Кроме того, что у нас имеется тонкая прослойка кадров специалистов, мы имеем еще такие случаи, когда некоторые из них работают не на пользу советской власти, а на пользу капитализма... Если по Союзу ССР раскрыт целый ряд явно вредительских организаций, то в Белоруссии мы без этого, к сожалению, не обошлись. У нас есть основания думать о том, что в некоторых областях нашей работы, особенно в промышленности, и у нас кое-чем некоторые "спецы" занимались, это значит - занимались вредительством, подрывом социалистической реконструкции, а не ее осуществлением. Это вредительство на культурном фронте проводилось в виде воспитания детей, и молодежи в национально-демократическом направлении. Я имею в виду некоторые учебники и "научные"
работы отдельных ярых противников советской власти, которые прикрываются вуалью "лояльности"...
Руководствуясь стремлениями о быстрейших темпах нашего строительства, с одной стороны, и фактическим положением выполнения нашего плана в первом году пятилетки, с другой стороны, - Голодед говорил торжественно и значительно, выделяя это как самое главное в докладе, - Совет народных комиссаров БССР в августе месяце, утверждая контрольные цифры, принял постановление - пересмотреть пятилетку в сторону ее увеличения по важнейшим отраслям народного хозяйства и культуры. Я буду просить, чтобы сессия ЦИКа утвердила это постановление и дала директиву, чтоб наши хозяйственные органы действительно это сделали...
Материалы говорят об осуществимости такого лозунга - выполнить пятилетку в БССР в три-четыре года. Этот лозунг является боевым лозунгом сегодняшнего дня!.. На этом разрешите закончить мой доклад.
Он закрыл папку с бумагами и той же четкой, уверенной походкой пошел от трибуны к столу. Зал звучно, дружно зааплодировал. Горячо, громко аплодировал Башлыков, смотря на Голодеда с юношеским восхищением. Когда рукошшскания утихли, Червяков встал и объявил, что на этом вечернее заседание заканчивается и что прения начнутся завтра с десяти часов утра...
В тот вечер Апейка ужинал с Башлыковым; за ужином Башлыков долго с восторгом хвалил доклад Голодеда. Апейка только сказал согласно: доклад богатый, - не было особого желания говорить. Но после ужина, в комнате, наедине, снова начал вспоминать услышанное в зале. Многое увлекало, захватывало, особенно то, какая широкая картина встала из доклада, будто вся страна была перед глазами. Поражали масштабы планов, смелость проектов, захватывало дух, когда думал об агрокомбинатах-гигантах на месте соломенных деревушек. Нельзя было думать спокойно о том, какими могут стать знакомые Мокути, Курени через какой-то десяток лет.
Рисовалось что-то сказочное. Но вместе с тем в голову непрошенно приходило и другое. "Тракторов не хватает, а коллективизацию надо всемерно разворачивать!..", "Колхозное движение перерастает наши соответствующие органы...", "Крестьяне часто через голову наших организаций неслыханной волной вливаются в колхозы..." Стоило узнать об агрокомбинате, как крестьяне сами начали валить в колхозы!.. Если бы Апейке не было известно, что Голодед сам из деревни, можно было бы подумать, что он не знает крестьянина. Чем больше перебирал в мыслях слышанное, тем определеннее чувствовал неудовлетворенность: не много было деловитости в докладе. И глубины, серьезности при анализе положения не мешало бы побольше. И сложность положения, сложность задачи можно было бы основательнее показать.. Особенно там, где речь шла о коллективизации... И может, не стоило бы таким легким изображать повышенный хлебозаготовительный план. Для колхозов, которые еще только становятся на ноги и силу которых так легко подорвать... Зачем было изображать в таком бодро-поверхностном, фактически - неправдивом свете? ..
"Ничего. Тоже - не волнуйся загодя. Все еще впереди.. " - успокоил он себя, стараясь заснуть. Не додумал, что оно - это "все": жизнь ли вообще, сессия ли, которая только начиналась...
