— Когда станет еще темнее, мы сможем исчезнуть отсюда, — сказал Ту Хокс. — Иквани понадобится некоторое время, чтобы подтащить свою мортиру к этим камням. В этом и заключается наш шанс. Мы пересечем склон справа и посмотрим, не сможем ли мы обойти их, пока они будут обстреливать отсюда террасу.
К радости укрывшихся на террасе, небо над горой закрыли облака, которые двигались на запад. Вершина исчезла в густом, как вата, тумане, и его серые клочья скоро окутали и каменную террасу. Стало темно хоть глаз выколи. Четверо беглецов осторожно начали спускаться по каменным уступам, работая руками и ногами. Вскоре после этого ночь прорезали молнии. Солдаты пытались удержать укрывшихся на месте, пока гранатомет не будет установлен на нужную позицию.
У Ту Хокса появилась новая идея. Он сказал остальным, каковы его намерения, однако позволил им выбрать между этим и их первоначальным планом.
Вся четверка изменила направление своего движения и поползла к каменным блокам, где они несколько минут назад видели гранатомет и обслуживающих его солдат. В непосредственной близости от иквани, однако отделенные от них пятиметровым каменным блоком, они стали вслушиваться в гортанные звуки арабского языка. Солдаты, казалось, были полностью поглощены установкой мортиры, и Ту Хокс пополз вокруг гигантского каменного блока. Он и Ильмика ползли с одной стороны, Квазинд и Джильберт, в десяти метрах от них, — с другой.
Первая часть плана, как и надеялся Ту Хокс, была выполнена легко. Он открыл огонь с одного конца блока, Джильберт с другого. Квазинд последовал его примеру после первого же выстрела. Белые шаровары и тюрбаны иквани нельзя было не увидеть даже в такой темноте. Все четверо целились в черное пространство между этими двумя белыми предметами.
Для иквани это было полной неожиданностью. Те солдаты, что уцелели после первых секунд перестрелки, спасая свою жизнь, бросились сломя голову вниз по склону. Двое или трое пытались оказать сопротивление и за это поплатились жизнью. Спустя несколько минут все было кончено.
Вторая часть их плана, однако, осталась невыполненной. Не успели Ту Хокс с Ильмикой подойти к брошенному гранатомету, как были вынуждены броситься в ближайшее укрытие. Морские пехотинцы внизу склона осознали создавшееся положение и открыли яростный огонь. Ту Хокс намеревался открыть огонь из гранатомета вниз по склону и забросать нападавших гранатами, но это было невыполнимо. Еще хуже было то, что солдаты продвигались вперед широко растянутой цепью, прячась за камнями, чтобы вернуть обратно свою мортиру.
Четверка беглецов пыталась изредка отстреливаться, но град пуль вынуждал ее держаться в укрытии и делал все попытки контратаки настоящим самоубийством.
Ту Хокс безостановочно ругался. Лучше бы он остался верен своему первоначальному плану. Не прельстись он возможностью легкого нападения, они теперь были бы уже на пути в безопасное место.
Внезапно шум внизу удвоился, утроился. Пули перестали свистеть вокруг беглецов, но перестрелка там, внизу, продолжалась. В этом шуме слышались свист и крики уже не только на арабском языке. Ту Хокс ничего не понимал, но этот язык по звучанию был похож на полинезийский.
Подоспели местные жители.
Бой продолжался еще с четверть часа, потом оставшиеся в живых иквани сдались. Немного позже четверка беглецов увидела, что они тоже окружены. Ту Хокс и другие отбросили свое оружие и подняли руки вверх. Солдаты-хивиканцы погнали их прикладами вниз по склону в толпу других пленников, которые еще совсем недавно были их врагами.
Раске тоже был там. Он стоял, положил руки на затылок. Увидев Ту Хокса, он громко рассмеялся.
— Вы скользили как угорь, дьявол вы этакий! На этот раз все это чуть было не закончилось для вас скверно, а? Вам повезло так же, как Гитлеру.
