А может зря Володя не дождался команды и позорно удрал от пинка в зад? Вот теперь и летит неправильно. Нет, явно, что причина в другом. Все до единого из их партии летят в разные стороны, словно у каждого стоит персональный моторчик, и он управляет им, как сам хочет. Полное нарушение физики, математики и метеорологии. Прыгнули из одного самолета, на один аэродром, а летят каждый, куда душе угодно. Хотя Володиной душе туда совершенно не угодно. Но данный парашют абсолютно неуправляемый. Летит, как одуванчик, туда, куда его несет ветер. Ладно, подумал Володя, есть и здесь идеальные варианты выхода из ситуации. Можно прикинуться тяжело больным, и за тобой приедет машина. А ты к этому времени выздоровеешь, поправишься, и похорошеешь.
Нет, теперь опять возвращается к аэродрому. Черт знает, чего творит. Про такие выкрутасы их никто не предупреждал. Однако за несколько секунд до приземления Володя посчитал, что ему крупно повезло. Весь аэродром хоть и позеленел от травки, но уже почти весь был объеден стадами пасущихся коров. А вот Володя приземляется на окраине в густую заросль травы. Эта зеленая полянка даже резко выделялась на фоне окружающей местности. Ну, очень привлекательная площадка. И Володя приступил к выполнению заключительной подготовки перед посадкой. Он вытянул вперед, слегка согнутые в коленках, ноги, сомкнутые вместе, уцепился в лямки парашюта, слегка подтягиваясь к куполу, и мягко приземлился на густую пушистую травку, касаясь пятками земли, и опускаясь на землю тем место, которое спас от удара инструкторского ботинка.
— Ура! — громко обрадовался Володя, ощущая, как нижняя часть тела холоднеет и намокает.
Нет, эта посадка удачной не была. Потому полянка и зеленела больше всех на общем фоне, что была она маленьким болотцем. Свое ура Володе хотелось вернуть назад и заменить его теми крепкими выражениями, что одаривал их инструктор Циркунов. Однако и эти выражения он не успевал произносить. Обстановка спешно начинала меняться, потому подготовленные матерные выражения так и остались невысказанными. Сильный порыв ветра надул купол, как воздушный шарик, натянул стропы, и Володя, словно пробка из бутылки шампанского вылетел из точки приземления, перевернулся над землей определенное количество раз (сколько именно, он не запомнил), и шлепнулся с тучей брызг в это же самое болото.
Но не стал задерживаться на одном месте. Шар, то есть, купол, под напором ветра потянул его словно глиссер по воде, рассекая его туловищем водную гладь. Однако вода быстро кончилась и сменилась твердым грунтом аэродрома. Попытки загасить купол подтягиванием нижних строп, как учили в классе, провалились, не успев начаться. Володя быстро понял, что со стихией сражаться не имеет смысла и результата. Во-первых, поток ветра несет его к желанному автобусу, расположенному где-то в двух километрах от места приземления. А во-вторых, чуть пальцы не поломал. Сильно ветер зверствует и свирепствует.
И тогда он принимает соломоновское решение: использовать его силу для комфортной доставки своего тела к месту сбора. Дабы не стереть о землю живот и иные органы, Володя поправил на животе запасной парашют, и уже на нем, как на буере, понесся по воле стихии и случая. Руки и ноги поднял над землей, дабы не препятствовать движению. Само перемещение ему настолько понравилось, что он вновь истерично и радостно заорал. Раздражали лишь коровьи лепешки, собираемые по всему полю запасным парашютом, и накапливающие стопкой блинов прямо перед носом. Но Володя по мере их накопления, отбрасывал правой рукой в сторону, и продолжал движение с прежним комфортом. В таком счастливом полете он даже не заметил остановки и оседание купола, словно шара, проколотого иглой. Нет, это просто группа курсантов настигли его и нагло затоптали ногами.
— Ты чего разъездился здесь, как трактор по асфальту? — смеялись и визжали от восторга курсанты. — Разлетались по всему полю, а мы вас собирай, как грибы в лесу.
Но помогать вставать Володе никто не планировал. Виноваты во всем свежие лепешки, что так же встречались на пути.
— Идеальное приземление! — восторгался инструктор злорадно, припоминая, как чуть не вылетел из самолета по вине шустрого поведения данного курсанта. — Весь в дерьме и по пояс мокрый. Вот только снизу, почему-то. Ты обмочился, пока летел, или уже после посадки?
— Нет, — попытался оправдаться Володя, да кто же слушать его будет. Такая идеальная ситуация для обсуждений. И народ весело и дружно приступил к обсасыванию причины мокроты.