2
Встал рано. Быстро собрался, позвал Анисью. Вместе позавтракали в людном, но по-утреннему тихом ресторане. Вышли в морозное утро, походили немного по звонким улицам, потом - по вестибюлю.
Сидя в зале, который заполнялся людьми и гомоном, развернул газету: на каждом сиденье белели страницы газет.
Пробежал глазами: чем живет страна, мир? .. "Ликвидируем неграмотность". "Занятия не начались своевременно... Нет учебников...". "План самообложения выполнен только наполовину...". "Уничтожают скот... В Могилевской области.. ".
"Выполним дополнительные планы по хлебозаготовкам до первого декабря... Нажмем на кулака-богатея..." В глаза бросилось сообщение: "Раскрыта органами ГПУ и ликвидирована контрреволюционная организация... "Союз освобождения Украины", "...поддерживала связь с петлюровским центром в Польше! .." Во главе будто бы мирный ученый, профессор, советская власть доверила ему почетную должность, а он - "отблагодарил"! Это была не грозная и голая статья: сдержанное, точное сообщение убеждало каждым словом. Враг не спит, выслеживает, подбирается! Нахлынуло тревожное: а что, если и Алеся втянули в такое кодло; он не знает, а сам - опутан! .. Нет, если б что было - знал бы, почувствовал бы, он - такой!..
Заседание в это! день началось тихо, без вчерашней торжественности. Гостей было мало, в зале сидели почти одни участники сессии. Червяков объявил: "Слово имеет товарищ Никитина"; между рядами пошла, смущаясь всеобщим вниманием зала, не шевеля руками, маленькая женщина в сапогах, жакете, длинной юбке. На трибуне она минуту растерянно молчала, только бегали испуганно глаза, как бы впервые увидев такое множество лиц. Тишина становилась уже критической, когда она превозмогла робость, строго, звонко заговорила - о том, как много достигнуто "в деле вовлечения наших женщин в советское строительство".
- Правильно гбворил товарищ Ленин, слова его сбылись, - мы видим сейчас, какое активное участие принимают женщины в строительстве социализма. Только жаль, что нет с нами товарища Ленина... Что он не видит, как мы в такой короткий срок выросли... Да здравствует ленинизм!.. - Глаза ее снова тревожно побежали по залу: не знала, что говорить дальше. Отважно бросилась вперед: - По докладу товарища Голодеда я скажу несколько слов... Товарищ Голодед, говоря о заготовках, сказал, что заготовку льносемян мы выполнили хорошо. Но мы не все наше льносемя собрали... - Она снова минуту помолчала. - Теперь о коллективизации.
Товарищ докладчик говорил, что мы уже задания по пятилетнему плану, намеченные на первый год, перешагнули, но не отметил, что это не во всех округах. Если я возьму Витебский округ, то там по коллективизации непочатый край работы, там мало актива, мало культурных сил, как агрономов и так далее. Три районных агронома есть, но и те слабые... Вот в этом самое главное - что у нас мало работников. Надо кинуть все силы в отстающие районы!..
Порозовевшая, она с облегчением и радостью, как человек, выполнивший непростую обязанность, быстро сошла в зал.
С этого времени Апейка только наблюдал, слушал, изредка для памяти кое-что записывал в блокнот.
- Товарищ Голодед указывал в своем докладе, что он как будто сомневался, что план коллективизации, который намечен, будет, возможно, не выполнен. - Баритон крепкого, с обветренным лицом, с короткой, сильной шеей человека, председателя колхоза с Бобруйщины, звучал уверенно, напористо. - Я, товарищи, заверяю, что при таких темпах и при таких настроениях крестьянства, которые мы имеем в настоящий момент, мы не только можем выполнить, но и перевыполнить. И сомневаться тут нечего!.. Но в этой работе мы часто сталкиваемся с нашими классовыми врагами. И нам тут надо обсудить, какие мероприятия надо применить к этим кулацким элементам. Ибо те законы и те кодексы, которые существовали до этого времени, являются недостаточными. Нам надо на них так нажать, чтоб у них кровь из глаз полилась!..
