- Убежден не убежден, а если надо, то надо было признать. А он - нет! Все - по-своему, добивался все своей правды! И добился!
Больше Апейка не расспрашивал. И спорить не стал:
чувствовал, что спор бесполезен. Молча, оскальзываясь, шел по кривым улочкам с ямами, меж деревянных кособоких домов с зеленым и черным тесом и ставнями; улочкам, которые были словно сестры юровичским, самой неказистой местечковой глухомани. Как и на юровичских, почти нигде не было тротуаров. Около одного, похожего на другие, скособоченного дома парень открыл калитку, первым зашел во двор.
Апейка невольно заглянул в окно: увидел за темным стеклом лопушистый вазон и свое темное отражение в стекле.
На крыльце потопали, обивая налипшую снежную с грязью мокроту, тщательно вытерли сапоги. Вошли в сени, шагнули в дом.
- Дома Алесь? - звонко и весело спросил парень.
Худощавая, не очень приветливая хозяйка, переставив табуретку у стола, внимательно осмотрела Апейку, как бы решая: стоит или не стоит говорить. Неприязненно ответила:
дома Но парень ее не слушал: он, не спрашивая, раскрыл дверь, вошел в другую комнату.
- Забрался черт знает куда! - все с той же звонкостью упрекнул кого-то другого. - Чуть добрались! Принимай гостей!
Увидев Апейку, Алесь от неожиданности растерялся. Минуту еще сидел за столом, потом спохватился, встал, смущенно пожал руку. Окинул глазами комнату: все ли в порядке. Суетливо подал табуретку, такую же, как в хозяйской комнате, взялся приводить в порядок книги и тетради на столе, пригладил не очень послушный русый чуб.
- Улицы, брат, что катки! Скользишь все время, как кот на льду!.. Что поделываешь? Стихи? - Парень наклонился над столом. - Ага. Русская литература девятнадцатого века.
Учимся, значит! Пра-ви-льно!
Он явно строил из себя бывалого, боевого парня. Алесь не поправлял его и не подлаживался; как бы и не замечал товарища, который будто не хотел ничего понимать. Сев снова за стол, Алесь глянул настороженно на Апейку и уже не подымал глаз. Но, чувствовал Апейка, жил нелегким волнением встречи.
Товарищ его, как ни изображал себя беззаботным, все же скоро сообразил, что Алесю не до его болтовни, бодро объявил:
- Что ж, я свою функцию выполнил.
Он весело пожал руку Алесю, с серьезной сдержанностью простился с Апейкой. Через минуту звонкий, молодецкий голос его донесся из соседней комнаты, стукнули двери...
И когда остались одни, долго объединяло обоих молчание. Апейка смотрел ласково, сочувственно, внимательно: со стороны казалось - Алесь изменился мало. Было в л#це, в фигуре то же юношеское, милое, деликатное и стеснительное, из-за чего не очень и верилось, что это он, застенчивый юноша, так твердо защищал свои убеждения, не отступая перед опасностью. Вот разве только в очертаниях подбородка, щек появилась новая или не замеченная раньше жесткость да и взгляд неприступный, настороженный. Не такой, как там, в поле...
Апейка смотрел и смотрел; Алесь все не поднимал головы: не понять было - или чувствовал себя виновным, или не хотел упреков.
Апейка первый начал:
- Что учишься - хорошо. Молодец...
Он кивнул: принимаю к сведению. Головы все же не поднял. Помолчали снова. Вдруг, как бы вспомнив что-то, Алесь встал, вышел в соседнюю комнату. О чем-то тихо поговорил с хозяйкой. Вернулся. Сел.
- О чем ты там?
- Так... хозяйственные мелочи...
- Не надо ничего.
Он не ответил. Ждал, видно, настороженно разговора о неизбежном, наболевшем и гнетущем.
Апейка спросил:
- Работаешь?
- Пока нет...
- Тоже сняли? ..
- Сняли.
Апейка догадался о причине, но спросил, хотел выяснить все.
- Почему?
- Исключили из комсомола - выгнали с работы...
Не скрыл обиды. Быстро глянул на Апейку, встретился горячим взглядом, тут же отвел глаза. Снова сидел, опустив голову
- Как будешь теперь? ..
- Работать буду...
- Где?
- Да хоть где. Хоть грузчиком на станции.
Снова глянул горячо, отвел глаза.
- А может, к нам?
- Чего?
- В школу. Учителем.
- Не разрешат. Воспитание детей...
- Я добьюсь.
- Обвинить вас могут...
- За меня не беспокойся!
- Подумаю...
Вошла хозяйка. Внесла бутылку водки. Потом закуску:
немного нарезанной колбасы, тарелку квашеной капусты с огурцами и яркими каплями клкжвинок. Ломтики черного, тонко нарезанного хлеба. Молча коснулись чарками, выпили.