Нет, громовые стуки сердца не услышит никто. А вот внезапно выступившую испарину отчетливо увидят все. Да любой переодетый агент охраны, поднатасканный на обнаружение таких признаков стресса или возбуждения, сразу же возьмет меня на прицел. А с чего бы, дескать, зто такой благообразный с виду джентльмен в инвалидной коляске вдруг ни с того ни с сего начал обливаться потом? В зале народу пока не так много, да и не особенно жарко, даже вот прохладный ветерок обдувает.
Мне крайне необходимо что-то срочно предпринять, чтобы держать себя в руках и контролировать поведение, но я никак не мог успокоиться и приглушить нервное напряжение.
И вот, видя, как капли пота градом катятся по моему лицу, меня поманил жестом молодой чернокожий человек в униформе охранника.
— Сэр, как вы себя чувствуете?
Я посмотрел на него, любезно улыбнулся и покатился к нему, огибая детектор.
— Ваш пропуск, пожалуйста.
— Да-да, сейчас, — засуетился я и протянул голубую карточку. — Господи! Да когда же зима-то настанет? Просто не выношу такую погоду.
Он встревоженно кивнул головой, бегло глянул на карточку и, вернув ее, произнес:
— А мне, наоборот, такая температура как раз по нраву. Я бы хотел, чтобы она была такой круглый год. Зима настает здесь очень быстро — ненавижу холода.
— А я люблю их. Мне всегда нравилось кататься на лыжах.
Он лишь улыбнулся с извиняющимся видом.
— Сэр, а вы…
Я уже догадался, что он хотел сказать, и опередил его:
— Не так-то просто мне вылезти из этого чертового кресла, если ты его имеешь в виду, — заметил я и похлопал по блестящим тиковым подлокотникам, ну точь-в-точь как, бывало, хлопал Тоби. — Надеюсь, я тут ничего не нарушаю.
— Нет, нет, сэр, что вы. Сразу видно, что через арку вы не пройдете. Придется мне проверить вас с помощью вот этого ручного детектора, — и он показал на маленький приборчик, который при наличии металла испускает негромкие вибрирующие звуки, при приближении к металлу звуки заметно усиливаются.
— Давайте приступайте, — смело предложил я. — Еще раз извините за причиненные неудобства.
— Да что вы, сэр! Неудобств никаких нет. Это вы извините меня. Просто в этот вечер усилили меры безопасности. — Со стола, стоящего рядом, он взял маленький приборчик, к которому сбоку прикреплена длинная металлическая петля. — Думаю, этой проверки будет достаточно, чтобы пропустить вас через этот проход. Но охрана подвела ток ко всем проходам. Впереди еще одни ворота, — он показал на пост охраны в нескольких ярдах от себя, у самого входа в зал, где проходят заседания комитета. — Так что вам придется снова проходить всю проверку. Думаю, вы к ней привыкнете, а?
— Ну, это уж мои проблемы, — безмятежно произнес я.
Он поднес ко мне приборчик — тот запищал, а я весь напрягся. Он провел им около моих ног, коленок, и вдруг, когда повел вдоль бедер — стало быть около спрятанного пистолета, — коробочка стала неистово выть.
— А что у нас здесь такое? — пробормотал охранник, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. — Слишком чувствительна эта чертова штуковина. Учуяла даже стальную раму кресла.
А я сидел, обливаясь потом, и удары сердца глухо отзывались в ушах, и вдруг в этот момент услышал громкий голос Александра Траслоу, усиленный громкоговорителями, установленными в зале:
— …хочу поблагодарить комитет, — говорил он, — за то, что он привлек внимание общественности к этой мрачной проблеме, будоражащей мое Управление, которое я так люблю.
Охранник нажал на кнопку сброса чувствительности и начал повторять операцию проверки. И снова, когда приборчик оказался около подлокотника, где лежал спрятанный пистолет, раздались пронзительные сигналы. Опять я напрягся и почувствовал, как по бровям и ушам покатился пот и закапал с кончика носа.
— Чертова хреновина, — заругался охранник. — Извините за изысканное выражение, сэр.
Опять раздался голос Траслоу, отчетливый и певучий:
— …Конечно же, облегчит мне работу. Кем бы ни оказался этот свидетель и что бы он ни утверждал в своих показаниях, его заявление только пойдет нам на пользу.
— Если не возражаете, — сказал я охраннику, — я хотел бы попасть в зал поскорее, пока Траслоу не кончил выступать.
Он отошел на шаг, выключил прибор и ответил раздраженно:
— Не люблю эти хреновины.
Затем предложил самолично провезти меня мимо арки с детектором. Я поблагодарил кивком головы и покатил вперед, к следующему посту. Там перед входом собралась небольшая толпа — пропускали по одному, некоторые, вытянув шеи, прислушивались, что происходит в зале. Что за проблема? Почему задержка?
Снова в громкоговорителях раздался голос Траслоу, спокойный и снисходительный:
— …Любое свидетельское показание может распахнуть ставни и пролить дневной свет.
Я выругался про себя, все мое естество завопило: «Двигайся! Черт побери! Шевелись!»
Убийца уже занял свое место, и через какие-то секунды отец Молли шагнет в зал. А я топчусь здесь, и меня не пускает какая-то несчастная группка охранников.
Двигайся, черт бы тебя побрал!
Шевелись!
Опять мне пришлось огибать арку с встроенным детектором металла. Около нее стояла охранница: белая, средних лет, рыжеволосая, крепко сбитая, в нескладно сидящей на ней голубой униформе.
С кислым выражением лица она посмотрела на мой пропуск, оглядела меня недобрым взглядом, крикнула кому-то и пошла.
И вот я сижу здесь в коляске, всего в одном футе от входа в зал № 216, а эта проклятая баба тянет и тянет драгоценное время.
Из зала донесся громкий стук молотка. По толпе пробежал гул голосов. Ярко полыхнули вспышки фотоаппаратов.
Что там такое?
Не появился ли в зале Хэл?
Что, черт побери, там происходит?
— Пожалуйста, пропустите меня, — попросил я охранницу, вернувшуюся с другой женщиной средних лет, но чернокожей и постройнее сложенной, видимо, ее начальницей. — Я хотел бы поскорее пройти в зал.
— Потерпите секундочку. Извините нас, — ответила она и повернулась к начальнице, а та сказала:
— Извините, мистер, но вам придется подождать до перерыва.
— Не понимаю, — только и пробормотал я.
Нет! Не может такого быть!
А в это время из зала раздавался зычный голос обвинителя от комитета: