— Почему? — задали вопрос сразу несколько проснувшихся курсантов, но пока лишь лежащих под одеялом.
— Потому что щекотки боюсь, — весело захохотал Вася, довольный своей новой шуткой.
— И не человек должен красить яйца, а они украшают человека, — добавил из-под одеяла курсант Дроздов.
Все, народ зацепило. Эту тему можно обсуждать долго и нудно. Потому-то сразу проснулись все, и каждый в отдельности старался выразить свое отношение и к пасхе, и к присяге. А вот такой вопрос, как прыжки, что ожидают буквально завтра, забыли напрочь.
14
Вася вновь и вновь требовал от Володи детальных и внятных объяснений. У него от всех непонятностей скоро запросто в голове шарики сместятся в иную нежелательную стороны, а тогда вместо летных дней у него начнутся долгие часы пребывания в психушке. Все дело в том, что их уже который день водят на аэродром и обучают гипотетическому пилотированию изучаемого вертолета. Уже произошло разделение курсантов на две эскадрильи, которые в свою очередь, как обыкновенная живая клетка, поделились на звенья и далее на экипажи. А каждому экипажу приписали по одному пилоту-инструктору, которые и приступили к подготовке своих полученных курсантов к подготовке уже к практическим полетам. Пока не настоящим, а воображаемым, но со всеми соответствующими манипуляциями рук, ног и головой, в которой большую работу выполняют голосовые связки. А проще, учатся по радио говорить с диспетчером.
И начались обучения с осваиванием своего будущего рабочего места, настоящим запуском двигателя, раскрутки трансмиссии и дальнейшая остановка всего этого аппарата. Вот лично для Васи все это оказалось настоящим непроходимым темным лесом, да таким запутанным, что он в нем заблудился, еще даже не входя в него. Очень много оказалось сложных, непонятных и трудно описываемых действий. Вот простой пример. Перед запуском громадным ключом вручную проворачивается двигатель. Простое мероприятие называется профилактикой, предотвращающей гидравлический удар. Ключ был кошмарно громаден и ужасен по виду. Непонятно и совершенно неопределенно выполняются эти деяния.
Однако после непродолжительного мата и грубых обещаний инструктора Ильи Тимофеевича Циркунова, а он и был инструктором того восьмого экипажа, куда зачислили Васю с Володей и еще четырех курсантов, профилактика с горем пополам была освоена. Даже позволили самому Васи покрутить, чтобы ощутить сию нагрузку. Затем кошмарные трудности повторились в процессе включения и выключения трансмиссии. Не просто кошмарные, но и пугающе страшные. Сам-то процесс исполнялся вроде бы просто и доступно. Всего-то и дел, как после запуска двигателя правой рукой рычагом отпускаем пружину, которая и соединяет поочередно с двигателем фрикционную и храповую муфты несущего винта.
Не сложно, но страху натерпелся. Поскольку в момент соединения редуктора двигателя с редуктором несущего винта вертолет словно бесился и начинал свои возмущенный деяния. То есть, так начинал прыгать и раскачиваться, желая перевернуться на бок, что ужасно хотелось выпрыгнуть и бежать от него подальше. Но все это чисто механические действия. Так инструктор требовал все эти предварительные манипуляции рассказать и показать на пальцах. Ну и о чем было говорить? У Васи и хватало ума, как только изобразить такие бешеные раскачки и промычать, вместо грамотного и подробного описания.
— Володя, ну объясни ты мне этот тупой набор слов. Гидросистема снимает нагрузки с ручки управления, которые поступают от винта. Но для того, чтобы в полете ощущать саму ручку, ее загружают пружинами. А чтобы снять нагрузки от пружин, придумали триммера. Обхохочешься. Снял, нагрузил и опять снял. Тупо, глупо и нелепо. Мат оставим на потом.
— И вот что тут тебе может быть неясным? — удивлялся Володя таким простым и абсолютно понятным конструкциям.
