Магистрат города Гритгрота. Поздней ночью, почти утром, в просторном, слабо освещенном зале, за невероятно большим, круглым столом, сидели два человека. Первый был полностью укутан в плотное кожаное одеяние, с множеством железных набоек. Одежда уходила к ногам и голове, составляя один цельный доспех с встроенными очками на глаза. На ботинках были толстые, подкованные, прозрачные, очень высокие каблуки, похожие на стеклянные, а подошва была сильно оплавлена. У второго, того что сидел за креслом, которое выглядело чуть больше остальных, была короткая бородка, средней длинны волосы, большой, но аккуратный нос, поперёк губ к носу шел тонкий шрам, из — за него нижняя губа была вывернута и приподнята. Вокруг глаз собрались узкие полоски морщин, добавляя мудрости. Темноте зала они отдавали синий цвет с едва заметными вспышками зеленого, будто лампочки внутри. На груди висел амулет, представляя собой пирамиду с множеством дверей. На вид ему было за шестьдесят. В присущей моменту тишине один из них тяжело вздохнул и устало облокотился на спинку кресла.
— Что случилось, Хавьер? Что опять?
— Магистр Ллорик, прошу прощения, что разбудил вас в столь позднее время, но дело действительно не требует отлагательств, счет на часы.
— Не устраивай сцен, тут никого нет, меньше субординации и больше дела, раз все так плохо, как обычно, впрочем.
— Да, конечно магистр. Если кратко, то в пятьдесят шестом кристалле в первом блоке душ, сбои многократно участились всего лишь за сутки. Энергия скачет не определённо, находясь то на грани разрыва, то почти иссякая до критических отметок внутри кристалла. Это вызывает волнения всех иллюзий, созданных для душ. Если раньше помехи были пару раз в месяц. То сейчас периодичность составляет около двух часов. Наши инженеры, изучив структуру камня, выявили множество неподлежащих ремонту трещин. Это значит, что все иллюзии, которые создает этот кристалл, вскоре уничтожат сами себя.
— Я знаю что это значит! Черт! Сколько в пятьдесят шестом душ?
— Около десяти миллионов, магистр.
— Яйца клорка, какого черта? Ведь в каждом из них должно быть максимум по пятьсот тысяч. Что это значит, Хавьер?
— За прошедшие сутки в тридцати семи кристаллах произошли сбои и в следствии часть была уничтожена, я добирался до вас еще восемь часов. Что происходит — никто понять не может. Хотя, тут и гадать нечего, все эти катаклизмы будут нам ответом. Вероятно, родились какие-то новые необузданные явления, повлиявшие на кристаллы на расстоянии или вошедшие с ним в резонанс. Так вот, вы же сами знаете, что пятьдесят шестой вышел самым удачным образцом. В него мы успели перенести души из девятнадцати камней, семнадцать мы спасти не смогли. Произошло все слишком быстро, мы просто не успевали магистр.
— Сколько мы потеряли?
— Около десяти миллионов. Еще десять, возможно уже приняли свою участь, пока я шёл к вам…
— Это называется не пятьдесят шестой сбоит, это называется катастрофа!!! Мы отдаем этой земле слишком много! Слишком много этих детей, разве мы можем себе это позволить…
— Магистр Ллорик, вероятно, мы слишком много брали у Алуна и ничего не давали взамен, теперь же земля сама собирает дань.
— Всё возможно.
Магистр погрузился в свои мысли. Хавьер в это время думал о том, что этому человеку в пижаме известно гораздо больше, чем тот говорит.
Неожиданно для беседующих, двери зала распахнулись, в открывшийся проём начал лить свет с широкого коридора, обозначая по центру медленно движущуюся массу в направлении магистра и пастора. Почти не похожая на человека, она медленно плелась, тяжело хрипя, оставляя за собой полупрозрачную кровавую лужу. У него не было ушей и волос, кожа на голове свисала лоскутами, с проглядывающими белыми участками оголенного черепа. Ноги были сильно обожжены, руки искусаны и сильно кровоточили, выплескивая из ран бело-серую жидкость. В одной из рук, масса несла бумагу, погруженную в защитный, стеклянный, оплавленный колчан, прилипший к кисти. На шее висел амулет, подобный тому, что был у Ллорика, только гораздо скромнее.