— А кто такой Гитлер? — спросил Ту Хокс.
За окнами отеля забрезжило утро, когда Ту Хокс закончил свой рассказ.
Я спросил:
— Это, конечно, еще не все?
— Я забыл, — сказал Ту Хокс, — что слова Раске ничего для вас не значат. Когда Раске произнес их, они и для меня тоже ничего не значили. Я был озабочен нашей собственной судьбой и не стал над этим задумываться. Все пленники, поскольку они высадились на этот берег незаконно и вторглись, не имея на то права, в священное место, должны были предстать перед судом. Осквернение священного места являлось тяжким преступлением и наказывалось смертной казнью. Но Раске и я могли предложить иквиканцам нечто очень ценное и попытаться таким образом не только спастись самим, но и спасти своих друзей. К сожалению, верховный судья настоял на том, чтобы вторгшихся примерно наказали в назидание остальным, и все иквани и наши моряки, уцелевшие после сражения, были повешены.
Мы провели в Хивике год, очень насыщенный год, и повторили то, что мы с Раске сделали в Перкунии и Блодландии. Когда нас наконец освободили, война уже кончилась. Эпидемия тоже закончила свое смертоносное шествие, унеся вчетверо больше жизней, чем вся война. Старые государственные структуры в странах — участницах войны прекратили свое существование. В Перкунии новый правитель по имени Виссамор провозгласил республику — ну, вы все это знаете.
— А как насчет этого замечания… о Гитлере? — спросил я.
Ту Хокс улыбнулся.
— Раске ответил мне на этот вопрос, когда мы сидели в тюрьме в Хивике. Он рассказал мне о мире, из которого он пришел. Как я уже говорил, в Комаи было слишком много работы, чтобы нам удалось по-настоящему поговорить о нашей прошлой жизни на Земле, которую мы считали нашей общей родиной. Кроме того, мы оба избегали говорить друг с другом о наших политических воззрениях. Мы оба чувствовали, что было бы бессмысленно продолжать ссору из-за нашего положения там, в том навсегда утерянном для нас мире.
Только в Хивике нам стало ясно, что мы одновременно прошли через одни и те же Врата, но с двух разных земель.
— Удивительно!
— Да. Правителем Германии в моем мире был Кайзер, внук узурпатора, который после первой мировой войны пришел к власти. Раске рассказал мне, что Кайзер в его мире после первой мировой войны удалился в изгнание в Голландию. Впрочем, первая мировая война в его мире произошла на десять лет позже, чем в моем, если пользоваться относительной хронологией. Во Вселенной Раске власть в Германии захватил диктатор по имени Гитлер и он же развязал вторую мировую войну.
Конечно, Кайзер в моем мире и в мире Раске не был одним и тем же лицом. Даже имена у них были не похожи друг на друга. Однако ход истории в моем и в его мире был на удивление схожим. Это сходство заметно во всем и слишком полно, чтобы быть случайностью. Однако моя теория, состоящая в том, что эта Земля населена людьми, которые прошли через Врата с моей Земли, теперь полностью опровергнута.
Впрочем, знаете ли вы — нет, вы этого не можете знать, — что два Плоешти подверглись нападению американских бомбардировщиков в один и тот же день? Раске летал на “мессершмитте”, самолете неизвестного мне типа. И он тоже успел увидеть, что бомбардировщик, который внезапно появился перед ним и на который он напал, был неизвестного ему типа.
Итак, теперь мы знаем, что Врата могут связывать между собой не два мира, а больше.
— А каковы ваши дальнейшие планы? — спросил я у Ту Хокса.
— Мы узнали об этих очень странных явлениях в области ледников Верхнего Тирслэнда, — сказал он. — Об этом рассказывают кочевники Баката. И это выглядит похожим на Врата. Если эти рассказы основаны на фактах, мы, вероятно, больше никогда не увидимся. Однако, если под ними нет никаких реальных оснований, как я ожидаю, мы будем вынуждены остаться в здешнем мире. Раске тоже, если это будет возможно, перейдет в мой мир. Если он этого не сможет сделать, он хочет отправиться в Сааризет. Он получил оттуда великолепное предложение. Если он его примет, он проживет свою жизнь, как король. Что же касается меня, то мы вместе с Ильмикой вернемся в Блодландию.
