Им следовало бы знать, что меня все равно не удержишь. Возможно, это понимали, поэтому рядом всегда была Стелла.
Я смотрел на копну золотистых волос, на голову, лежавшую у меня на руке. Для меня она не только жена, она — надзиратель. Как я был слеп!
Ну а что еще они сделали со мной?
Заставили забыть, кто я такой.
Потому что я был подобен им, но не из их числа, они приковали меня к этому времени и к этому месту.
Меня принудили забыть. Меня пленили любовью.
Я встал и стряхнул последние звенья цепи.
На полу спальной камеры лежали лунные блики решетки. Я прошел через нее к своей одежде.
Где-то вдали тихо играла музыка. Вот что дало толчок. Так давно не слышал я этой музыки…
Как они поймали меня?
Маленькое королевство века назад, где я изобрел порох… Да! Меня схватили там, в Другом месте, несмотря на монашеский капюшон и классическую латынь.
Интересно, долго ли я живу здесь? Сорок пять лет памяти — но сколько из них фальшивых?
Зеркало в прихожей отразило тучноватого, с редеющими волосами мужчину средних лет в красной спортивной рубашке и в черных брюках.
Музыка звучала громче; музыка, которую лишь я мог слышать: гитары и равномерный бой барабана.
Скрестите меня с ангелом — и все равно не сделаете меня святым, друзья!
Я превратился снова в молодого и сильного и сбежал по лестнице в гостиную. Сверху донесся звук. Проснулась Стелла.
Зазвонил телефон. Он висел на стене и звонил, звонил, звонил, пока я не выдержал.
— Ты опять за свое… — произнес хорошо знакомый голос.
— Не надо винить женщину, — сказал я. — Она не смогла наблюдать за мной вечно.
— Лучше тебе оставаться на месте, — посоветовал голос. — Это избавит нас обоих от лишних хлопот.
— Спокойной ночи, — ответил я и повесил трубку.
Трубка защелкнулась вокруг моего запястья, а провод превратился в цепь, ведущую к кольцу на стене. Какое ребячество!
Наверху одевалась Стелла. Я сделал восемнадцать шагов в сторону Отсюда, к месту, где моя чешуйчатая конечность свободно выскользнула от оплетших ее виноградных лоз.
Затем назад, в гостиную, и за дверь. Из двух машин, стоящих в гараже, я выбрал самую скоростную. Вперед, на ночное шоссе…
В зеркальце заднего вида появились огни.
Они?
Слишком быстро.
Это либо случайный попутный автомобиль, либо Стелла.
Я сместился.
Меня несла низкая, более мощная машина.
Снова смещение.
Машина на воздушной подушке мчалась по разбитой и развороченной дороге. Здания по сторонам были сделаны из металла. Ни дерева, ни кирпича, ни камня.
Сзади на повороте замаячили огни.
Я потушил фары и сместился. И снова, и снова, и снова.
Я летел, рассекая воздух, высоко над равнинами. Еще смещение, и я над парящей землей; а гигантские рептилии поднимают из грязи свои головы. Преследования не было…
Я снова сместился.
Лес — почти до самой вершины высокого холма, где стоит древний замок. Одетый воителем, я восседал на летящем гиппогрифе. Приземлившись в лесу, я приказал: «Стань конем!» — и произнес заветное слово.
Черный жеребец рысью понес меня по извилистой лесной тропе.
Остаться здесь, в дремучей чаще, и сразиться с ними волшебством или двигаться дальше и встретить их в мире науки?
Или окольным путем — в Другое место, надеясь окончательно ускользнуть от преследования?
Все решилось само.
Сзади раздалось клацанье копыт, и появился рыцарь на высоком горделивом коне, закованный в сверкающую броню, с красным крестом на щите.
— Достаточно! — скомандовал он. — Бросай поводья!
Я превратил его вознесенный грозно меч в змею. Он разжал ладонь, и змея зашуршала в траве.
— Почему ты не сдаешься? — спросил рыцарь. — Почему не присоединишься к нам, не успокоишься?
— Почему не сдаешься ты? Не бросишь их и не пойдешь со мной? Мы могли бы вместе изменять…
Но он подобрался слишком близко, рассчитывая столкнуть меня щитом.
Я взмахнул рукой, и его лошадь оступилась, скинув рыцаря на землю.
— Мор и войны следуют по твоим пятам! — закричал он.
— Любой прогресс требует платы.
— Глупец! Никакого прогресса не существует! То, как ты его представляешь, — не прогресс. Что хорошего принесут все твои машины и идеи, если сами люди остаются прежними?
— Человек не всегда поспевает за идеями, — ответил я, спешился и подошел к нему. — Вечных Темных веков жаждешь ты и тебе подобные. И все же мне жаль, что приходится делать это.
