Василь, с понурым, твердым взглядом, со спокойной силой в руках, постоял немного, оглядел всех, кто собрался у костра, подошел ближе, устало опустился на траву. Все посмотрели на него, примолкли на минуту, только дымили своими цигарками.
Первым зашевелился Зайчик:
- Делаешь, лихо его матери, а для кого - черт лысый знает!..
- Надо черту лысому ваше сено! - весело глянул на Зайчика Алеша.
Василь будто вздохнул, пожалел:
- Трава ж вымахала как, скажи ты!..
- Когда та война началась, такое же сено укосное было... - вспомнил почему-то Алешин отец и опять начал сонно сосать трубку.
- Сено хорошее! - отозвался звонко -Хоня. - Спасибо скажут!
- Скажут!.. - будто пожалел снова Василь.
Зайчик радостно заерзал:
- Чего ето вы, хлопчики! У тебя вымахала, дак и у меня неплохая! Не потеряешь, цветочек, ничего! Мой конь твою съест, дак твой - мою! Одинаковая выгода!
- Не будет ни твоего, ни моего! - прохрипел Митя-лесник.
- Ага! Напужал! - Зайчик обрадовался: - Такую дохлятину, как у меня, деточки, я - хоть с кем! Зажмуривши глаза!.. - Еще веселее заерзал: Тогда ж, браточки, кони Андрейчика и Халимончика будут все равно как мои! Ето неплохо, ей-бо!..
Безмерно довольный, тоненьким голоском захихикал; смеялся какое-то мгновение, вдруг вскочил, возбужденно, - озорно затопал:
- А может, еще, хлопчики, и женок обобщить?! - Он весело глянул на Хоню, на Алешу, хохотнул: - Чтоб, скажем, мою старуху - Василю, а Василеву Маню - мне! Примерно на неделю!
- Что б ты делал с ней после Василя!.. - захохотал Хоня.
- Ага! Что! Нашел бы что, с молодой!.. Только - чтоб ненадолго! На неделю, не больше!..
Мужчины, не обращая внимания на Алешину сестру, с радостью ухватились за шутку; молчал только Чернушка, который за весь вечер слова не проронил. Хоня и Митя стали подзадоривать Василя на спор, однако он только хмурился, нашли время пороть чепуху! Жизнь, можно сказать, ломается, а им - хаханьки!
- Не выйдет из етого ничего! - сказал мрачно, твердо, когда мужчины умолкли.
Зайчик прыснул дурашливо:
- Вон, видите, хлопчики, не хочет меняться!
Василь, занятый своими мыслями, снова не отозвался на шутку.
- Как кто, а я - по-своему! - Голос его дрожал, настолько, чувствовалось, волновало то, что высказывал. - Я - сам по себе! - Как последнее, окончательное отрезал: - Не пойду! Скажу: нет! И всё!
В глазах - прозрачном, светлом и карем, темном, что смотрели исподлобья, из-под насупленных бровей, горело одно безбоязненное упорство. Был так взволнован, что не сразу заметил, как подошел к огню Вроде Игнат, можно сказать приятель его.
- Скажешь! А может, подумаешь еще?! - насмешливо отозвался Хоня. - Не надо сразу так зарекаться!
- Ага! "Скажу: нет!" - подхватил с насмешечкой и Зайчик. - Скажешь! Скажешь, да только, хлопчики, послухаем - что! Как возьмутся хорошенько! Как станут просить очень!
- Не так еще запоешь! - ворчливо напророчил Василю Митя.
- Не запою! - Василь заметил приязненный, подбадривающий взгляд Вроде Игната, добавил: - Сказал и скажу!
- Все скажут, вроде бы! - поддержал Игнат.
Хоня минуту молчал: не хотел вновь заедаться с Хадоськиным батьком, но не вытерпел:
- Вы, дядько, за всех не говорите! У каждого свой язык есть! Не отжевали!
Игнат глянул на него злобно:
- И ты за других - не очень, вроде!
- Я за себя говорю!
- И я, вроде!..
Все знали, что Хоня заглядывается на Игнатову Хадоську, жених, можно сказать; однако теперь никому и в голову не пришло посмеяться над спором обоих.
Зайчик снова насел на Василя:
- Вот лишат голоса да припаяют, как Халимончику, твердое задание! Сам попросишься, цветок!
- Не припаяют! Нет такого закону!
- Найдут! - пророчески заверил Митя.
Василь не думал уступать позиции: готов был на все.
- Аи припаяют - все равно!
- Что - все равно?
- Все равно! Если такое, дак что жить, что нет - все равно!
- Жить будешь! - звонко заявил Хоня. - Никуда не денешься! И в коллектив пойдешь!
- Не порду!
- Пойдешь! Все пойдут! И ты со всеми!
- Пойдешь! Пойдешь, деточка! - поддержали Хоню Митя и Зайчик.
- Не пойду! - Василь остановился: как еще доказать свою решительность, свою непоколебимость? - Если на то - не привязан тут!