Когда обычное восприятие мира заканчивается и из глубин сознания появляется чудная, но великая сила воли? Сначала нехотя выскальзывает, тихонько таясь между извилинами мозга и постепенно показывается полностью, стесняясь, но намекая что вот оно, время то пришло! Без меня тебе никак, хозяин! Говори, что нужно делать?
И когда сила эта получает импульс с командой действовать, вступают в игру храбрость и трусость, как ангел и черт на плечах у воли, которые раскачивают её из стороны в сторону и в зависимости от тяжести происходящего настраивают баланс.
Какие факторы еще влияют на поступки человека в экстренных ситуациях? Хотя, почему в экстренных, тем или иным способом мы всегда пользуемся силой воли. Встаешь, как проснешься? Толика этой самой воли все равно присутствует даже в таком простом действии, другой разговор, просыпаться с будильником в шесть утра и ежедневно выходить на бой с леню, которая хочет окунуться обратно в теплую кровать и будет всячески пытатья договориться и надеяться на возможное перемирие. И даже если один раз миролюбиво уступить ей место, то всё — режим улетучивается вместе с хорошим настроением.
Но все это шелуха, обыденность и блеклость на фоне понастоящему тяжелых и уникальных ситуаций. Когда всемогущая лень способна превратиться в жесткую режимную деятельность во благо себе подобных. Храбрость станет непоколебимой верой, трусость поменяется местами и усилит аккуратность, прикрывая тылы не рациональным но похвальным идеям серого вещества, а сила воли обретет стальную непоколебимость.
Существует ли великое ничто? Я закрываю глаза, вокруг темнота, задерживаю дыхание и остается лишь шум. В конце концов я затыкаю уши и слышу лишь неровный ход собственной крови, спешно перегоняющейся ударами сердца. И вот, если я уничтожу остатки чувств и эмоций, вместе с заглохшим по желанию сердцем, идет ли это в зачетку смерти, остается то самое ничто или благодаря раздробленному на куски разуму я болтаюсь на границе этих гигантов, называемой жизнью?
Все события, что со мной произошли, получается… На благо? Было бы все хорошо, если не было бы все оак плохо. Энергия не бесконечна, каждый раз я преодолевал не без помощи везения трудности, неожиданно вставшие передо мной, перед моей линией жизни, ведь сейчас я даже свой путь выбирать был попросту неспособен. Организм принял происходящее за критическую ситуацию и наполнился всеми доступными ему резервами энергии, когда нужно, давал мне силы больше. Больше? — не вопрос, и боль притуплялась, а когда терпеть ее было невмоготу, он придавал воодушевление в совершенно непредсказуемые ситуации, требующие духовного подъема, повторяя и повторяя этот цикл множество подходов. Могло продолжаться вечно? Нет, конечно, когда последний рубеж был достигнут, моему организму было совершенно нечего отдать мне. Наконец, на смену воодушевлению меня догнал настигающий долгое время психоз.
— Ты долго будешь лежаааать? — где-то глубоко глубоко, там где слово глубина является лишь набором букв без смысла, а состояние описывается бесконечной петлёй, раздался нервный, протяжный, голос, который с любопытстовом ждал ответов. Или не ждал? — Истинннна в тебе? — он продолжал, а я слушал. — Посмотррри! Три! Ха-хе? — Три что? Зачем он мешает мне? Но я же не пытаюсь его заткнуть, верно? — А ты совсем не разговорчив стал, дааа, я погляжу совсем довела жизнь. Стоп стоп! Какая жизнь? Ты же умер! Ха-хе.
Его слова слетали и пропадали в мраке очень быстро и незаметно, так, что я помнил последние слова но не мог запомнить первые. Новые идеи, глупые домыслы и банальные вопросы лились от Гласа неиссякаемым потоком, который я был не способен остановить.
Я не помнил конец, но точно знал начало каждого предложения. Спустя время я точно мог определить когда и какое предложение будет следующим, но смысл был так же скрыт.
Почему же скрыт? От того что он быстро говорит?
— Ха-хе. Ну вот, наконец… Туда? — произнес Глас.
Может быть его нужно попросить быть помедленнее?
Попроси — в моих мыслях возникла еще одна. Тоже моя.
— Медленнее.
После того, как я четко сформулировал мысль, Глас затих.
— Чего ты лежишь? Ха-хе. — слышал я уже свой обычный голос.