Я отстегнул нож и вонзил его в забрало, но шлем был пуст. Тот, кто скрывался под ним, ускользнул в Другое место, еще раз преподав урок тщетности споров со сторонником этической эволюции.
Я сел на коня и двинулся в путь.
Через некоторое время сзади снова заклацали подковы.
Я произнес слово, посадившее меня на лоснящуюся спину единорога, молнией прорезающего черный лес. Погоня продолжалась.
Наконец появилась маленькая поляна с пирамидой из камней в центре. Я спешился и освободил немедленно исчезнувшего единорога.
Я забрался на пирамиду, закурил и стал ждать.
На поляну вышла серая кобыла.
— Стелла!
— Спускайся! — крикнула она. — Они могут начать нападение в любой момент!
— Я готов, — сказал я.
— Их больше! Они победят, как побеждали всегда. А ты будешь терпеть поражение снова и снова, пока борешься. Спускайся и уходи со мной. Пока не поздно!
Молния сорвалась с безоблачного неба, но у пирамиды дрогнула и зажгла дерево.
— Они начали!
— Тогда уходи отсюда, девочка. Здесь тебе не место.
— Но ты мой!
— Я свой собственный и больше ничей! Не забывай об этом!
— Я люблю тебя!
— Ты предала меня.
— Нет. Ты говорил, что любишь человечество…
— Да.
— Не верю тебе! Не может быть — после того, что ты сделал…
Я поднял руку.
— Изыди Отсюда в пространстве и времени, — молвил я и остался один.
Молнии били чередой, опаляя землю.
Я потряс кулаком.
— Ну неужели вы никогда не оставите меня в покое? Дайте мне век, и я покажу вам мир, который, по-вашему, существовать не может!
В ответ земля задрожала и начала гудеть.
Я бился с ними. Я швырял молнии назад в их лица. Я выворачивал наизнанку поднявшиеся ветры. Но земля продолжала дрожать, и в основании пирамиды появились трещины.
— Покажитесь! — вскричал я. — Выйдите честно, один на один!
Но земля разверзлась, и пирамида рассыпалась.
Я падал во тьму.
Я бежал. Я был маленьким пушистым зверьком, а за мной по пятам неслась, рыча, свора гончих псов; их глаза сверкали как огненные прожекторы, их клыки блестели как мечи.
Я несся на крыльях колибри и услышал крик ястреба…
Я плыл сквозь мрак и вдруг почувствовал прикосновение щупальца…
Я излучался радиоволнами…
Меня заглушили помехи.
Я был пойман в силки, как рыба в сеть. Я попался…
Откуда-то донесся плач Стеллы.
— Почему ты рвешься, снова и снова? — спрашивала она. — Почему не довольствуешься жизнью спокойной и приятной? Неужели не помнишь, что они делали с тобой в прошлом? Разве дни со мной не бесконечно лучше?
— Нет! — закричал я.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Такая любовь — явление воображаемое. — Я был поднят и унесен прочь.
Она всхлипывала и следовала за мной.
— Я умолила их оставить тебя в мире, но ты швырнул этот дар мне в лицо.
— Мир евнуха, мир лоботомии… Нет, пусть они делают со мной, что хотят. Их правда обернется ложью.
— Неужели ты веришь в то, что говоришь? Неужели ты забыл солнце Кавказа и терзающего тебя грифа?
— Не забыл, — ответил я, — Но я ненавижу их. Я буду бороться с ними всегда и когда-нибудь добьюсь победы.
— Я люблю тебя…
— Неужели ты веришь в то, что говоришь?
— Глупец! — прогремел хор голосов; и я был распластан на скале и закован.
Весь день змея брызжет ядом мне в лицо, а Стелла подставляет чашу. И только когда женщина, предавшая меня, должна выплеснуть чашу мне в глаза, я кричу.
Но я снова освобожусь и снова приду с многими дарами на помощь многострадальному человечеству. А до тех пор я могу лишь смотреть на мучительно тонкую решетку ее пальцев на дне этой чаши и кричать, когда она ее убирает.
Перевел с английского Владимир РИЖСКИЙ.
Кто знает. Ведь в идеале «религия будущего» снимет вечные противоречия между приверженцами различных учений, прекратит войны между детьми Единого Бога и, напоив миром и благодатью, объединит всех под сводом одной веры.
У Бахаистских храмов — только один купол. На колоннах начертаны символы основных религий: крест (христианство), свастика (индуизм), шестиконечная звезда (иудаизм), полумесяц (ислам). Возник бахаизм в конце прошлого века в Иране. Сегодня он объединяет более пяти миллионов последователей в 166 странах, мира. На территории СССР первый храм был возведен в 1902 году в Ашхабаде. В 1926 году закрыт, в 1963 году — разрушен.
