- Ты провоцируешь!
- Не я, так другие будут! Тебе хорошо в городе на комбинате ежемесячно деньги получать!
Сестра жила в селе Большой Улуй.
- Такие вот брата Ивана споили! - кипел праведным гневом Валентин.
- Его "честная давалка" довела!
С Иваном Валентин тоже разругался. Тот, отчасти, опустился из-за жены, слабой, как говорят в народе, на передок.
- Брось ее! - требовал Валентин.
- Да пошел ты на плешь! - категорично ответил брат.
И Валентин хлопнул дверью, аж ходики сорвало с гвоздя, кукукнув лебединую песню, они рассыпались по полу.
В то отпускное лето в Улуе как шлея ругательная Валентину под хвост попала. С другом детства, одновременно кумом, Петей Корякиным, сцепились на политической почве. Пошли к куму в баню оттянуться на полке. В предбаннике, снимая штаны, схлестнулись на тему правительства и президента. Им бы про баб с телесными утехами поговорить... Они в бесовскую потеху - политику ударились...
Валентин давно зарекся поганить ею встречи с другом. А тут тормоз в голове слабину дал. Не заметил, как к чертовой бабушке полетел так хорошо начавшийся за пивом, пока баня топилась, летний вечер. Петька был за реформы демократов, Валентин без дипломатических антимоний крыл их матом.
Короче, "с легким паром" в тот раз дальше предбанника не продвинулось.
- Дурбило ты стоеросовое! - натягивая штаны, выскочил за порог Валентин.
После чего целый год не знался с сестрой, братом и Петром. Ни шагу к ним, когда приезжал к родителям в родное село.
И в тот визит на выходные примирение не планировалось. Приехав под вечер, Валентин тут же надумал выскочить с сыновьями на мотоцикле за опятами. В свои любимые места под Турецк.
Тоже занимательный вопрос. Ладно, Никольск, Окуньки, Симоново, Сучково. Это ежу понятные названия деревень. Но откуда в глубине Сибири Турецк взялся? Турки в этих лесах отродясь не водились...
Ну да Бог с ним. Главное - грибные места под Турецком отменные, их Валентин еще дошколенком с бабушкой Зоей осваивал. Грибы водились там во всем спектре: грузди, маслята, рыжики, лисички, опята... Лет пятнадцать назад белые появились. Соседка Михайлиха однажды рассмешила:
- Грибов нонче нет, одни белые лезут и лезут...
Грибами Михайлиха только грузди считала.
Валентин выскочил за опятами. Страшно любил икру из них. Это когда отвариваешь минут 20, потом на дуршлаг откинешь, холодной водой обдашь и через мясорубку с чесночком... Объедение... Рука сама за рюмкой тянется...
Но не светило любимое блюдо в ближайшем будущем, как Валентин не прочесывал леса и перелески. Кто-то хорошо перед Валентином порезвился, свежие срезы на каждом шагу встречались, а у него в ведре на жареху не набиралось. Тем более - на икру...
Сыновьям наскучило ходить по оборкам, они заякорились у мотоцикла в карты резаться. "Родные места не должны подвести", - твердил Валентин, скачками оббегая опеночные угодья.
И ахнул, залетев в один лесок. Мать честная!.. Грибов-то! Грибов! Повсюду: на пнях, сухих осинках, прямо на земле... И в самой поре! Не перестоявшие. Аккуратненькие да чистенькие! Коричневыми шляпками похваляются... Режешь одну семейку, обязательно в поле зрения еще три-четыре имеются, до кучи просятся.
Два ведра, с которыми влетел в эту красоту, наполнил в шесть секунд. Сорвал с себя куртку. Где застегнул, где завязал - чем не емкость. Вот уже и она раздулась шаром. В дело пошла рубаха. Черт с ними с комарами! Еще с ведерко нарезал. А грибов по-прежнему видимо-невидимо на каждом шагу!
- Жрите, сволочи, морпеха! - закричал Валентин комарам и снял джинсы.
По узлу на каждой штанине - готов еще один мешок. Опята не белые или грузди - не крошатся, не ломаются. Трамбуй да трамбуй!
Посреди леска заросли папоротника буйствовали. В тени древнейшего растения опята росли не хуже, чем на пнях. В трусах, на корточках, отбиваясь локтями от комаров - руки заняты - Валентин облазил весь папоротник. До этого пальцы иззанозил шиповником - то и дело тернии сибирской розы попадались под гребущие опята руки. В папоротнике вдобавок к этому еще и порезался. Захватил левой полную пригоршню тугих прохладных ножек и, срезая, в спешке хорошо чиркнул по пальцу. Кровища, но - тучки на вечереющее солнце набегают - останавливать потерю крови некогда...