Лично ему с первых дней приходилось изображать неуча, поскольку Евгений летал на вертолете Ми-2, а на этом Ми-1 все намного упрощено и облегчено. Вернее, если правильно говорить, то это уже на двойке усложнили. А от сложного к простому всегда путь короче и легче. Но, как же потом объяснять народу свои познания и навыки? Вот он и слушает инструктора, широко раскрыв глаза, уши и рот. Изображает любознательность и стремление к познаниям. Хотя во многих аспектах хотелось поправить учителя и подсказать его заблуждения. Он ведь имел больший опыт и налет, чем Илья Тимофеевич. Не Володя, но в этот момент превалировал мастер-класс Евгений. Хотя Володя и сам не мог понять этой метаморфозы с познаниями и опытом. Откуда у него во сне вдруг все это появилось. Словно получает информацию из другого мира.
— Все неясно! — горячился Вася. — Разгружаем, чтобы снять, а затем нагружаем, чтобы создать, и опять разгружаем уже окончательно, чтобы снова ее снять. Зачем эта карусель? Чтобы врага запутать? Так я вроде друг, а запутался так, что выкрутиться обратно не в силах. Сон-пересон-пересон-несон-сон-с-пересоном, — вспомнил каламбур из недавно увиденной сказки. Такая глупость залезла в мозги с первого раза.
— Слушай сюда, — сделал умный вид Володя. — Нагружаем пружинами ручку, чтобы чувствовать управление при изменениях и установлении режима. А после установки постоянного определенного режима, зачем нам эти усилия нужны? Мы уже летим, парим в воздухе, вот и убираем их до очередной смены. В самом полете, понял? А вот когда меняем режим полета, опять чувствуем благодаря пружинам свою ручку. Ну, а сама гидросистема снимает беспорядочные нагрузки. Чтобы эта ручка не тряслась по кабине, а легко и удобно лежала в твоей руке. Понял?
— Немного, — попытался и Вася сделать умное лицо, однако с мимикой не совладал, и его вид преобразился в печаль гориллы возле телевизора. Хотелось залезть внутрь и пощупать движущиеся предметы. — Вот только как летать буду на этом примусе, так совсем ничего неясно. Голова кругом идет от всех этих нужных и требуемых телодвижений. Ручку на себя, шаг вверх, ногу правую от себя толкай. Или наоборот? И как я все это сумею запомнить, или вспомнить в самом вертолете при полете. Да у меня уже при запуске двигателя из головы вылетело до единой буковки. Вот чего легко и сразу запоминается, так это фольклор из уст инструктора. Трудно объяснимые, сложно выговариваемые, а с первого раза запоминаются. Даже записывать и заучивать необязательно.
— Сила фольклора в том и есть, — мечтательно протянул Володя, повторяя вслух по слогам эти непечатные выражения. — Они потому в книгах и не пишутся, что легко и без учебников запоминаются и от человека к человеку передаются. Незачем бумагу на них изводить.
— Правильно, — согласно подтвердил Вася. — А благодаря ним и из основных правил кое-чего в голове остается.
Курсантская жизнь вроде, как и налаживалась. Уже привыкли к ритму и режиму с его загогулинками и причудами. Это первые дни очень сложно было после домашних порядков привыкать к утреннему подъему под дикий рев глупого сержанта, выскакивать плохо одетому на холодную улицу для исполнения обязательной зарядки, в наряды по ночам ходить. А потом постепенно выяснялось, что легко и беспроблемно можно обходиться и без таких атрибутов. Вставать совершенно без надобности в такую рань и в злосчастные сорок пять секунд, утреннюю зарядку вполне возможно пересидеть в общественном туалете или в кустах за ним. А ночью в наряде спокойно спать со всей казармой. Единственный дежурный из преподавателей или инструкторов сам спит без задних ног в штабе. Или в штабу? А как правильно? Но не столь важно. Все равно до утра никто тебя не беспокоит.