Сегодня бахаистская общика СССР насчитывает более тысячи человек. Общины существуют во всех регионах страны. Зарегистрирована одна — в Ашхабаде. Социальный состав — в основном интеллигенция промышленных российских городов. В последние два года численность бахаистских общин в СССР растет.
В июле 1850 года в персидском городе Тебриз был казнен молодой человек по имени Али-Мухамед. Последователи звали его «Баб» — врата, поскольку он объявил себя предшественником грядущего Посланника Бога. Казни еще 20 тысяч «бабидов» не остановили распространения веры. Мирза Хусейн Али, позже названный Баха-Уллой (по-персидски «Слава Господня»), родился в 1817 году в Тегеране, в семье, происходившей по прямой линии от древних царских фамилий Персии. Начав проповедовать учение Баба, Баха-Улла был заключен в тюрьму, подвергнут пыткам и изгнанию. В Багдаде — в то время Оттоманская Империя — в 1863 году Баха-Улла провозгласил себя Тем, о Ком пророчествовал Баб, и обратился с посланиями к правителям того времени. В них провозглашалось грядущее объединение человечества и восход новой мировой цивилизации. Скончался Баха-Улла в 1892 году, сосланный на окраину турецкой империи, в местечке Баджи, к северу от палестинского города Акка…
Примечательно, что «неформальными» духовными лидерами московской общины бахаистов также стали люди светские и весьма далекие от советской Средней Азии. Ричард Хейнсворт, химик, подданный Великобритании, и Фируз Казем-Заде, профессор истории, гражданин США. Я встретился с ними в подвальчике дома в Ордынском тупике — центре московских бахаистов, где проводятся их встречи и праздники: обыкновенные вечера московской интеллигенции, когда б не молитва вначале, которую, произвольно беря слово, читают садящиеся вкруг дети и взрослые — любую молитву, с любого места…
Ф.КАЗЕМ-ЗАДЕ: — Я бахаист в четвертом поколении. Мой прадед стал бабидом в персидском городе Исфахан в 1846 году — за четыре года до казни Баба. Отец, по профессии юрист, был одним из видных деятелей московской общины бахаистов, он работал с начала 20-х до 40 года в посольстве Ирана в Москве. Мать — русская, стала бахаисткой за три года до моего рождения в 1922 году.
РИЧАРД ХЕЙНСВОРТ: — Мои родители англичане: отец — эпидемиолог, мать — певица, оба стали бахаистами в молодости. В конце 1970-х в Африке, куда они приехали как миссионеры, я увидел карту мира, на ней красными точками отмечались бахаистские общины. Они были везде, кроме СССР и Китая. Я запомнил это. Позже мы с женой решили поехать в Россию. Стали работать переводчиками в московском издательстве «Мир». Проповедовать, тем более иностранцу, в СССР тогда было рисковано. Можно было привлекать только по одному человеку: личным примером, любовью, терпением, преодолением предрассудков. Это совпадало с одним из главных принципов нашего учения — мягкое, неагрессивное распространение веры, самостоятельный поиск истины; человек должен дойти до бахаизма сам.
Корр.: — Расскажите подробнее о принципах бахаизма.
Ф.К.: — Человеческий род прошел через эволюционные стадии, подобные младенчеству и детству, и находится сейчас в стадии мятежной юности (именно так надо расценивать сегодняшние конвульсивные перемены), приближаясь к долгожданной поре зрелости. Знак зрелости — это осознание главной доктрины бахаизма нашей эпохи — единства человечества. Единство, к которому мы идем, — не скучное единообразие, а единство в разнообразии.
Р.Х.: — Именно как судороги при переходе от юности к зрелости надо рассматривать сегодняшнее возрождение религиозного фанатизма во многих странах. Человечество, мы уверены, на пороге осознания второго главного принципа бахаизма — единства религий. Бахаисты почитают основателей всех мировых религий и рассматривают все их заветы как священные. Баха-Улла учит, что каждая религия состоит из двух частей: духовного учения и социального. На духовном уровне между всеми мировыми религиями — полная гармония. Различия — на социальном уровне: религиозные законы, предписания, обряды. То есть, вспомогательный механизм, изобретенный священниками (отнюдь не пророками!) для облегчения уверования, «удержания духа святости», необходимый людям того уровня духовного развития. Внешние материальные аспекты каждой религии проходят через стадии рождения, роста и упадка. Когда наступает стадия упадка, в сердце людей бросается новое семя, посылается новый вестник и начинается новый рост. Бахаисты верят, что Баха-Улла — последний по времени пророк Бога на Земпе. Его миссия — создать единство религий мира.
