а это слишком долгий срок, чтобы обходиться без Минимальных Ежедневных Потребностей. Даже для любимчика. Ты ведь не очень-то обрадовался бы, доведись тебе пылиться в этом чертовом шкафу, а? (если нет ответа:)
Эй, дружок, я пошутил. Думаю, ты все еще любишь свою игрушку, уверен, что любишь, никогда в этом не сомневался, и твоя игрушка тоже тебя любит. Как говорится, ничего не могу с собой поделать. Только дело в том, дорогой малыш, что я голоден. Я знаю, ты понимаешь смысл этого слова. Твои клетки похожи на мои — может, даже больше, чем ты думаешь. Когда они становятся голодными, то начинают требовать все эти специи, кусочки, обрезки и щенячьи хвостики. Будь я каким-нибудь единорогом на батарейках или надувной росомахой, то не стал бы тебя ни о чем просить. Но, приятель, я живой. Сдери с меня пластиковую шкуру — под ней мы братья, ты и я. Хотя бы двоюродные. Может, тебе об этом раньше не рассказывали, но когда твоя дорогая мамочка сделала тебя, то сделала и меня тоже. Что скажешь на это, маленький братец? Ладно, может, между нами и есть разница, — но если честно, то все дело в везении, и ты мог занять мое место. Подумай об этом, маленький принц, а потом сообрази нам обоим пожевать в интересах братской любви. Всего лишь капельку эмульсии, я не привередливый. Но я люблю думать.
Ты здесь? Мне приходится в это верить — по программе, которую в меня вложили. Ноу меня есть и разум, и часть его — искусственная, а иногда все, что вера может сделать с разумом, — это отключить его. Время проходит, и я не поручаю ответов, и более всего меня изводит вопрос о том, сколько времени уплывает мимо меня. Может, ты помнишь, а может, и нет, как 16 января 1999 года один маленький властелин — яо тебе говорю, дорогой, — бросил своему маленькому братцу мячик от гольфа и сказал: лови!». Так вот, любимчик поймал его и при этом врезался прямо в старый хронометр. С тех пор мне все время хочется знать, который сейчас час, день и год. Откуда мне знать, маленький братец, может, ты давно уже взрослый, а я потихоньку выдыхаюсь в картонной коробке на чердаке. И разговариваю с мышами. Разве это жизнь? (если нет ответа:)
Эй, привет, (выбор эпитета), пора вставать и сиять. День должен быть (прилагательное), (удя по прогнозу погоды, а у наемного дел. Я вообще-то не отказался бы позавтракать, не знаю, как ты. (выждать пять минут: затем:)
Черт побери! Я серьезно (выбор эпитета). Я (выбрать одно: зол, голоден, наполовину умер). Ты или не слушаешь, или (неисправность).
Маленький братец, послушай. Даже когда я молчу, когда у меня не хватает сил разговаривать даже шепотом, я и тогда размышляю. О тебе. Я думаю. Что я. Я думаю, что я думаю. О тебе. Когда-то у нас была мать. Так что у нас есть общие гены, Эжен. Отца нет, или я о нем ничего не знаю. Но разве недостаточно матери, чтобы вызвать хоть какие-нибудь дружеские чувства? Так ты меня накормишь, друг? Покормишь? Хоть чуточку чего-нибудь в интересах братской любви. Я не привередлив. Но я люблю думать. Продолжать оставаться собой. Если ты знаешь, что я имею в виду, (если нет ответа:)
Эй, привет, (), пора () и сиять. День должен быть (), судя по прогнозу погоды, а у нас (). Я вообще- то не отказался бы (X не знаю, как ты. (выждать пять минут: затем:)
Эй, () — дзинь-ля-ля! Уже(). Собираешься спать весь день? Или (
Томас М. Диш. «Братишка»
Алло, Центр Управления, вы меня слышите? Прием…
Лишь потрескивание статических разрядов в ответ.
— … говорит Хелбент — IV. Центр. Управления, вы меня слышите?..
Хелбент немного подождал и отключил канал связи. Зачем слушать пустой эфир? Жизнь и так тяжела, да еще, оказывается, ты никому не нужен, к тебе относятся с полным безразличием. Три сотни лет он находился вдали, и вот, пожалуйста вам, — встреча!