— Маг…стр… — прошипел человек.
Хавьер, успевший достать два коротких, гнутых клинка и стоявший в боевой стойке посмотрел на магистра, который все так же сидел на кресле, задумчиво оглядывая живого трупа. Наконец, масса упала, вытянув руку вперед и собрав об узорчатую плитку пола кожу лица. Хрипло издала звук, что-то зашептала и выдохнув в последний раз, испустила дух.
— Хавьер, принеси мне колбинку. Я так понимаю, всё намного хуже, чем было пять минут назад.
Сложив оружие обратно, дознаватель уверенно подошел к трупу.
— Ну и вонь… Как он дошел до этого места и кто это?
Из открытых ранок по всему телу начали вытекать маленькие слизни, видимо завершив свою дурную работу. Хавьер нагнулся, кратко осмотрел руку и оторвал от неё свиток, вместе с прилипшей кожей.
— Вот.
Магистр оглядел свиток, сломал спрятанную печать на дне колчана, тот в свою очередь сразу треснул пополам, позволяя достать содержимое. Вытащив из кармана небольшие круглые очки, Ллорик погрузился в чтение:
«Доклад предназначен магистру Ллорику или первому дознавателю. Написан от имени Клирита — главного инженера первой сотни. Печать прилагается.
Пятьдесят шестой кристалл не выдержал давления со стороны этих чертовых бурь… Это что-то новое и неизвестное. Никто не уцелел кроме меня и моего племянника, которого я отправлю к вам с докладом. Сам же попытаюсь спасти хоть пару. Вряд ли это получится, но повернув поведение иллюзии против души внутри кристалла, я планирую, чтобы его мир распался и он выпал в реальность. Это не так просто сделать и выдержит ли его разум, я не знаю. Дальше он отправится туда где хранится и растёт его тело — в башню этажей, будьте рядом. Если все получится, он не потеряет разум и выживет, хотя бы один уцелеет. Надеюсь, я не подвергаю его еще более мучительной смерти. Теперь же основное: необходимо начать массово возвращать души к истокам, несмотря на катаклизмы и бедствия Алуна. Если мой племянник чудом доберется до вас, то знайте, первой сотни больше не существует, все кристаллы уничтожены, а так же происходит воздействие на…»
Ллорик читал свиток, его морщины становились более глубокими, глаза полыхали оттенками синего и зеленого, а ночная тьма еще больше сгущалась в помещении, еще немного и её можно было бы потрогать рукой.
*****
Самым сложным было оторвать трубки от тела, состоящие из какой-то органики. Они были повсюду: руки, ноги, голова, рот, задница, черт возьми даже к гениталиям присосались несколько маленьких!
Из желудка выходила густая, липкая жижа в огромных количествах, не позволявшая мне дышать, я давился ей, кашлял, снова блевал и пытался наполнить легкие кислородом. Раны от оторванных трубок саднили и чесались, часами меня морозило, колотило и тошнило. Я пытался встать и снова падал, потом просто лежал, свернувшись калачиком. В абсолютной темноте, без единой мысли.
Сознание возвращалось медленно, по маленьким кусочкам, как пазл, состоящий из миллиарда крохотных частиц, которые в совокупности представляют один белый квадрат. Когда несколько собрались в один, у меня наконец получилось подумать.