Он улыбнулся и встал.
— Это, может быть, не лучший из возможных миров. Но он тот, в котором мы живем, и мы должны извлечь из этого все самое лучшее для себя.
Он очнулся и не понял, где оказался. В пятидесяти футах от него трещал огонь. Дым ел глаза, вызывая слезы. Откуда-то издалека доносились крики и вопли.
Из-под рук выкатился кусок пластика и, легко ударив его по коленям, скользнул к ногам на каменную площадку.
Он сидел в своем рабочем кресле, установленном на своего рода гранитной плите, покоящейся на круглом каменном постаменте. Упавший предмет оказался столешницей, на которую он опирался, когда потерял сознание.
Он находился в одном конце циклопических размеров строения из огромных бревен, массивных деревянных панелей и тяжелых потолочных балок, лежавших высоко над головой.
Пламя вырывалось из-за противоположной стены, так как ветер уносил дым. Проглядывавший сверху участок неба был темный и лишь слегка светлел вдали.
В пятидесяти ярдах от него пламя высвечивало холм. На его вершине вырисовывались силуэты деревьев, покрытых листвой.
А всего миг назад была зима. Вокруг Исследовательского Центра в Сиракузах, штат Нью-Йорк, лежал глубокий снег.
Дым повернуло, и панорама исчезла. Пламя охватило множество длинных столов и скамеек, а также толстые подпиравшие потолок колонны, напоминавшие тотемные столбы с жуткими, вырезанными один над другим лицами. На столах стояли блюда, кубки и прочая утварь. Из перевернутого кувшина на ближайшем столе струилась темная жидкость.
Когда дым коснулся его лица, он, закашлявшись, встал и спустился с возвышения. Черные, красные вкрапления кварца в гранитной плите сверкали огненными блестками.
Он огляделся в изумлении. Сквозь приоткрытую двустворчатую дверь виднелись снаружи то же пламя и метавшиеся, извивавшиеся, падавшие и вопившие тела.
Пора было подумать о бегстве, пока до него не добрались огонь и дым. Однако его никак не прельщала перспектива оказаться замешанным в разгоравшуюся битву. Он припал к каменной платформе и потом соскользнул на твердый земляной пол зала.
Оружие. Ему необходимо оружие.
Сунувшись в карман пиджака, он достал перочинный ножик. Нажал кнопку, и наружу выскочило шестидюймовое лезвие. В Нью-Йорке 1985 года ношение ножа с таким лезвием считалось бы незаконным, но если в указанный год человек хотел чувствовать себя в безопасности, то ему приходилось пользоваться и не таким запрещенным средством.
Не переставая кашлять, он решительно прорвался к огромным, выше его головы, дверям. Опустившись на колени, заглянул под них.
Языки пламени, бушевавшие в зале и соседних зданиях, освещали причудливую картину. В бешеной круговерти мелькали лохматые лапы и пушистые хвосты, белые, черные и коричневые. Лапы, чем-то походившие на человеческие ноги, странно изгибались, являя своим видом задние конечности четырехфутовых существ, которые вознамерились вдруг выпрямиться, как люди. А в результате стали никем, ни зверями, ни людьми.
Владелец одной пары ног свалился на спину с вонзившимся в его живот копьем. Человек удивился еще больше: это создание напоминало кого-то среднего между человеком и сиамским котом. Шерсть на теле была белая, на мордочке, части ног, руках и хвосте — черная. Мордочка выглядела плоской, как лица у некоторых людей, зато нос — круглый и черный, как у кота, а уши тоже черные и острые. Изо рта, ощерившегося в мертвом оскале, проглядывали острые и кривые зубы.