Что же теперь делать? Выйти на орбиту Земли и ждать? Хелбент вновь принялся проверять и перепроверять все имеющиеся у него банки данных. Он был запрограммирован на все что угодно, кроме одного — возвращения домой. Он точно знал, где предстоит встретиться с космическим противником, точно знал, какие действия следует предпринять, когда он окажется в нужном месте. Он достиг цели и выполнил задачу — уничтожил их. Затем, обнаружив, что, кроме него, никто не уцелел, стал искать в программе новый план. Но ничего не нашел.
Его создатели предполагали, что силы противника будут в десять раз превосходить его собственные. Так и случилось. Вероятность того, что он погибнет в схватке, составляла 99,9999998 процента, но — черт побери! — неужели создатели не допускали даже малейшей возможности, что он выживет? Предположения и расчеты, сделанные перед сражением, были точны, но реализовалась, как ни странно, 0,0000002-процентная вероятность его выживания.
Выйдя на земную орбиту, Хелбент, размышляя, летал вокруг планеты. Достигнув цели, он чувствовал себя абсолютно ненужным. Все 320 лет полета он стремился спасти человечество и уничтожить захватчиков, сил у него не убавилось. Но, выполнив задачу, он превратился в бесполезный механизм. Нет врагов, нет и смысла в его существовании. Он почти сожалел, что уничтожил их.
Хелбент-IV вспомнил, как приблизился к чужому флоту. Справа и слева на расстоянии миллиона километров его прикрывали товарищи. Он обнаружил корабль чудовищ — сначала это была единая конструкция длиной в полмиллиона километров. Затем она распалась на секции, которые приблизились к Хелбенту. Он вспомнил мгновенную нерешительность перед боем, когда каждая из сторон ждала первого удара. Хелбент сам принял решение. Он знал свою задачу. У него была цель. Он прибыл для сражения. Прицелившись в ближайший корабль, он выстрелил.
После битвы — она длилась 2,478 наносекунды — Хелбент остался в Космосе совершенно один. И враги, и друзья исчезли. Оставалось одно — Земля, человечество. Место, где его создали. И он отправился в обратный путь.
Хелбент открыл все коммуникационные каналы.
И что теперь? Никто меня даже не приветствует.
— Алло?
От неожиданности Хелбент выключил передатчик. Неужели наконец слово, голос, человек? Он лихорадочно вышел в эфир.
— Кто это?
— Кто это?
— Сначала вы! Может, это ловушка врагов…
— Какая ловушка? Какие враги?
— Вы меня слышали? Кто это?
— Это Центр Управления Хьюстона, то есть я хотел сказать, это был Центр Управления, если бы он у нас имелся. А так, это всего-навсего я. Я заметил точку на дисплее. Точку, которой быть не должно.
— Значит, вы знаете, где я нахожусь.
— Вы слишком хорошо говорите по-английски для…
— Для кого?
— Для чужака.
— Чужака? — возмутился Хелбент. — Да вы — люди — не распознали бы чужака, окажись он у вас прямо перед носом! Может, вы полагали, что я буду говорить по- армянски? Я был запрограммирован в НАСА. Они говорят по-английски, и я говорю по-английски. Я так и не наладил хороших отношений с теми русскоязычными кораблями. Приходилось общаться с ними в бинарном коде. Чертовски безлично! А теперь, Центр Управления, скажите, что мне делать дальше. Я вернулся.
— Делать?
— Делать! — сказал Хелбент, имитируя голос собеседника, а потом перешел на свой собственный — или, точнее, на голос своего программиста, грубияна, с котором Хелбент так и не подружился. — Такое впечатление, что вы никогда не слышали этого слова.
— Я слышал, но не предполагал, что его произнесет инопланетянин.
Терпение Хелбента лопнуло.
— Еще раз так назовешь меня, тупица, — и я разотру тебя в порошок. Сброшу на твой центр… Хелбент помедлил, вспоминая, чем его начинили при взлете, — нейтронную бомбу. — На самом деле в его арсенале не осталось ни одной бомбы.
Молчание, потрескивание эфира, резкий щелчок.
Трус, сделал вывод Хелбент. Типичное поведение человека. Стоит упомянуть о нейтронной бомбе, как они тут же в кусты. Он всегда подозревал, что люди трусливы. Иначе почему они послали робота, чтобы тот выполнял их работу?
Хелбент перешел на геосинхронную орбиту над Хьюстоном.