Надо давать кулакам земли не максимальную норму, а минимальную! Давать им участки с сыпучими песками. Пусть там поработают!..
Коротко, будто о личном, неинтересном для других, сказал Пугачев такая была у председателя фамилия - о делах колхоза. Сообщил, что есть большой клуб, попросил, чтоб прислали докладчика, "который там сделал бы доклад о культурном воспитании". Осторожно коснулся животноводства, намеком отметил, что "есть большой кризис"; поддержал Голодеда, что надо, чтоб заводы делали машины для колхозов...
- Этим летом мне пришлось говорить с мужиками с Урала, - певуче, ласково рассказывала широколицая, крупная женщина в красной косынке, опершись о трибуну локтями. - Разговаривали мы, и я спрашивала у них: как, спрашивала, на Урале строят коммуны и колхозы. Они отвечали мне:
"Гражданка, если б вы повидали наши коммуны, которые были организованы десять лет назад, так вы не сказали б, что это была крестьянская деревня. Сейчас там женщины почти что не работают на поле. Мы все обрабатываем, говорили, машинами, а женщины ухаживают только за скотом. У нас, хвалились, хорошее стадо свиней, коров и мелкого скота". Так почему бы и нам, товарищи, в Белоруссии не организовать так сельское хозяйство?! Говорила она так свободно, так искренне, так доверчиво, добродушно усмехалась, и в том, как держалась, как говорила было столько естественности, что Апейка невольно подумал: "Вот талант, оратором родилась!" Женщина - у нее и фамилия была красивая: Онищенко - помолчала, светясь все той же доброй улыбкой, поправила косынку, подоткнула под нее прядку волос, по-крестьянски облизала пересохшие губы. - Некоторые дядьки нам и сегодня еще говорят, что у нас нельзя строить колхозы, потому что там - болота, там - горы. Там то, там - другое. Я думаю, что можно у нас на Белоруссии всю землю использовать на сто процентов... Товарищ Голодед рассказывал про Осинстрой. Где же вы видели, чтоб в старые времена вздумали на болоте строиться?.. Мы сами недавно туда ездили на экскурсию. Так видели, что на этом болоте, которое занимает пять тысяч гектаров, можно уже не только торф добывать, но и трактор пустить. Там так хорошо землю осушили, что мы ходили чуть ли не целый день и не могли налюбоваться!.. Нам не страшны болота, не страшны и горы! Мне пришлось побывать в Климовичском районе. Мы там были на кирпичном заводе. Разве можно было думать раньше, что там, на этой гористой земле, можно что-либо сделать? Когда там даже лес не рос. Когда там только ветер гулял и сдувал песок с горы. А теперь мы видим, что эта земля приносит хорошую прибыль!..
Разумно, озабоченно, с болью заговорила она о крестьянской беде бесконечных пожарах, несчастных погорельцах. - Мужики строят хорошие хаты, - ласково печалилась и сама, - но строят так скученно, что меж ними и аршин не просунуть. Лепят хаты одна к другой, и что ж получается?
Хату соломой покроют - от одной искры горит вся деревня.
Иногда баба жару принесет себе от другой бабы, а то в амбаре самогонку начнут гнать - и так бывает. Крестьянин горюет, строится, а за два часа все добро erg гибнет!.. Я ДУмаю, когда перейдем на колхозы, тогда сделаем из наших гор черепицу и будем хаты крыть не соломой, а черепицей. Тогда не будем гореть что ни год. И добро не будет гибнуть, и лес тратить не будем попусту.
