— Похоже, что у вас все концы, — сказал я.
— Не поймите меня превратно, Флорин, — сказал он. — Черт, неужели до вас все еще не дошло? — Он постучал по бугорку за ухом. — Здесь близнец вашего. Я был пойман тем же способом, что и вы.
— Но кем же?
— Советом.
— Продолжайте, у вас прекрасно получается.
— Хорошо. У них были планы: теперь очевидно, что они не сработали.
— Не заставляйте меня уговаривать вас, Барделл. Я из тех людей, которые любят слушать.
— То, что я могу рассказать, не сделает вас счастливым.
— А вы попробуйте.
Он хитро посмотрел на меня.
— Позвольте мне вместо этого задать один вопрос, Флорин: как вы добрались из вашего номера в довольно-таки заурядном отеле, до Дома Правительства? И по этому же поводу: как вы попали в отель?
Я стал припоминать. Ничего. Вспомнил номер. Попытался вспомнить детали регистрации, лицо коридорного…
быть, я позволил соскользнуть маске игрока в покер с моего лица, потому что Барделл оскалил зубы в беспощадной усмешке.
— А вчера, Флорин? Что-нибудь о вашем последнем деле? О ваших старых родителях, долгих счастливых годах детства? Расскажите мне о них.
— Это, наверное, действие наркотика, — сказал я, чувствуя, каким неповоротливым становится язык.
— В воспоминаниях Флорина, кажется, есть немало пробелов, — презрительно усмехнулся экс- Сенатор. — Как называется ваш родной город, Флорин?
— Чикаго, — сказал я, произнося название как будто на иностранном языке.
Сенатор выглядел озабоченным.
— Где это?
— Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если только вы не передвинули его.
— Лос-Анджелес? Вы имеете в виду Калифорнию? На Земле?
— Вы догадались, — сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который обнаружил на том месте, где обычно находился язык.
— Это кое-что объясняет, — пробормотал он. — Возьми себя в руки, приятель. Тебя ожидает нечто забавное.
— Валяй, — сказал я.
— Мы не на Земле, мы на Грейфеле, четвертой планете системы Вулф-9 в двадцати восьми световых годах от Солнца.
— Это, действительно, занятно, — сказал я, и мой голос был пустым, как игрушка на рождественской елке. — Выходит, не нас оккупирует чужая планета, а мы оккупируем ее?
— Вы не обязаны верить моим словам, Флорин. — Разбитая губа, а может быть что- то другое делало его голос не совсем ясным. — Посмотрите вокруг. Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните на солнце: это диффузный желтый гигант.
— Хорошо. Моя старая мама, если у меня была старая мама, всегда учила меня смотреть правде в глаза. В этом вы мне здорово помогаете. Кто-то взял на себя массу хлопот как на транспортировку меня к месту, называемому Грейфел, так и на постройку достаточно убедительных декораций. Должна существовать причина для всего этого, не так ли?
Он посмотрел на меня, как хирург смотрит на ногу, которую необходимо ампутировать.
— Вы не ведаете, что творите. Вторгаетесь я нечто недоступное вашему пониманию. Сущность не является тем, чем oga кажется…
— Не рассказывайте мне о том, чего не существует, говорите о том, что есть.
— Я не могу этого сделать. — Он что-то вертел в руках: с блестящими кнопками и хрустальной петлей наверху, на которую трудно было смотреть. — Я был терпелив с вами, Флорин, — сказал он, но его голос ускользал от меня, слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка не на тех оборотах.
Моя голова запульсировала болью. Я пытался ухватить ускользающий силуэт, но он растаял. Я увидел вспышку в солнечных лучах и услышал голос, раздающийся из-за холмов:
— …извини, Флорин…
Затем фиолетовая темнота взорвалась, и я очутился в самолете, упавшем в пучину, полную затихающего грома.
— Мистер, Флорин, — говорил легкий сухой голос, — вы создаете проблемы для всех нас.
открыл глаза, и славный парень со змеиной головой улыбнулся мне безгубой улыбкой и выдохнул фиолетовый дым из безносых ноздрей, сверкая глазами без век. Он развалился в шезлонге, одежда его состояла из открытого жакета, сшитого из оранжевых полотенец, и оранжевых шортов. Цвет их напоминал мне о чем-то, что я никак не мог ухватить.
— Это кое-что, — сказал я и сел на стул. Между нами был стол под бел очиним зонтиком. Позади террасы виднелась полоска белого песка, похожего на пляж, но не было моря.
Я старался не смотреть на блестящие серебристо-фиолетовые бедра, ребристую бледно-серую грудь с крошечными малиновыми пятнышками, на ступни толщиной с палец в сандалиях с широкими ремнями. Он заметил, что я гляжу на него и издал мягкое кудахтанье, которое, видимо, означало смех.
— Извините меня, — сказал он. — Я нахожу ваше любопытство поразительным. Я подозреваю, что в момент вашего растворения вы вытягиваете шею, чтобы раскрыть состав растворителя.
— Это просто безобидная эксцентричность, — сказал я. — Такая же, как ваши вкусы в одежде.
— Вы превозносите свой самоконтроль, — сказал он не столь искренне, как прежде. — Но что если перед вами предстанут аномалии настолько грандиозные, что ваше сознание будет не в состоянии ассимилировать их? Сохраните ли вы тогда хладнокровие? — он поднял руку, щелкнув пальцами. Лавина огня окутала его; его улыбка пульсировала в горячем мерцании, языки пламени бушевали вокруг меня. Я не сдавал позиций частично из-за того, что был парализован, а частично из-за того, что не верил в реальность увиденного. Он снова щелкнул пальцами и вокруг нас была уже зеленая трава, и солнце сверкало на поверхности в десяти футах над нами. Маленькая рыбка осторожно проплыла между нами, и он небрежно отмахнулся от нее и снова щелкнул пальцами. Падал снег. Толстый слой его покрывал стол, голову моего визави. Дыхание его украшалось ледяными хрусталиками.
— Ловко, — сказал я — А хороши ли вы в трюках с картами?
Он смахнул лед и сжал пальцы.
— Вы не поражены, — сказал он обыденным голосом. — Манипуляции со Вселенной ничего не значат для вас?
Я деланно зевнул. Значит, это была не фальшивка.
— Со Вселенной? — сказал я. — Или со мной?
— Вы удивительная натура, Флорин. Чего вы хотите? Что движет вами?
— Кто спрашивает меня об этом?