— Так, — скомандовал инструктор, спасая Володю от злых языков. — Ты здесь сам разбирайся и сушись, а остальные по машинам. Поехали остальных собирать. Ты, Володя, молодец! Хоть мокрый и весь обгаженный, но самостоятельно добрался. Хорошо использовал стихию. А всех, только посмотри, как разбросал ветер!
Васе повезло гораздо меньше. Мало того, что его отнесло черт знает, куда в сторону от аэродрома, так еще и планировал его парашют в цент большого стада коров.
— Кыш, негодяи, твари подлые! — кричал и махал руками Вася по мере приближения к скотине. — Кыш, брысь, пошли вон, атас, полундра! — перебирал он весь набор отпугивающих команд, какие оказались в данную критическую минуту в его арсенале. Но твари даже не обратили внимания на снисхождение сверху на их тупые головы. Они продолжали щипать травку, оставляя лепешки и иногда мыча. — Убью гадов, если не уберетесь, здесь происходят важные учения, и нечего прикидываться глухими и тупыми.
Вася кричал уже больше от отчаяния, поскольку земля неожиданно стала приближаться с сумасшедшей скоростью. Точнее, не сама земля, а эти подлые коровы, заслонившие своими толстыми туловищами площадку для приземления. И тут он понял еще одну свою грубейшую ошибку и просчет. Кричать на этих тварей не только не имело смысла, но еще к тому же этот крик оказался услышанным на его голову, а если быть более точным, то зад. Поскольку на его предсмертный крик некоторые из крупнорогатых решили обратить внимание, слегка задрав головы. И тогда он догадался, что зря так беспокоил их, поскольку рога этих тварей вместе с их тупыми башками так же задрались кверху и приготовились к приему гостей.
Приземление на коров не представляло того риска, что приземление на их рога. Кроме потери невинности могли быть еще более тяжелейшие последствия, типа таких, как топтание и вдавливание его бренного тела в продукты жизнедеятельности этих коров. На всякий случай атеист Вася закрыл глаза и обратился к богу с, наспех придуманной, молитвой. Услышал, или нет, но приземление (если посадку на корову считать таковым) состоялось не жестким и мимо рогов. Однако перепуганное стадо в панике пыталось разбежаться и затоптало купол парашюта. Дело оказалось бы полезным, да пара коров запуталось под куполом, а потому в бешеном темпе пытались вырваться из плена. От того сам купол сильно трясло. А вместе с ним бросало из стороны в сторону и самого Васю.
Насилу сообразил и умудрился отстегнуть парашют, избавив тем самым себя от излишних трясок и вибраций. И теперь этот бешеный клубок метался по земле уже без его участия. Примчавшийся спавший невдалеке пастух потребовал немедленного освобождения из плена его подопечных, поскольку это угрожало удою и нервному состоянию самих буренок. А ему, то есть пастуху, нести материальную ответственность за деяния неких парашютистов нет никакого резона.
— Забирай свой парашют и срочно возвращай мне коров! — визжал перепуганный и расстроенный дедок.
— Предлагаю сначала вам забрать своих коров, а потом уже можно и мне парашют, — вышел со встречным предложением Вася.
— Ты сам первый начал, а потому и первый должен забрать, — пытался возражать пастух, боясь остаться один на один с таким опасным шевелящимся клубком.
— Ну, и как это вы себе представляете? — хохотнул Вася, уже почувствовав себя в полной безопасности и уверенности. Во-первых, сохранил невинность и не угодил в коровьи лепешки. Потом не отмылся бы. — Вам надо ваши коровы, вот и забирайте их себе. Как освободите, сообщите моему командованию. И заодно материальную часть вернете. Только осторожнее, не порвите, а то мне с ним еще завтра прыгать.
— Эй, парень, так не пойдет! — уже умолял перепуганный дед. Как же он один справится с таким сумасшедшим тандемом. — Забирай его сам, а мне некогда возиться, дел и без твоего парашюта полно. А потом, где я буду искать твоих командиров?
— Ладно, — вальяжно согласился Вася, сам еще не догадываясь, как они будут освобождать этих бедных перепуганных животных. — Давай, заходи справа и хватай за стропы, а я слева. Попробуем, если получится, скинуть с них парашют.
Получилось легко, поскольку уставшие и испуганные животные на пару секунд притихли, словно догадались об их предстоящем освобождении. Но, когда Вася с пастухом сбросили с них купол, лучи солнца ослепили коровам глаза и те незначительны остатки мозгов, что имелись в их крупных головах. Взбешенные буренки задрали хвосты и с диким ревом понеслись в сторону деревни.
— Домой побегут, никуда уже не денутся, — засмеялся пастух счастливо и довольно, что так удачно завершилось мелкое недоразумение. Он с радостью помог и Васе собрать в кучу сильно помятый и разбросанный по всему полю парашют. — А чего это ты сюда залетел-то? Нас предупреждали, что будут парашютисты прыгать, вот мы и ушли с аэродрома. А ты без всякого намека взял, да и залетел. Непорядок.