В основе здания бахаистских организаций — местные духовные собрания, состав которых избирается из достигших 21 года бахаистов местной общины. На ежегодных конференциях они избирают членов национальных духовных собраний. Всемирный Дом Справедливости — законодательный и административный центр, избираемый национальными духовными собраниями всех стран мира, имеет право издавать законы, не упомянутые в учении Баха Уллы. Первый состав Всемирного Дома Справедливости был избран в 1963 году и с тех пор переизбирается каждые 5 лет. Его резиденция — город Хайфа (Израиль), где на склоне горы Кермель по завещанию находившегося здесь в ссылке Баха-Уллы были перезахоронены останки Баба.
Главное в системе руководства бахаистской общиной — принцип совещания. «Истинная консультация, — говорит бахаистская литература, — есть духовный обмен мнениями в атмосфере любви».
Корр.: — Согласно вашему учению, что происходит с человеком после смерти?
Р.Х.: В течение земной жизни человека его душа связана с телом тем же способом, каким свет связан с отражающим его зеркалом. Зеркало разрушается, но свет продолжает сиять.
Физическое существование на Земле — опыт, необходимый для каждой души. На этой стадии человек имеет возможность развить такие свои духовные способности, как честность, сострадание, любовь, щедрость. Эти качества будут необходимы после того, как наше физическое существование окончится, поэтому они развиваются здесь, на Земле, подобно тому, как у плода во чреве матери развиваются глаза, уши, руки. Существование души после смерти настолько же отличается от той жизни, которую мы знаем, насколько жизнь в утробе матери отнимается от жизни после рождения. Мы не верим в реинкарнацию — новое воплощение в человеческое тело после смерти невозможно, как невозможно вернуться в утробу матери. Душа, освобожденная из тепа, продолжает свое развитие и продвижение к Богу, зависящее от усилий, которые мы затратили здесь, на земле. Пророки всех религий говорили о том же самом, только объясняли в словах, доступных тогдашнему уровню людей.
Корр.: — Как относится бахаизм к науке?
Ф.К.: — Их полная гармония — одно из принципиальных отличий бахаизма от других религий. Религия и наука — два крыла, на которых взмывают в высоту человеческие разум и душа, так говорят бахаистские Писания. Если человек попытается полететь, опираясь лишь на крыло религии, он уйдет в трясину суеверий; если полетит лишь на крыле науки, упадет в пустыню материализма… Любая религия, противоречащая науке, не истинна. Интересно отметить, что последние достижения науки подтверждают идею единства Вселенной и взаимосвязи всех сотворенных вещей.
Корр.: — Существуют ли у бахаистов какие-то «опознавательные знаки»?
Ф.К.: — Ни костюмом, ни прической мы не отличаемся от обычных людей. У нас нет обязательных собраний, обрядов. На богослужении или на свадьбе мы читаем отрывки из Бхават-Гиты, Библии, Корана, а на свадьбе после них, к примеру, может заиграть рок-н-ролл. Бахаист — это образ жизни, мысли, это атмосфера.
Корр.: — У бахаистов есть священники?
Р.Х.: — Нет. Необходимость в интерпретаторах отпала. Чтобы люди самостоятельно разобрались в истинности или ложности учения Баха-Уллы, им нужно только научиться читать.
Корр.: — Как бахаисты относятся к политическому устройству мира?
Ф.К.: — Мы считаем необходимым развитие мирового сообщества и всемирного парламента на основе справедливого представительства всех народов; образование всемирного правительства, Верховного Трибунала и Международного Исполнительного органа для обеспечения общих прав народов и оказания сопротивления агрессии; избрание единой системы мер и весов, установление международного вспомогательного языка… И, конечно, объединение религий. Ясно, что кризис нашей эпохи есть в основе своей кризис духовный. Источник его преодоления — божественные религии. Никакая серьезная попытка поправить дела человеческие не может игнорировать роли религии.
Корр.: — Каковы перспективы распространения бахаизма в СССР?
Р.Х.: — Чем больше люди будут знать о нас, тем больше их будет тянуть к нам. Бахаизм, находясь в гармонии с последними научными открытиями, разрешает сомнения современного человека, возникающие при знакомстве с догматами традиционных религий. Бахаизм, беря из традиционных религий Вечную Правду в очищенном виде, не раздражает современного человека непонятными церковными обрядами и ритуалами… Что касается вашей страны, страдающей сегодня от межнациональных и межрелигиозных раздоров, бахаизм, на мой взгляд, является в духовном плане одним из лучших лекарств — он напоминает людям, что цвет кожи, обряд — лишь формы единого содержания…
P.S.Багдадские улемы (мудрецы), желавшие погубить Баха-Уллу, требовали, чтобы он, в подтверждение своей Божественной Миссии, сотворил чудо. Баха-Улла согласился. Но улемы не смогли договориться между собой, какого именно чуда они ждут…
Может быть, возрождение бахаизма в СССР приблизит нас хоть еще на один шаг к чуду: объединятся все, кто не может договориться?