Однако ладненько получилось. Мешок из джинсов наполнился как раз на последнем усыпанном опятами пеньке. Только остриг его - дождик брызнул.
- Спасибо, дорогой! - поблагодарил Валентин лесок и стащил на опушку все тряпочные емкости. С ведрами побежал к мотоциклу.
И обнаружил, что того нет.
То есть, не мотоцикла нет, куда-то девалось место с ним. И солнышко за тучками, попробуй сориентируйся в географии. Однако Валентин попробовал. Поориентировался и... остался в прежнем мнении - азимут первоначально взят точно. Резво побежал по нему дальше. Но чем дальше, тем больше сомнений в азимуте. Дернулся с ним в одну сторону, другую.
Самое-то смешное - блудил не по бурелому, гарям и буеракам. По дорогам бегал с ведрами. Конечно, это были не бетонки. Обычные лесные, ведущие на покосы и поля. В грязь автотранспорт здесь как корова на льду, в ведро - как яичечко катишься...
Ведро на сегодняшний день закончилось. Дождик сыпал и сыпал.
- Васька! Колька! - кричал сыновьям Валентин. Никак не желая смириться с досадной реальностью - заблукал в местах, которые за 35 лет сознательной жизни исходил вдоль, поперек и по параболическим тропкам.
"Как бы от брюк не заблудиться!" - наконец посетила самоуверенную голову трезвая мысль.
Валентин бросился за переполненной грибами одеждой, чтобы использовать ее по отличному от опят назначению, так как вовсю холодало. Но как всегда хорошая мысля приходит опосля. Прицел на штаны к визиту "хорошей" окончательно сбился.
Валентин брал вправо, круто менял курс на обратный... И ничего подобного. Вроде, вон лесок, где полчаса назад опятами гардероб набивал. Войди в него и сразу запнешься о штаны с грибами. Нет. В который раз розовые надежды сменялись черными матерками.
Если Валентина и кружил лесной бес, он вволю похохотал над объектом. Как этот крепыш, грудь полногрудая и сплошь в паутине, живот арбузиком, тоже в трухе, под ним матрасно-полосатые трусы дедовского - до колен - покроя развеваются, кепочка-волан козырьком набок сбилась, в каждой руке по ведру грибов, с вытаращенными глазами - для лучшей в сумерках видимости, - как он, семеня грязно-белыми кроссовками, носится туда-сюда по полям, лугам и перелескам.
- Васька! Колька! - кричит охрипшим голосом.
Вокруг темнеет. Дождик не перестает. Сеет и сеет грибной. Да Валентину не до них. Хотя ведра с будущей икрой не бросает. Раза два упал, рассыпал. Почти на ощупь собрал сырье для любимого блюда. То есть, надежду на спасение Валентин не терял. Правда, в один момент согласился с мыслью, если и удастся выйти сегодня к людям, то не больше чем в трусах и кепочке. После чего поставил ведра на дорогу, с остервенением уничтожил на груди, животе, ляжках и других сладких местах полчища комаров, подхватил ведра и, не отвлекаясь на поиски штанов, зашагал по дороге в направлении Турецка.
Бес, ответственный в тот день за грибную охоту Валентина, сучил от радости ногами. Славно он мозги запудрил поднадзорному клиенту.
Крякнул от досады, лишь когда на часах стрелки отметили четверть первого. В этот исторический момент Валентин закричал на всю ночь:
- Ура!!!
Темнота, что была прямо по курсу, замигала огоньками. Валентин побежал к ним. Но когда лесная дорога уперлась в асфальт, озадаченно присвистнул.
"Ё-мое! Это ведь Сучки!" - с ударением на последнем слоге удивился Валентин.
Да уж - вышел он не к Турецку, как планировал, а, дав 180-градусного кругаля, уперся в Сучково. И прямо в пекарню.
- Тетенька, дай хлебца пожевать! - впавшим в детство голосом попросил Валентин, толкнув дверь буханочного производства.
- Ты откуда, дяденька, такой голенький? - спросила "тетенька", что была никак не старше Валентина. Зато формами опережала полуночного гостя. Пышная да щекастая, румяная, как из бани.
- По грибы ходил, - объяснил Валентин.