Я разговариваю сам с собой. Мой мозг в попытках пробудить себя пытается поговорить, жаль, но собеседник у него здесь один.
— Как тебя зовут?
— Я не знаю.
— Как твоё имя?
— Не знаю. Игорь?
Боль иголками прошила сознание, оставив одну надоедливую, она как заноза тонкой нитью торчала из меня, доставляя неудобства.
— Как твоё имя? — этот голос принадлежал уже не мне. Кто-то иной, непрошенный вторгся в разум, сразу после того, как я осознал сам себя, сквозь непроглядную тучу крутящихся мыслей. Я разговаривал с ним.
— Игорь.
— Это имя пусто, как и ты.
И иглы пронзили вновь, оставив еще одну к первой, теперь их было две.
— Как твоё имя?
— Игорь.
— Нет!
Мне казалось, что я был похож на шар, сгусток из плотно прилегающих друг к другу нитей разнообразных цветов. Из этого шара торчала ровно тысяча девятьсот иголок, от чего я был похож на достойного дикобраза. Да, я считал каждую, я мог почувствовать любую иглу проходящую сквозь меня, все они причиняли боль и дискомфорт. С каждой иглой мне задавали вопросы, на которые я отвечал, мой собеседник очень хотел узнать моё имя, но сейчас, я уже и сам забыл как меня зовут. Игорь или нет, какая разница, если после ответа игл добавится на одну больше.
Череда вопросов длилась долго, они не одинаковы, но очень похожи по смыслу. После тысячи я перестал ощущать время, как оно есть, существовал лишь вопрос и ответ. Неважно, что я скажу, в любом случае спасения не ждало, я пытался разговаривать с ним, кричал, просил заткнуться, отвечать вопросом на вопрос — результат был тот же, а когда я начал наугад называть чужие имена сознание заполнял рой здоровенных мух, которые царапали мое естество тысячами и тысячами острых лапок, пробуя хоботами на вкус клубок в котором я находился, ужасное чувство, будто в черепной коробке завелись паразиты.
Тысяча девятьсот первой иглы не последовало. Вместе с неожиданно исчезнувшими орудиями пыток я почувствовал чистоту и легкость тела с разумом. Тела?
Сознание вернулось в тело быстро, я даже не понял в какой момент я смог шевелить головой. На глазах лежала какая-то влажная тряпка, тело по шею укутано чем-то рыхлым, боли в руках, шее и ноге не было, оставалась лишь фантомная боль.
Я попытался пошевелиться. С небольшими усилиями я смог вытащить руку и снял с глаз тряпку, в небольшом квадратном зале освещенным все теми же грибами в поле зрения бросалась неподвижная статуя какого-то человекоподобного животного с головой ящерицы и телом обезьяны, каменная голова была направлена в мою сторону, а в руке он держал длинное, дугообразное копье с двумя острыми наконечниками.
Наконец, после осмотра подобия комнаты я вернулся к своему освобождению, тело было укутано в рыхлый песок теплого, желтого цвета. Свободной рукой я начал отгребать песок освобождая вторую, затем перешел к груди и ногам, через пять минут я стоял возле статуи переводя взгляд с копья на голову и не определив вероятной опасности попытался дотронуться.
— Жалкий! — меня скрутило судорогой, конечности начали выгибаться в неестественные положения. Я закричал, голос продолжил. — Ничтожный! — Правое плечо хрустнуло, на голову низвергнулось давление, будто кто-то медленно кладёт огромный валую плюща её в тонкий блин.
— Ааааа! Сссстой! Помогите….! — я кричал, пока мог.
Левый глаз залило кровавыми пятнами и он взорвался как маленький шарик с водой, параллельно начала хрустеть спина в позвонках.
— Ты ничтожный, самый жалкий из своего рода, абсолютный ноль, непознавший и крупицы знаний. Это звучит, как вызов и принимаю его. — голос шипел и плевал.
Моё сознание мигнуло. Я вновь лежал укутанный в песок. В этот раз я не торопился совершать необдуманые поступки, тело было легким, я вновь не чувствовал дискомфорта и все органы на положенных местах, постараюсь сосредоточиться и подумать.
Вся моя беда в этой ящерице, именно эта статуя причинила мне столько неудобств, часами тыча в меня иглами и ломая тело в попытках узнать моё имя. Что не так с именем? Если уж он вторгается ко мне в голову, почему бы ему не прочитать мои мысли, я же не вру, черт возьми!