После принятия присяги все сразу почувствовали себя настолько важными и настоящими военными, что даже решили позволить себе и сержанту замечание сделать или нахамить ему. А нечего ему здесь свой командный голос демонстрировать. Они сами уже почти сержанты.
Но перед присягой прыгали с парашютом. Из самолета Ан-2. А парашют назывался Д1-8. Неуправляемый, но очень большой. Так что, мягкая посадка гарантировалась его площадью. И выполнить требовалось каждому курсанту по два прыжка. Это для того, чтобы курсанта можно было допустить к полетам, поскольку вертолет Ми-1 оборудован парашютом для аварийного покидания в случае чего. Но самый ужасный в этом факте такой нехороший эпизод, как обязанность каждого курсанта самостоятельно сложить и упаковать собственный парашют. Даже свалить не на кого будет, если дела в воздухе пойдут не по запланированному сценарию. Обидно. Сам во всем и виноватый будешь.
Складывали прямо рядом с парашютным складом, чтобы потом каждому достался собственный, свой и именной, подписанный и помеченный. Это хорошо, что к основному выдавался запасной. Уж этот упаковывали специалисты, а стало быть, гарантия у него имелась. А еще во время процесса упаковки у некоторых курсантов прорезалось чрезмерное чувство юмора. Ходят по рядам с какой-нибудь деталью и орут на все поле нехорошие и противные слова:
— А кто это у нас тут запасную часть потерял? А может и не запасную, а основную? У кого это пропало?
Среди упаковщиков вместо адекватной реакции на здоровый юмор возникало чувство паники и ужаса от безысходности и неотвратимости. Парашют давно упакован и уложен на свою полку. Кто же позволит теперь его перепроверять?
Лично у Володи никакого страха не было. Лишь острое любопытство и интерес перед предстоящим прыжком. А еще хотелось скорее сесть в самолет, поскольку эти два огромных рюкзака оказались весьма весомыми. Вася так же чувствовал себя бодрым и веселым. Он даже сам подшучивал над другими, что со скучными физиономиями и напряженными телесами опасливо поглядывали на страшный самолет, готовый поглотить их и выплюнуть с огромной высоты. У тех внутри сидел страх. Ну, а от молодых и здоровых парней сочувствия не дождешься. Не дано им природой такое чувство. И как раз в такой момент на память приходили услышанные и прочитанные происшествия из парашютных баек. И все они, как ни странно, почему-то с трагическим концом.
— Дернул за кольцо, а парашют не раскрылся. Дернул за запасное, а тот так же на собирается открываться. Хорошо, что внизу скорая дежурила. Быстро от земли мозги с дерьмом отскребли и отвезли на помойку.
— А я еще помню, мне сосед рассказывал, так у них один на сеновал попал. Ну, без парашюта. И ничего. Так, слегка кое-чего поломал, язык напрочь откусил, что говорить сразу разучился. Но есть, и пить может, только ходит под себя. Но это уже издержки.
Очень ко времени были эти байки. Курсант Кацуба даже так не очень решительно вышел из строя, когда уже их поток направлялся к самолету, и сразу пошел в сторону машины с красным крестом. Чего дожидаться, когда они приедут за его останками, если лучше сразу и пусть забирают.
— Товарищ курсант! — громко рявкнул инструктор по парашютным прыжкам. — Быстро развернулся на сто восемьдесят градусов и взял направление на самолет!
С помощью двух курсантов развернули Кацуба и втолкали в салон. На его сопротивление никто внимания не обращал.
— Курсанты! — громко объявлял этот же инструктор перед самым взлетом, пока летчик запускал двигатель. — Как только услышите этот сигнал, — и летчик выдал им несколько децибел противной сирены, — сразу все встали и по одному подходите к открытым дверям. Прыгать лишь по моей команде: "пошел". После этой команды дверной проем должен пустовать. При наличии пробки применяем принудительное покидание методом приложения моего ботинка к вашей заднице.