— Я не виноват. Это все ветер, а с ним особо не поспоришь, — оправдывался Вася, поблагодарив пастуха за помощь. Уныло бросив взгляд в сторону видневшихся вдалеке машин и автобусов, куда придется тащиться с таким грузом, Вася сразу потерял основную половину своего задора и веселого настроения. Это ведь, как минимум, четыре километра!
Остальные курсанты из этой партии выброса так же приземлились очень весело и с приключением. Но вот лично Кацуба не зря так панически боялся этого прыжка. Его взбешенным ветром занесло в деревню, расположенную в пару километрах от аэродрома, и посадило на дом. А сам парашют зацепился за макушку рядом произрастающего дерева, что усложняло покидание места приземления. Уж самостоятельно покинуть свое пристанище Кацуба никак физически не мог. Нет, не совсем я точен. Была возможность отсоединения от самого парашюта. Но такую возможность он боялся использовать, поскольку сам парашют его удерживал на крыше, которая была весьма крутой и высокой. Снизу орали хозяева и требовали немедля освободить чужую территорию.
— Не имеете право, я здесь на задании, и только командир может потребовать, чтобы я покинул этот пост, — сопротивлялся и пытался объяснить Кацуба хозяевам причину своего нахождения на их крыше. — Вот сейчас за мной приедут и снимут. А у вас возможны крупные неприятности за помеху, исполнять важное задание. Лучше не нервируйте меня и оставьте в покое, тогда я никому ничего не скажу.
Мужчина почесал затылок, показал жене кулак и затолкал ее тумаками в дом. Правда, та продолжала кричать, но мужчина уже иным тоном объяснял Кацубе:
— Понимаешь, крышу вот осенью перекрыли, она потому и боится за нее. Темнота, одним словом. А сам я тоже в армии служил и понимаю, что такое приказ. Если уж скажут, то не только на крышу заберешься, и на любом столбе просидишь, сколько положено.
Издали к деревне Кацуба заметил несущийся автобус. Это его весьма порадовало. Помощь подоспела очень даже вовремя, а то у него уже заканчивались физические и моральные силы. Нелегко восседать на остром коньке после такого жесткого приземления. Крыша хоть и новая, но твердая и страшно неудобная для длительного ожидания. И еще к тому же давила острая нужда на посещение туалета. По всем имеющимся каналам. Буквально небольшая задержка грозила закончиться конфузом. Потом уже никто не поверит в его героическое настоящее.
Кроме мокрого и испачканного в коровьем дерьме Володи, остальные из их броска пострадали не меньше. Васю коровы слегка поколотили, Кацуба на конек сел не совсем удачно, что теперь ноги не мог вместе совместить, Панасюк повис на дереве. На поле, кстати, оно оказалось единственным. При прицельном приземлении еще не каждый профессионал попал бы на него. А у этого получилось легко и запросто. И главное не ногами, а мордой влетел в корону, пробил ее всеми частями тела, включая нос, лоб и уши, до самого низа и на полметра до земли не долетел.
Повис и трепыхается. Работавшие невдалеке молодые колхозницы весьма обрадовались такому гостю и часа два поначалу любезничали с ним и всего беспомощного прощупали, пока по его нижайшей просьбе не сообразили приподнять и вытолкнуть из лямок парашюта. Но и после еще очень долго не выпускали из своих объятий, защекотав его до синего каления. Он потом еще дня два икал, никак успокоиться не мог. Однако из всех пострадавших его как раз никто таковым признавать не хотел. Всем бы такое несчастье и почаще.
— Послушай, Володя, — уже в казарме, с восхищением пересказывая свое приключение, говорил Вася. — Это же все так классно получилось! Мне завтра еще хочется в какое-нибудь стадо влететь. Ну, и обхохотались мы с этим дедкой. Ну, пастухом этим.
— Нет, Вася, я не думаю, что у меня сегодня было удачное приземление. И веселым его назвать никак нельзя, — возразил Володя, хотя ему самому тоже уже интересным казалось по ряду причин. Во-первых, они выпили самогонки, закупленной в соседнем селе у знакомой бабки, а во-вторых, штаны успели обсохнуть еще по пути домой в казарму. Так чего теперь расстраиваться по поводу мокрого приземления? Действительно, их заход получился самым веселым и запоминающимся.
— Ой, а я с одной колхозницей назавтра о встрече договорился, — осмелел после стакана Панасюк, уже разрисовавший свое похождение, как крупное и донжуанское. — Я завтра специально спланирую опять к ним на поле, и она вновь прибежит спасать меня.