Сдержанный, педантичный Некрашевич, говоривший степенно, ровно, как на лекции, казалось, разъяснял ту часть доклада, где Голодед говорил о деятельности некоторых "спецов". Крупный рост социалистического строительства обостряет классовые противоречия, и это в результате, объяснял Некрашевич, приводит к укреплению националистических и правооппортунистических тенденций. Националистические тенденции, говорил оратор, имеют в Белоруссии разные формы:
белорусский нацдемократизм, еврейский, польский, российский шовинизм. В наше время, когда враги разных мастей консолидируются на общей платформе вредительства, - а это у нас, как сказал товарищ Голодед, имеет место, должна быть поднята самая жестокая борьба со всякой враждебной пролетариату идеологией. С особой обстоятельностью объяснял Некрашевич вред так называемых "лояльных", ибо "под маской лояльности эти лица могут выковывать самые враждебные пролетариату идеологии". "Лояльных" надо решительно разоблачать, ибо с разоблаченным врагом легче воевать, чем с неразоблаченным. Некрашевич заявил, что таких "лояльных" в Белоруссии, безусловно, много. Но когда начал истолковывать характер "лояльных", то вышло, что "лояльным" можно объявить любого, кто буркнул, что мало мяса, мануфактуры или нет табаку. Все же, хоть Некрашевич не привел ни одного факта, Апейка слушал его напряженно: то, что он узнал из сообщения о раскрытии "Союза освобождения Украины", будто подкрепляло толкования Некрашевича, придавало им грозный смысл, тем более что под конец Некрашевич много говорил о такой "лояльности", как нацдемократизм, при упоминании о котором к Апейке всегда приходили тревожные мысли, связанные с судьбой Алеся.
Один за другим к трибуне шли представители разных районов и округов, они будто приобщали Апейку к полям, краям, которых он не видел, но которые видеть ему хотелось Апейка внимательно встречал каждого нового оратора; его внимание было особенно острым оттого, что он не просто наблюдал, что происходит в незнакомых краях, - он искал, он стремился узнать, что происходит у других, для того, чтобы лучше понять свое, то, над чем столько думалось и что еще не во всех отношениях, не до конца было ясно.
Почти с каждым оратором ширилось и ширилось многоголосье большой жизни. В этом многоголосье были вместе и сообщения о сделанном, о том, что "бедняк и середняк уже осознали пользу коллективизации", и нагая, с горечью, с болью, тревога, что в новых артелях в местечке "сидят без хлеба и картошки", что батраки не получают нормы хлеба; с беспокойством о том, что слабо идет борьба с безграмотностью, особенно среди женщин; вошла в зал забота: трудно распространять Третий заем индустриализации. Крестьянин говорит:
"Мы все даем, а у нас ничего нет", - не видит того, что делается за пределами деревни. Работница из Мозыря, смуглая, с тонкой, длинной шеей, в гимнастерке, сначала неловко, сбивчиво, потом смелее, открыто поделилась бедой: надо много, кропотливо работать, а работницы не могут; нету сил.
"Если б нам дали возможность доставать продукты по дешевой цене!" Молодой, с красивым, худощавым лицом - все словно выточенное, - с резким, непримиримым голосом, председатель райисполкома поставил вопрос ребром: почему до сих пор не прекращается уничтожение скота?! О котором многие говорили еще два-три года назад! Сам деловито, точно вскрывает причины. Первая: до сих пор не решен вопрос о кормах - жмыхи, корнеплоды и так далее. "Было много разговоров - говорили, писали, но конкретно в наших совхозах и колхозах он все еще не решен!.." Вторая причина - то, что сейчас при объединении в коллективы некоторые середняки стараются сбыть скот, хотят ликвидировать свое имущество, получить деньги и этими деньгами внести пай... Непримиримым, озабоченным голосом не посоветовал потребовал: надо поставить дело экономически, политически, технически так, чтобы скота в нашей стране не уменьшалось ни в коем случае! ..
В речи горячего, боевого Хандоги из Оршанского округа внимание Апейки привлекла неожиданная весть, что жители одного района "приняли постановление об организации единой районной коммуны". Думая, как будет работать такая коммуна, Апейка слышал: Хандоги во весь голос заявлял, что они в округе не могут "обслужить это быстрое развитие коллективизации агрономическими силами и не знают, откуда их взять".
- Перед нами стоит другой вопрос, по которому мы пока не имеем ясных указаний со стороны НКЗ, - ринулся Хандоги дальше, не переводя дыхания. Куда девать наше кулачество?! Мы знаем одно - что кулачество нельзя пускать в колхозы, и мы его не пускаем! Но, с другой стороны, как я уже сказал, район почти целиком коллективизируется!..