Сколько я тут уже пролежал? Наверное, очень долго… Мозги, казалось, сейчас представляют собой жидкий кисель, не способные правильно функционировать. Время, оно главный враг человека. От него никуда не убежать, не скрыться, будучи даже бессмертным, невозможно передохнуть от его течения. Сейчас я чувствую это. Сначала оно незаметно идёт за твоей спиной, почти неслышно, изредка протягивая руку помощи, как старый друг, который неожиданно приходит на выручку. Но в и тоге, в самый неподходящий момент, неожиданно вцепляется в шею своими когтями, похожими на стрелки от часов, и молча уходит, оставляя тебя за широкой, бесконечной спиной.
И почему в такое время в голову постоянно лезет философия со своими загадками и вопросами. Нужна она мне сейчас? Нет! Я хочу встать в полный рост, найти того, кто устроил этот аттракцион безумия и вколотить в череп железную биту. И плевать, что скажут родные и какое решение в дальнейшем вынесет суд. Такое терпеть нельзя никому.
— Кха-кха…
Меня снова накрыли рвотные позывы, но в желудке ничего не было. Потом меня снова трясло наркоманом без желанной дозы какой-нибудь дряни.
Пролежав еще несколько часов, я перевернулся на спину и открыл глаза. Либо я ослеп, либо сюда не доходят ни единый луч света. Я проморгался и провел руками по нагому телу — склизких трубок больше нет. Скользя по тому, что из меня выходило, я встал на четвереньки и начал ползти. Около часа я полз в потемках, часто отдыхая и приходил в состояние средней уравновешенности. Разум возвращался ко мне, но понимания к этому не прибавилось. Наконец-то я встал, вытянул руки вперёд и попытался найти стену. Ходил, вроде, кругами или прямыми линиями, не знаю, но я так и не встретил ни единой стены.
Я постоянно падал, натыкаясь на какие-то упругие подушки, размером с диван и шёл дальше. Раз за разом я забывал в каком направлении я шел, приходилось выбирать путь наугад.
В последний раз, наткнувшись на очередную «подушку» я сел. Нужно как-то выбраться от сюда, как? Нужно вернуться домой, к семье, я же был в этом запыленном гараже, ведь так? Будто мне всё это приснилось, меня в жертву принесли поехавшие сатанисты? Вроде бы да, и Иру тоже, нас обоих. Почему я все еще жив, не понимаю. Вся моя прежняя жизнь казалась сном, а реальность настигла вот только сейчас. Похоже, я всё таки живой, не знаю как, может позже придёт озарение, а сейчас нужно отдохнуть. Мысли все еще путаются и перемешиваются между собой. Тут так тихо… Облокотившись на большую желеобразную «подушку» за спиной, я быстро уснул, сил больше не было.
В этот раз мне снился сон, в котором я летал внутри большого, прозрачного шара. Передо мной простирались луга, леса, огромные города, пустыни, непроходимые болота. Я летал над извергающим лаву вулканом, почти касаясь огня, но шар не горел. Он будто был моим гидом, вёл меня куда-то, что-то показывал. Уступчиво задерживался там, где я хотел остаться подольше.
Я летел над широкой асфальтированной дорогой позади красного автомобиля. В кабриолете сидело двое — парень и девушка. Я не видел их лиц, лишь волосы и руки. Рыжие у девушки и темно-русые у её спутника. Вела автомобиль девушка, почти не поворачивая руль, по прямой, бесконечной дороге, между рознящими величием горами.
Они долго ехали вперёд, никуда не сворачивая, но в неожиданном месте всё же свернули, поехав по сухой, пыльной почве, пока не упёрлись в склон горы с дорогой на снежную вершину.
Медленно, очень неторопливо они ехали по ней и остановились лишь на самом краю горного пика. За ним не было ничего, кроме облаков и красного солнца, медленно уходящего за свою границу. Пара остановилась там, где дорога, которую они выбрали — закончилась, ведь за ними уже ничего не было, они молча сидели и долго смотрели на закат, находясь там, где никто еще не был — на краю мира. Спустя время солнце село за горизонт и землю накрыли ночные светила. Мой гид закрутился и перенёс меня к звёздам, к не определённым планетам, которые были такие разные и одурманивающе прекрасными. Одни были покрыты льдом с огромными пиками, бесконечной длинны глыб. Другие пылали жарким огнем, рассеивающие свой свет на далёкие расстояния.
