как наживали ее, как выбирали... Как тешились... Наглядеться год не могла... Ночью, бывало, проснусь, такая радость на душе... Подымусь, ей-бо, пойду, погляжу... Стою, не натешусь. Потом уже вернусь. И так хорошо на душе.
Так и засну... Такая хорошая попалась! На свете другой такой, сдается, нет!..
- Миканор же ваш, тетко, распорядился! Мог, если на то, и уважить старую!
- Не может, сказал! Как я, говорит, председатель, то первым должен, говорит, пример показывать! Еще и приказал, чтоб слез не распускала! Особенно на людях! Не позорила чтоб, сказал. А я вот - не могу! На свете другой такой, кажется, не было!.. Как вспомню, как наживали! Как ночью вставала, чтоб поглядеть! Дак не могу! Хоть что - не могу! Горько.
В ворота все протискивались, все топтались в хлеву.
Обычно добродушный, Хведор начал злиться, не на шутку замахивался костылем:
- Отойдите, бабы, ей-бо! На двор хоть выйдите! А то - вот, не погляжу костылем которую!.. Не погляжу - по ребрам, ей-бо! Шпиктакль нашли! Коров только пужаете, пужалы чертовы!
- Бабы, все доглядим! Ничью не обидим! - ласково, рассудительно помогала мужу Вольга.
Но люди все лезли. На смену тем, что отходили, втискивались другие, с интересом вглядывались, гомонили, смеялись. Все время шныряли меж взрослыми дети; толкались, дурачились, будто на свадьбе. Было и несколько мужчин, среди которых внимание особенно привлекали старый Глушак, Вроде Игнат, Прокоп Лесун. Старый Корч смотрел внимательно и с уважением; когда кто-то, поддабриваясь к старику, сказал, что коровы и те не хотят вместе жить:
вон как смотрят одна на одну! - Глушак спокойно поправил:
- Привыкнут! Скотину ко всему приучить можно! На то и скотина!..
Вроде Игнат бросил какое-то насмешливое замечание, плюнул. Лесун смотрел молча, понуро; слова не выдавил, так и поплелся со двора, не глядя ни на кого, не обращая внимания на тех, кто с любопытством смотрел вслед.
Среди женщин, толпившихся во дворе, больше всего волновались Чернушкова Кулина и Сорока.
- Как кто, а я - чтоб такое сделала когда? - Кулина вертела головой, костлявое от худобы лицо было красным, злым; клялась перед всеми: Никогда, даже если силою будут...
- Жисть будет: придешь с работы - никакой заботы! - стрекотала отважно Сорока. - Ни коровы, ни поросяти - одни стены в хате!.. Любота!
- Как это оно будет? - тревожилась Василева Маня. - Хорошо, у которых нет ничего!
- Эге! - возразила невестке мать Василя. - Не жалко разве? Богатому жалко корабля, а бедному - кошеля!
- Корова - не кошель! - сказала Вроде Игнатиха.
- То-то и оно!.. Что ето, правда, будет со всей выдумки етой?..
На Хонином дворе были большей частью мужчины. Здесь тоже толпились около ворот, засматривали в сарай. Некоторые, и колхозники, и просто любопытные, ходили в сарае около коней. И по двору и в воротах шныряли дети, во всем похожие на тех, что были на Хведоровом дворе. Мужчины держались более степенно, чем женщины, и рассуждали и посмеивались сдержаннее, как и надлежит мужчинам. Многие были непривычно задумчивы, почти все курили.
- Хлев спалите, черти! - кричал Хоня, распоряжавшийся всем. - Выйдите отсюда, не собрание вам!.. Коней только беспокоите, единоличницкие души!
- Правильно, Харитон! Гони! - поддержал Хоню Миканор, входя веселым, сильным шагом. - Как идти в колхоз, дак не хочут, а как глазеть - дак село целое!
- Дак чтоб уткнуть голову куда, - отозвался Митя-лесник, - глянуть наперед надо!
- Глядите, не секрет, очень долго!..