В голове снова начал возникать голос, второй, один в один схожий с моим, он истерически вопил и показывал мне всевозможные способы моего убийства. Картинка разрыва сердца, сгорание заживо, в одном из образов из моего рта выползла змея и укусила в шею. Все это время я наблюдал, несмотря на то, что чувствовал себя в роли ведущего. Двойственные ощущения, когда смеешься и плачешь над самим собой, одновременно выжидая окончания представления.
— Ха-хе. — неожиданно произнес я вслух и образы отступили.
— И что это было?
Вернемся к нашим воробьям… Пока я лежу в теплом песочке, меня не трогают внешние раздражители, сколько у меня времени неизвестно, но это подходящий случай обдумать ситуацию. В голове нарисовалась последовательная картинка: я упал в озеро, некто меня вытащил, уложил в песок скорой помощи и решил поковыряться в мозгах. Там соответственно ничего не нашёл, кроме полного сумбура в переполненных усталостью мозгами, тем не менее он меня не убил, а вновь искалечив уложил в песок нерадивого подопытного. Я вспоснил взгляд рубиновых глаз Аланы, которые сверкая продолжали мой полёт. Интересно, как она сейчас, её поймали или ей удалось скрыться от кровожадных собратьев? Я тяжело вздохнул и вернулся к мысленному образу статуи. Попытаться найти в нем помощи? А чем ящерица поможет? Домой он меня наверняка отправить не в силах…
— Ааааааа.! — меня вновь накрыло волной издевательств. Сердце сжалось, будто шершавая рука сдавила его изнутри, в любой момент с готовностью сжаться в кулак.
— Каааак ты смееешь! Соизмерять силы!? Когда ничтожнее и слабее тебя разумного невозможно даже вообразить! — голос взорвался, но быстро перешёл к обыному тону, который я слышал без сознания извне.
Мне стало страшно, жутко, как никогда. Апатия поглотила всего меня заплескивая с головой, я начал задыхаться и плакать, не в силах сопротивляться гнету. Одним словом ящер мог разрушить мою личность, сейчас я верил в это так же, как верил в то, что я не выживу здесь. Все это время мне везло. Удача кинула мне монету, которую я умудрился потерять!
— ТЕПЕРЬ ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ?
Ещё одна волна холода разнеслась по телу, казалось конечности отсохли и сжались под властным давлением.
— Д…Да… — мои губы тряслись.
— Я дам тебе шанс. Ты червь, но именно это задело моё погребённое любопытство. К тому же… тебя не успела коснуться длань Алуйны. Я научу тебя. Научу тебя быть мои рабом и подопытной жабой.
— Ч…Что я должен делать…?
Был ли это мой шанс на спасение или же своей трусостью я оттянул свою смерть — знает лишь время. Я не был подготовлен к такому напору. Что мне оставалось ему ответить — не нужно меня учить? Сказать, подожди секунду, я подумаю?.. Да и будь я готов, мне бы этого не хватило, существо передо мной за гранью моего понимания возможностей. Вариант ответа был один, им я и воспользовался. В исходный час после моего согласия, я вновь отключился от мира и в третий раз очнулся в песке, с тех пор мой странный учитель начал моё странное обучение неизвестным наукам, если они таковыми являлись.
День не ждал, пока я осознавал подходящий к концу цикл — завершалась неделя, переходящая в месяц. Сколько их было — не знаю, месяц может быть пол года, после чистки мозгов я попросту терял сознание.
Я бы назвал это ежедневной экзекуцией, вроде бы меня не нагружали физически, не заставляли разбираться в цветных настенных грибах или тех или иных описаний существ с картинками, как в азбуке. За четыре месяца моего пребывания в пещере — мне казалось что четыре… ящерица с телом обезьяны больше со мной не разговаривала, судя по всему считая меня недостойным.
Я больше походил на игрушку для опытов, только в качестве материала выступала мозговая деятельность: мысли, эмоции и сопутствующие воспоминания пережитой жизни проливались круговоротом в глазах. Казалось бы всё, мой путь закончен в пещере, но всё начиналось повторно — будто за сутки я переживал свою жизнь ещё раз, только быстрее. Вроде бы одно и тоже, но в каждом своём рождении я узнавал что-то новое — добавлялись новые картинки и отпечатки жизненной линии, надувая и так распухшую голову.