— Это если ты сумеешь выпрыгнуть, — хохотали курсанты, которым сам инструктор рассказал о методах выброса Панасюка из салона.
— Ой, вот только не надо за его басни принимать за правду! — пытался опровергнуть эти россказни сам Панасюк. — Сами видели, как он своим ботинком не позволял задержки.
Кацуба стонал, кряхтел и не желал заострять внимание на похождения тех частей тела, которые ему удалось отшибить о конек. Ему теперь эти амурные разговоры даже слушать не хотелось, поскольку, как минимум на период службы, самоволки на танцы придется отменить.
— А тебе сто раз долбили, что ноги должны быть вместе в момент приземления. Чего разбросал их по всему небу. Вот тебе и результат на лицо. Точнее, не совсем налицо, — уже со смехом уточняли веселые пьяные курсанты.
— Вон лежит еще и стонет, — хохотнул Шабанов, по вине которого курсант Волков отбил напрочь свой копчик.
Дело в том, что руководитель по мегафону настоятельно уговаривал Шабанова поднять ноги выше перед самой посадкой. А команду слушал Волков, который их и задирал. И сколько раз руководитель просил Шабанова приподнять свои болтавшиеся ноги, столько раз их Волков и поднимал. В результате в самый момент касания грунта Шабанов так и не исполнил команды, а у Волков ноги уже были выше головы. Жестко коснулся он копчиком о твердую поверхность аэродрома. Потом еще пару часов не мог и слова вымолвить. Да и сейчас, молча, пьет самогон и стонет.
Кацуба также понимал правоту своих товарищей, но разве там, в небе у него были в голове мысли? Они с таким же успехом разбросались по всему организму и застряли вместе с душой и сердцем в пятках. Кстати, он и их так же отбил. Жене Прохорову тоже хотелось рассказать о своем уникальном полете, но постоянно трибуна была занята оратором. Пробиться к ней в такой среде подвыпивших мужиков было делом проблематичным, но он все же отловил окно, когда один из ораторов закруглялся, а следующий еще не подготовился к выступлению.
— А я лечу и ошалеваю от ужаса! — вклинился наконец-то Женя, а посему постарался в скоростном режиме поведать свою историю. У него спутались стропы, и скорость снижения резко возросла, поскольку основной парашют полностью не раскрылся. И ему единственному пришлось воспользоваться услугами запасного. Однако этот факт оказал и полезную услугу. Его не успело унести с поля зрения руководства. — Я и сам не могу понять, что же такого случилось. А начальник орет в мегафон, как резанный, мол, кольцо дергай. Думаю, дернуть не проблема — хорошо бы найти его. А оно аккурат у меня под носом. Ну и дернул. А он не хочет вылезать из своего мешка. Хорошо, что вспомнил и сам выбросил его. Вот. А то сегодня запросто могли и помянуть меня.
Всем было весело после такого первого прыжка. Впечатлений хватило, чуть ли не до утра. И на утро все хмельные и смешные уже ехали на аэродром, чтобы повторить вчерашний подвиг.
15
Второй прыжок прошел намного успешней и без особых происшествий и приключений. Разумеется, ветер был, поскольку без него в природе ничего не случается и не происходит, но это был нормальный, слабый и с постоянством в направлениях и силе. Так что, приземление всех курсантов удачно свершилось в пределах аэродромного поля. Так и не дождалась сельская влюбленная своего ухажера Панасюка. Это он в подпитии хвастался, что смело, направит свой парашют в район сельскохозяйственных работ к своей пассии. Но на деле моментально возникло ряд существенных и сложно преодолимых препятствий.
Во-первых, парашют, с которым они прыгали, как уже информировалось ранее, неуправляемый, и никакими желаниями, висящего под ним субъекта, не подчиняется. Единственная сила, способная задавать ему направление и скорость, так это природная, именуемая в научных источниках ветром. А сегодня летчик и инструктор все его нюансы учли, чтобы не тратиться потом на сборы всех разбросанных по округе парашютистов. Зато после прыжков и принятия присяги последовало первое увольнение, и даже похожее на маленькие недельные каникулы. Просто в календаре так уж случилось сразу много майских праздников с выходными.
УАЦ на праздники и на эти каникулы просто закрывался, а всех в нем присутствующих отправляли по домам. Этой секунды народ честно и мужественно дожидался целый месяц. Курсантский месяц курса молодого бойца. С учебой, экзаменами, муштрой и двумя героическими прыжками с парашютом. И вот долгожданный миг настал. Сапоги начищены до блеска, подворотнички белеют, словно свежий снег, а увольнительные записки уложены в военный билет и спрятаны в нагрудном кармане.
— Ты сразу к своей Ленке понесешься, или сначала заскочишь домой переодеться? — спросил Вася по пути к автобусной остановке. — О встрече успел договориться?