Голодед, повернув голову к трибуне, деловито перебил его, посоветовал:
- На болото выселять.
- У нас и болот свободных нет! - сразу с горячностью ответил Хандоги, глядя в зал.
Голодед промолчал. Наклонился над столом, стал что-то записывать.
- Значит, нам надо выселять кулаков. Сейчас же; для того чтоб мы могли своевременно землеустроить эту территорию, где создаются колхозы. Но запасных земельных фондов у нас нет, и в то же время оставлять кулака на той территории, где организуется колхоз, нецелесообразно. Выселять кулаков на отдельные поселки - это значит объективно из неорганизованных кулаков насаждать организованные контрреволюционные организации. Мы не можем на это пойти!.. Так что в таком важном вопросе мы должны иметь ясные указания.
Когда Червяков объявил, что слово имеет товарищ Карась, Анисья в первое мгновение не поверила, что это - она.
Недоверчиво глянула в сторону Апейки, и только когда он глазами показал в сторону президиума: надо идти, - заторопилась поправлять жакетик, тяжеловато поднялась. Протискивалась к проходу несмело, растерянно, но меж рядами пошла уже, казалось, спокойно, уверенно. Когда она стала на трибуну, то была видна только голова ее. Апейка будто впервые заметил, какая она маленькая, незаметная...
Она, показалось, долго молчала. Не знала, с чего начать, не могла прийти в себя. Подготовленную бумажку не доставала: потеряла или забыла о ней. Апейка не сводил глаз с нее, - волновался сам, хотел подбодрить, помочь. Она, отыскивая, пробежала глазами по залу, нашла его. Он подбадривающе кивнул ей: смелей надо! - она оторвала взгляд от него и начала без бумажки:
- Теперь вот товарищи рабочие говорят... что у них нет жиров, нет хороших квартир и пальто не хватает. То того нет, то етого не хватает... И ето все оттого, что наше сельское хозяйство слабое... Вот первая наша задача - чтоб поднять сельское хозяйство. Сделать коллективизацию... - Она говорила мягко, рассудительно, будто размышляла вслух. - Надо, чтобы рабочие обратили внимание на деревню, на коллективизацию, - подумала она вслух. Практично стала развивать мысль: - А то если мы построим столовки, как тут сказали, а в них не будет мяса и хлеба, то столовка будет пустовать и в ней не будет чего есть. Если мы построим хорошие дома в городе, там тоже надо будет, чтоб было чего есть. И вот я думаю, что мы должны особенно подумать, чтоб поднять сельское хозяйство... - Помолчала и добавила рассудительно: - А без поднятия промышленности мы его, конечно, не подымем. - Апейка с радостью кивнул ей, мысленно похвалил: молодчина!
Анисья снова немного помолчала; не искала глазами Апейку, смотрела куда-то над рядами, размышляла про себя.
- Вот тут я слышала, как товарищ Голодед докладывал, что большой сдвиг есть в коллективизации. - В голосе ее, заметил Апейка, появилось что-то новое, не мягкое. - Правда, немало организовалось коллективов. Я видела, что товарищ Голодед етому рад, а также и все наше руководство. Но дело не только в количестве, - все тверже становился ее голос, - айв качестве коллективов. - Она не то посоветовала, не то указала: - Не надо спешить, чтоб наделать их большое количество.
Апейка слышал, что зал весь притих. Голодед в тишине спокойно, твердо заявил:
- Нет, это не так.
Она, все глядя в зал, упорно продолжала свое:
- Надо, чтобы они были хорошие, чтоб люди не разбегались из коллектива. - По залу прошло волнение. - Очень мало в каких селах объясняется, чтоб крестьяне знали, что такое коллектив, чтоб они шли туда с охотой. Чтоб крестьянин темный сам видел, что только коллектив выведет его из беды. Надо добиваться, чтоб наши коллективы были хорошие.