В какой-то момент я начал лишь наблюдать, изменить поступки в пережитом уже невозможно — момент давно упущен. Потому я просто оглядывался своими же глазами в те точки куда основной взгляд никогда не направлен — я был увлечён лишь периферийностью зрения.
Ошибки, правильные поступки, цинизм, лицемерие, злость или же пунктуальность… Все человеческие обличия настолько исписаны этими чертами характера, что становилось не интересно, ибо видел я почти буквально надписи на лицах.
В диалогах с мамой можно было проявлять чуть больше открытых чувств. Тогда мы виделись бы чаще. Отец в последнюю встречу чувствовал себя немного растроенным от моего утреннего прогула. Он хотел поговорить о сестре и возможности хоть как-то помириться, но я забыл о его просьбе. Сестра в телефонных разговорах искала опору во мне, моральной поддержки, чтобы я был действительно братом и не только лишь кровным. В свою очередь я несколько смущался в диалогах с ней, скорее завершая вызов, после стыдясь своего отношения. Почему я не видел такие важные мелочи, пока меня не тыкнули в них носом?
Всё это множество людей, с которыми я пересекался в периоды жизни: с кем-то один раз, кто-то становился знакомым. Сейчас я понимал, что большинство из них были заранее настроены с пассивно агрессией по отношению ко мне и не выражали своих прямых чувств из-за созданных миром устоев. Разумеется существовали и те, кто тянулся ко мне, но я сам не замечал, как начинал пользоваться чужим добродушием, упуская здоровые, крепкие узы дружбы. Противно? Да. Соответственно не без приятных знакомств тоже не обходилось, в которых обе стороны не искали подвоха или выгоды друг в друге. Например, мои прошлые отношения. Девчонка действительна не совершала ничего криминального и для неё было большим ударом моё вопиющее нежелание слушать и понимать, но уже поздно. Кончится ли это?
Я прожил себя несколько сотен раз, когда очнувшись не почувствовал навязчивого погружения в самого себя.
— Что ты понял?
Вот так сразу? Я должен был что-то понять купаясь в запертой ловушке времени прожитой жизни? Я молчал.
— Ты выжил лишь потому, что тебе всё происходящее казалось сказкой. Ожидал когда эта тяжёлая небылица развеется, да? Я даже удивляюсь твоему везению, червяк…
— А как я должен отреагировать на происходящую вокруг меня катострофу, которая разрушила всё то, что я любил, знал и понимал!!!? — вспылил я и тут же вжался в песок, пугаясь своих эмоций в отношении обезьяньей ящерицы.
— Хр-хр-хр… Глупец! Это реальность!
— Я не понимаю и надеюсь на обратное.
— Велика же сила грёз… — раздалось задумчиво в пещере. Голос продолжил. — Твой разум настолько незащищён от внешних воздействий, что отказывается принимать единственную и безоговорочную истину. Почему ты выжил — загадка. Никто даже не пользовался твоей слабостью! Один даже бескорыстно помогал тебе! Приняли слабость за силу ничего не разглядев? — этот вопрос он посвятил сам себе. — Это тоже возможно…. Покопаться бы в мозгааах… Неинтересно! Ничего нового я там не найду! Хм…
Ящер что-то пытался сказать мне, пока его самая длинная фраза за всё время не превратилась в лёгкую беседу с самим собой.
Но я же догадываюсь, даже понимаю, но не хочу принимать. Ведь если согласиться с этой истиной, обратно, к своим родны и близким людям уже не вернуться.
— Наконец, твой неторопливый мозг сообразил. Тебя зовут не Игорь Вафельс. И что за тупой магистр, как эти балваны себя величают, придумал столь нелепое имя!? Тебе же уже всё рассказал проклятый диодолт, ты в Алуне, изначальном мире, порождающем другие. Я дам тебе возможность посмотреть ещё раз, приоткрыть закрытое.
Цветные грибы сначала налились красками, а потом начали гаснуть как гирлянды на ёлке, пока не стало совсем темно.
— Сосредоточься, всё зависит от тебя, в твоих силах вывернуть обратно любой отрезок времени. Обучение начнется после того, как ты вновь обретешь имя.
Меня начало раскачивать со стороны в сторону, как маятник, бесконечно пульсирующий где-то глубоко — между душой и телом, с каждым движением погружая меня в неспокойный сон. Затем мне показалось что мой мозг резко повернули против часовой стрелки, возвращая меня к чему-то далёкому и забытому.