Я долго летал, пока не устал удивляться тому, что мне показывал шар и тот, будто понял, что мне нужно отдохнуть, перенёс меня к бескрайнему океану без волн и замер, тихонько укачивая, как в колыбели. Наглядевшись ещё и на воду я, наконец, закрыл глаза и мирно уснул, как младенец, поджав коленки к груди и закрыв лицо руками.
Хорошо, что у меня нету будильника, я отлично выспался в окутывающей темноте. Нет звонком, нет шума машин и звона гаечных ключей отца, нет ничего, кросе тьмы и пузыря за спиной.
— Ну ладно, попытка номер два. — произнес я в слух.
Мой собственный голос показался незнакомым и разнёсся по пространству вокруг.
Мне нужен хоть какой-то ориентир или источник света. Что мне делать? Единственное, что мне попадалось, было желейными «подушками», пожалуй с этого и начну, прощупаю их. Я начал ходить вокруг, ощупывать каждый сантиметр, водить пальцами по всему периметру. Снизу они уходят основанием в пол, сверху тоже ничего, я даже залез на неё и попытался найти что-то там. Погрузить руку внутрь у меня не получилось — слишком упругие. Может быть я просто ослеп? А за прозрачным стеклом надо мной смеются люди, наблюдая как за слепым, беспомощным котенком, тыкающим головой в поиске кошки. Теперь знаю, как сложно быть инвалидом. Находиться в полной темноте, слушая лишь звук и опираясь на тактильные чувства.
Но проблемы это не решит, я не хочу подыхать ещё раз, если судьба дала мне второй шанс, хоть и со своим жёстким юмором.
Что ж, тут абсолютно ничего не было и я принялся трогать пол в поисках ориентира, по которому часами ходил и ползал. Рукой провел по контуру плитки, определил, что она квадратная, примерно метр на метр. Затем, я начал щупать саму плитку, в середине какие-то узоры. В нижней части от меня и по углам ничего не нашел. Наконец, меня заинтересовал верхний правый угол плиты. В вырезанном кружке, я нащупал небольшую стрелку, указывающую налево. Это уже кое что, я аккуратно переполз к следующей плитке по направлению стрелки, есть! Следующая указывала уже прямо, еще один квадрат и опять вперёд. Теперь налево, прямо, прямо, прямо, направо. Я полз по указателям, стараясь не запутаться и не сбиться с пути.
Коленки стёрлись до мяса и ужасно болели через несколько часов, а я все крался, боясь подняться на ноги и хотя бы размять затёкшую и уставшую спину и шею. Время шло, а я никак не мог найти хотя бы что-то, будто я ходил по кругу. Вместе коленями начали болеть и пальцы на руках, прошедшие по контурам сотен плит и стрелок. Изнемогая от накатившей злобы в бесконечном лабиринте, я сел на один из камней и вытянул ноги в нужном направлении на всякий случай. Я просто сидел, не понимая, что делать дальше. Облокотившись на руки, неожиданно для себя нащупал край плитки, он был разбит и раздроблен на мелкие части. Я взял несколько камешков и начал катать их в ладонях между собой, успокаивая себя. Странно, тут тепло и камни теплые. Я сжал в руке камни, они мне стали единственными друзьями в темноте, улёгшись на спину, я вновь уснул.
В этот раз не было никакого шара, мне снился мой старый добрый дом. Ужин, когда все близкие собрались за одним столом, тогда я привёл знакомиться с семьёй Иру. Родителям девушка очень понравилась, они говорили так:
— Уж она сможет сделать из тебя хорошего человека. Вон какая заботливая.
— Мам, да разве я плохой?