Инструктор наглядно всем продемонстрировал свой тяжелый десантный ботинок сорок шестого размера. Желание ощутить его на своей части тела, расположенной чуть ниже основного парашюта, не возникло ни у кого. Хотелось лишь выпрыгнуть немного раньше самой команды. Вот у Кацубы и его приятеля Панасюка такого желание на лицах не было. Имелось слегка иное: выпрыгнуть еще до взлета. Однако оно стало в этих тесных условиях физически невыполнимо, поскольку оказались сильно зажаты со всех сторон курсантами, жаждущими приключений и романтики.
Володя и Вася относились к последним, поэтому и продолжали этим двум перепуганным курсантам рассказывать кошмарные истории с жуткими концами. Кацуба и Панасюк хотели уже скорее избавиться от этих рассказчиков, как от более страшного бедствия, чем сам прыжок. И самое обидное в этом моменте такой факт, что гул самолетного двигателя не в состоянии был заглушить их беспощадные байки.
— А вот еще случай был, — наперебой кричали Вася и Володя, стараясь перекричать ревущий мотор, но в этот миг прокричал сигнал к подъему. Курсанты словно весь свой век только и ждали этой команды. Даже по утреннему крику сержанта они так резво не вставали. У выхода уже стоял инструктор и поправлял свой правый ботинок в предчувствие большой и полезной работы. Не впервой было ему заниматься таким общественно полезным делом, как принудительное выталкивание, нежелающих покидать транспортное средство. На землю на этом летательном аппарате должны сесть только они вдвоем: инструктор и летчик. Иного состояния салона самолета по инструкциям не предполагалось. Еще за последние много лет никто не сумел уговорить инструктора составить ему компанию в момент посадки. У всех без исключения курсантов запланирован лишь один взлет. Посадка рассчитана с помощью другого летательного средства.
— Первый пошел! — радостно завопил инструктор, одновременно с командой прикладывая ботинок к заду первого курсанта. — Это для того, чтобы он подальше от самолета отлетал. А то мордой пересчитаете заклепки на борту, — так объяснял свои действия вышибалы курсантам инструктор, чтобы расценивали сие деяние, как жизненную необходимость, а не причуды самого его.
Но Володя понимал по Жениным воспоминаниям, что никакая аэродинамика не предусматривает контакта курсанта с бортом самолета, и он был категорически против такого принудительного выталкивания. Великолепно и без ботинка выпрыгнет. И потому, когда подошла его очередь, то он успел выпрыгнуть на долю секунды раньше команды, а нога инструктора улетела в пустоту. Вася был следующим, поэтому уже из его слов Володя узнал о последствиях своей поспешности. Вместе с ногой инструктор чуть сам не вылетел из салона. Благо, он был пристегнут к тросу, протянутому по всему салону, к которому также были пристегнуты и карабины всех присутствующих. Прыжки проходили в режиме принудительного раскрытия.
Теперь инструктор был более осторожен, и уже выговаривал команду после удара ботинком под зад выпрыгивающему. Так более гарантировано попадание. Но Кацуба с перепуга все равно успел выпрыгнуть раньше ботинка. А вот Панасюк внезапно передумал и заявил о своем категоричном нежелании расставаться с инструктором. И главное в последнюю минуту, когда уже нос высунул наружу, а вот тело возражало. Он обеими руками железной хваткой уперся в дверной проем и протестовал против попыток инструктора принудительно его выбросить из самолета. А ведь время идет, задержки здесь недопустимы, поскольку самолет задержаться над заданной точкой даже на секунду неспособен. И ботинок не помогает. У инструктора уже нога онемела.