- Дак это ж не абы что!
Миканор, как и надлежит председателю, начал осматривать конюшню, проверил, как поставлены кони, какое сено им положили. По тому, как держался он, что делал и как делал, все могли - все, у кого глаза есть, должны были видеть, что в колхозе - твердый, надежный хозяин.
- Чтоб корм, Харитон, давал по режиму, в положенное время, и по рациону, - распорядился Миканор. - Чтоб никаких нарушений. По всем законам науки. Как договорено!
Хоня тоном, каким и следует отвечать на распоряжения, заверил, что все будет делать как положено. В это время, нисколько не считаясь с тем, что рядом такой важный человек и что идет такой серьезный разговор, Хонина кобыла грызнула Миканорова коня, и тот визгливо заржал и лягнул. Кобыла снова хищно вытянула морду, конь крутнулся, кинул копытами. При высоком начальстве, будто нарочно, завязалась поганая старая драка - с визгом, с брыканьем, с отвратительной злостью. Хоня ринулся к коням, перетянул кнутом мышастую свою, успокоил коня.
- Кони и те!.. Кусаются! - будто обрадовался кто-то из толпившихся в воротах.
- И делить нечего, сена всем поровну! А брыкаются!
- Характер еще, не секрет, единоличницкий! - хотел отшутиться Миканор
- Несознательные! - поддел кто-то. - Не готовы еще!
- Ето она, браточки, любя, - вмешался в разговор Зайчик. - Чтоб гулял с ею! А не дремал!
- Ничего себе любовь! Аж завизжал! ..
Проверив, что надо, отдав распоряжения, Миканор уведомил Хоню, что пойдет сейчас посмотрит коровник, озабоченно, деловито подался со двора. Люди почтительно расступились перед ним, несколько человек с ватагой детворы двинули следом. В середине толпы, что осталась, Рудой обрадованно принялся растолковывать:
- В каждой культурной конюшне обязательно должны быть, так сказать, ячейки на каждого коня.. .
- Опять ты, браточко, за агитацию свою! - вцепился в него удивительно серьезный Зайчик.
- Я не агитирую, я совсем, так сказать, наоборот. Критикую: что вы делаете неправильно. Вместо того чтоб, как учит советская власть, строить конюшни, вы все разобрали по хлевам. Ето ж скривление, а не колхоз!
- Ты смотри, дядько, - шмыгнул носом Алеша Губатый, - а то за агитацию против колхозов мы не погладим по голове! Знаешь, что - за агитацию!
- Знаю. Дак я ж, - не поддался, не уронил достоинства Рудой, - критикую не против колхозов в целом Я против, так сказать, неправильных колхозов. Следовательно - за правильные. Как учит партия.
- Там разберутся, дядько, - в Алешином тоне слышалась угроза, - за что ты агитируешь!
- Ты не учи меня, - с высокомерием, вспыльчиво заявил Рудой. - Рано учить взялся! Не знаешь ничего, дак других слухай! ..
Однако заметно притих. Вскоре и совсем убрался со двора. А другие еще долго толпились, завязывали сдержанный разговор, курили, молчали.. .
3
То, что происходило на Миканоровом и Хонином дворах, больше всего волновало жителей Куреней. Мало было таких хат, дворов, где бы не говорили про это, не толковали, не думали. Говорили, думали в хлевах, в гумнах, в поле, дома, устало ужиная, в раздумчивой тишине на полатях.
Обойдя все дворы, где собирались люди, наслушавшись и наговорившись, Чернушкова Кулина только к полудню вернулась на свой двор. Муж у сарая сек ножом свежую, только что сорванную траву - готовил корм свиньям.
- Как подурели! - не первый раз возмутилась она, не замечая того, что делает муж, не удивляясь, что взялся не за свое дело: не до того ей!
Чернушка будто не слышал, - стоя на коленях, рубил и рубил траву занят был, казалось, только своими хлопотами. Потом уже спокойно, степенно посоветовал:
- Не зарекайся!