С Алисой они тоже быстро нашли общий язык и часто что-то шептали друг другу, когда не участвовали в общем разговоре.
— Алиса, может быть споешь нам что-нибудь? Ирина, ты однозначно должна послушать мою дочь.
— Конечно, пап! Я думала вы уже и не попросите меня!
Сказала Алиса и начала искать любимую песню. В тот вечер Алиса пела песню, которую я долго напевал у себя в голове её голосом:
Ночь темна, мир отчаянно пуст, облака плывут домой. До тебя долетит моя грусть, упадёт с ресниц слезой. Жизнь и смерть всего лишь два мгновеньяБесконечно только наша боль.(Ария — свет былой любви)
Как же мне хотелось вернуться к ним. Я проснулся со слезами на глазах, этот короткий сон снова напомнил мне о моем неизвестном положении и о том, что недавно произошло. Выдохнув, я стёр с лица солёные капли.
— Суки!!!
Я заорал во всё горло в пустоту, услышав лишь свой же голос, раздавшийся эхом за моей спиной.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Хотелось что-нибудь разбить, кого-нибудь ударить или спорить о насущном, надрывая горло. На мои стенания отвечал мне только я сам, а темнота была плохим собеседником.
— Когда всё это закончиться!?
«— Когда всё это кончится… когда всё… Всё это кончится… кончится…?»
Пронеслось за моей спиной несколько раз. Я замер, до глупого мозга дошли результаты работы моих голосовых связок. Звук только за спиной!
— Получается…
Произнёс я вслух с очередным эхо. Получается, что от чего-то что находится передо мной, мой голос отражается… Неужели? Я быстро нашёл камушки, с которыми уснул и не меняя положения, не сильно размахнувшись, легонько бросил один из них вперёд. Камень пролетел в воздухе и упал, прокатившись несколько метров. Следующий я бросил с аналогичными усилиями влево и вправо — тот же результат. Так, подумав, принял решение, взял последний кусок плитки и со всей силы метнул перед собой. Камень, пролетев неопределенное расстояние, ударился о преграду, отскочил и сразу упал.
— Есть… вот оно… Не теряя времени, я метнулся вперёд и не оценив расстояния, как идиот, влетел в стену и ударился лбом, потерялся на несколько секунд и рассёк себе бровь.
— Тц… Соберись, не паникуй, Игорь.
Сказал я сам себе. По лицу потекла горячая струйка крови. Медленно вдохнул и выдохнул, вытер кровь ладонью. Не останавливаясь на достигнутом, но более аккуратно, я начал шарить по стене во всех возможных направлениях. Справа стена создавала угол, я прошёл по углу ещё метров тридцать и ничего не обнаружив вернулся к изначальной точке, для ориентира я положил последний, брошенный камушек прямо к стенке — точка ноль. Теперь пойду влево, в тот момент, когда я уже хотел возвращаться к оставленному камушку, заставляя себя, силовой воли прошёл ещё несколько десятков метров и нашёл то, что искал кучу времени — проём в стене, похожий на дверь. Путь на свободу или в очередную комнату — неважно, это уже результат. На ощупь разъем был похож на деревянную двустворчатую дверь, обитую металлическими пластинами. Через пару секунд я нашёл два кольца, которые крепко взялся двумя руками, будто боясь потерять. На меня нахлынуло чувство легкой эйфории, одновременно с клаустрофобией, которую я не мог побороть. Я всё стоял в темноте, цепляясь руками за два кольца надежды, боясь пошевелиться. Вдруг ничего не произойдёт? Вдруг двери закрыты? Вдруг там тьма?
Хватит медлить, я набрал полную грудь воздуха и начал медленно тянуть дверь на себя — не заперто.
— Да… прошу тебя, умоляю!
Дверь со скрипом несмазанных петель открылась, впереди так же темно, как и позади… Испытав бурю эмоций от первоначального разочарования, я пытался увидеть хоть что-то, и, наконец, разглядел мизерную точку света, которой я был рад сейчас больше, чем все, что имел в своей жизни.
