить меня вместо спасения? Он издевается?
— Что тебе нужно? — вышло резче, чем планировала.
Безумно хотелось есть, но вступать в очередную игру, не зная правил, было глупо и опасно. По сравнению с ним Адис как соперник — новичок.
— Ешь, — не дожидаясь моего расположения, уронил пакет мне на колени. — А я думал, Эрик слукавил, что нашел тебя. Агнесса, девочка из будущего.
— Меня зовут Лейла, — исправила я нахмурившись, и не сдержавшись свое недовольство мысленно добавила, — раз ты пришел не помогать, то катись прочь со своими речами.
Веселый смех заполнил помещение, Николас сполз по стене на пыльный пол, не в силах остановить звонкий голос.
— Такой я тебя и запомнил, — Николас слегка наклонил голову, будто в поклоне. — Но теперь ты можешь закрывать свои мысли когда захочешь, хотя раньше они были просто недоступны, — подняв бутылку, он протянул ее мне.
Я вопросительно посмотрела на выплескивающуюся жидкость, бутылка оказалась открыта. А когда моего лица коснулась влажная ткань, едва не заорала.
— Можешь продолжить сама, — широко улыбнувшись, гость вложил мне в руку белый платок.
Нервно посмотрев на него, вспомнила, насколько легко он сломал Алексу палец и насколько эта кажущаяся хрупкой внешность обманчива. В животе требовательно заурчало, виновато отвела глаза, увлеченно рассматривая пылинки, кружащиеся в луче яркого света.
— Хватит упрямиться, ешь, — и, усевшись на пыльный пол, вытянул ноги.
Жуя безумно вкусный хлеб с колбасой, едва не подавилась, вновь почувствовав, как невидимые прикосновения бархатистой тканью скользнули вдоль позвоночника. Закашлявшись, чуть не померла, когда Николас возникнув рядом решил заботливо похлопать по спине. Наконец с едой было покончено, и оставшийся пустым пакет гость убрал в карман.
— Ты милая, жаль, что это не я встретил тебя первым.
Подняв фонарик, словно действуя по плану, он пересек половину помещения. Дернувшись за ним, была остановлена длиной цепью.
— Ах да, чуть не забыл, — скорее для самого себя произнес Николас, и, мгновенно оказавшись возле меня, присел на корточки. — Я заберу свой плащ, ни к чему оставлять лишних следов.
И неожиданно напрягшись, посмотрел вдаль, мне показалось, что он видит даже сквозь стены. Его глаза неестественно ярко сверкнули, отчего внутри скрутился неприятный тугой комок. Даже обращенный не на меня, взгляд затягивал черной бездной, картинка начала искажаться, словно я смотрела через кривое стекло. Вокруг тела сомкнулся плотный давящий кокон, воздух стремительно покидал окружающее меня пространство. Я беспомощно открывала рот, хватаясь за горло.
— Вот ведь мелкий гаденыш, вздумал вернуться? — он подхватил меня, когда тело пошатнулось, отказываясь держать вертикальное положение, и осторожно уложили на импровизированную постель. — Извини, не хотел задеть тебя. Уже успел позабыть, насколько люди восприимчивы и хрупки, — прохладная рука коснулась лба. — Спи, тебе скоро понадобятся силы.
Сквозь тревожный сон мерещились странные звуки, объяснения которым никак не находилось. Тьма по-прежнему сжимала меня в своих объятиях, не давая и малейшего шанса пробиться к свету. А я словно вновь тонула в ней, как когда-то в черных водах. Теплый водный поток обнимал за плечи, заботливо прижимая к чему-то. По телу от мест соприкосновений волнами расползались ожившие мурашки. И я, поддавшись призрачному шансу на спасение, ухватилась за невидимый объект, руки сомкнулись на вполне осязаемом предмете. Я быстро заморгала, открыв глаза, не полностью понимая, что происходит.
Сердце ухнуло вниз, показалось, что нити, удерживающие его, растянулись до предела, заставляя съежиться от странной мысли, что внутри может все оборваться. Сверху нависала ненавистная деревянная крыша, через открытое настежь окно проникал слабый желтоватый свет луны.
Плохо соображая, скользнула глазами в сторону. Изображение плыло, захотелось зажмуриться и убрать нарастающую тревогу в душе. Меня вновь побеспокоили, устраивая поудобнее в полукруге рук. Теплое дыхание скользнуло щеке и дружеский поцелуй коснулся лба.
— Ты сможешь идти? — в знакомом голосе прозвучало столько беспокойства и теплоты, что я невольно сощурилась, фиксируя картинку.
— Ты? — глаза защипало, и мир затянуло водной пеленой. Быстро смахнув подступившие слезы, попыталась взять себя в руки.
— Прости, я тогда… не хотел тебя обидеть и повел себя как дурак.