И тогда ему пришла на ум простая, как конструкция лопаты, но действенная хитрость. Инструктор просунул руку между ног Панасюка и ухватился за то, что попалось под руку. А вот это самое любой мужчина бережет сильнее самой жизни. И Панасюк не исключение. Он по инерции и инстинктивно обеими руками ринулся спасать свое мужское достоинство, а инструктор в эту секунду легонько подтолкнул его плечом, выбрасывая бузотера за пределы самолета. В салон лишь донесся дикий истошный вопль вперемешку с обещаниями отомстить и покарать подлого обманщика. А инструктор тяжело, но облегченно вздохнул, словно исполнил сложную и ответственную работу, и вошел в кабину летчика, усаживаясь в свободное правое кресло. На такие простейшие полеты без надобности был правый летчик.
— Готово! — радостно доложил он. — Можно идти на посадку. Немного с последним задержался, а так все по графику.
— Поспешили, или припозднились, — сообщил летчик. — С земли передают резкое усиление и изменение направления ветра. Покружимся немного, чтобы дежурных предупредить, если что. Глянем сверху, куда всех понесет. Спешно как-то вышло.
— Никуда не денутся, — успокоил его инструктор, для которого такая работа была его буднями. — Аэродром большой, за него не унесет. А там, на земле всех соберем.
Собирать действительно пришлось всех подолгу и допоздна. Ветер, внезапно и без прогноза прилетевший невесть откуда, нарушил все планы сегодняшнего дня. Вместо обеда возвращение состоялось лишь к вечеру. Он разбросал последний заход не только по всему аэродрому, но и прилично за его пределы. Да ладно бы дул в одну сторону, а то сложилась такая метео ситуация, когда на разных высотах он дул в разные стороны и не только с переменными направлениями, но и силой. А поскольку временной интервал разбросал курсантов, как по вертикали, так и по горизонтали, то все десять курсантов практически улетели от аэродрома по разным сторонам.
Начальник парашютной службы закрыл глаза от отчаяния и ужаса, наблюдая такой кошмарный разброс тел по округе. Дай-то бог, чтобы эти тела к тому же оказались еще и неповрежденными. Все-таки это их первый прыжок. И хотелось бы так скоро их летную карьеру не закруглять. Даже временная нетрудоспособность перечеркнет карьеру пилота хотя бы на этот учебный год.
Но Володя и Вася, как и другие курсанты, с наземной ситуацией знакомы не были. До них про изменившуюся метео обстановку почему-то не довели. От того и настроение было весьма празднично-сумасшедшее. С криками "ура", от того, что так ловко сумел обмануть инструктора и избежал жесткого прикосновения крупного ботинка к мягкому месту, да и вообще от самого счастья полета, Володя вырвался наружу и, подхваченный воздушным потоком, воспарил высоко над землей. Через пару-тройку секунд он услышал над головой хлопок, чувствуя под…(как бы красиво и литературно выразиться)? В общем, в районе между ног, где проходили лямки основного парашюта. В этом самом месте он и почувствовал безболезненный удар.
Не зря на предполетной подготовке предупреждали, чтобы перед самым прыжком лямки обязательно поправили. Иначе приземлишься если не евнухом, то тяжело сексуально озабоченным. Володя лямки поправил правильно, оттого в полете и чувствовал себя комфортно. И, глянув в небо, увидел над головой огромный купол с отверстием в центре. От такого вида захотелось петь. Но вокальные данные не позволяли, потому и заорал на всю глотку:
— Лечу! Я лечу! Всем, кто меня слышит, большое здравствуй! Вася, как там дела? — заорал он еще сильней, увидев невдалеке от себя чуть выше парящего друга. — Лично у меня все просто великолепно!
— А у меня еще лучше. Здорово как! Володя, а чего это мы висим на одном месте и никуда не летим?
— Нет! — орал в ответ Володя. — Еще как летим, но просто еще высоко, потому и кажется, что на месте.
Но тут Володя заметил некое несоответствие. Вроде они находятся в одной воздушной среде, но почему-то Вася летит совершенно в другую от него сторону. Или наоборот. Это Володя куда-то полетел. А Вася вполне нормально летит по плану.
— Вася, ты куда? — заорал Володя, но в ответ услыхал тихий затухающий писк.