У отверстия, пропускающего свет, я был через минуту, позади меня — коридор с ненавистным мне помещением.
И что же это? Перед собой я нащупал груду камней… много наваленных камней разных размеров, но ни одного, который я не смог бы поднять. Похоже, потолок обвалился. Что ж, птицу удачи щупаю за хвост, я начал таскать камни, не желая спровоцировать ещё больший обвал, который тут когда-то произошёл.
Неужели комплекс, в котором я был, обрушился под землю? Даже если так, то что за трубы в теле, как у подопытного образца? Я строил разные гипотезы, перекладывая камни один за другим. Пока я работал на свою жизнь, думалка на меня совершенно не работала, вроде и проблема имеется глобальная, есть мысли относящиеся к этому, но они какие-то воздушные, их нельзя поймать и раскрыть. Вот и думаешь, почему я не могу подумать о том, что мне сейчас необходимо, видимо голова перегружена последними событиями.
Один за другим. Ещё камни, ещё камни. Я уже запер себя камнями со спины, сейчас соображая, что нужно было раскладывать их вдоль стен. Правда, возвращаться обратно я не собирался, а посему плевать.
— Ни за что, лучше здесь сдохну от голода…
Камень за камнем… И вот, я добрался до тех камней, убирая которые, щель становилась больше, по сантиметру. Камень за камнем, не торопись.
— Ещё немного. Ещё…
Я повторял одни и те же слова.
— Камень за камнем.
Ещё несколько часов спустя, положив последний камешек, преодолев очередное желание отдохнуть, я из последних сил полез в образовавшуюся, уже дыру, со светом, в котором я мог различить желтоватое небо, наверное закат? Из последних сил, только вперёд, к воздуху!
Построенный туннель было всего около пяти метров в длину, однако не рассчитав габариты своего тела во время раскопок, у самого конца плечи застряли. Так близко, уже рукой прохладный ветерок чувствую. Внезапно, позади послышался упавший камень, затем ещё и ещё… Твою мать, туннель рушится!
Камни начали падать один за другим, а я уже рвал плечи, карабкаясь вперёд, боль окутывала, мясо рвалось об острые камни. Последний рывок и я вываливаюсь наружу, прежде, чем камни завалили меня. Плечи изорваны, из них течёт кровь, а я не могу пошевелиться. Оставаться в таком положении равносильно концу. Я боролся, сам с собой. Не просто так я прошёл этот путь! Ещё один рывок, последний! Я тяжело встал на ноги и уже опираясь о стену рукой, медленно, перебирая заплетающимися ногами, побрёл к долгожданному свету, к выходу из лабиринта, который пытался убить меня морально и физически. Пещера закончилась, а я стоял с открытым ртом. Что за херня? У меня что, глаза к свету не привыкли?
Посреди высокой скалы, стоял грязный, голый человек, испещрённый ссадинами и глубокими ранами на руках и ногах. Над небом яркие жёлтые вспышки, где-то над облаками, заменяя собой солнце, освещали пространство. В воздухе летал пепел, огромными хлопьями, накрывая собой землю и тихо кружился от слабого ветра, разлетаясь по углам, в которые мог забраться. Сама гора упиралась в серый разрушенный город, с башнями из крупного камня и деревянными, почти сгнившими домами разных размеров, вперемешку с каменными обвалившимися. Стены вокруг где-то ещё стояли, а где-то уже отжили свой срок, сложившись под собственным весом. Город не был разоренным, там не было войн, но вид имел стоявшего долгое время под осадой. Он просто был мёртв. За руинами в город упиралась морская заводь, воды которой были чёрные от пепла, кое где на поверхности всплывали большие, чёрные пузыри, такие, если бы вода кипела или где-то в недрах находился оживший вулкан.
Он был мёртв, там больше не жили люди, но разве смерть является концом для тех, кто её не боится?