Де Бейлаш, Фреска, миссис Кэммелл
Вращаются вокруг Медведицы дрожащей,
На атомы распавшись.
Пианино смолкло, предоставив Эриху услаждать наш слух в одиночестве. На Большом Компенсаторе замигал ярко-зеленый сигнал срочного вызова. Я стряхнула с себя оцепенение, и мы втроем с Марком поспешили следом за нашими товарищами.
Индикатор погас. Сид велел нам не двигаться, чтобы мы не загородили ему свет. Мы затаили дыхание, а он, все время косясь на индикатор, принялся подкручивать регуляторы.
Рука его скользнула над панелью интровертора к Малому Компенсатору, и Место в единый миг погрузилось во мрак. Я стиснула ладонь Эриха; глаза мои быстро привыкли к темноте, но я по-прежнему ничего не различала.
Зеленая лампочка зажглась снова. Тусклый свет ее падал на лицо Сида, придавая ему сходство с обитателем морских глубин. Накал понемногу усиливался, и вот Сид включил освещение. Я облегченно вздохнула.
— Кем бы они ни были, теперь добро пожаловать. Готовьтесь принимать гостей.
Дверь появилась слева вверху, на своем обычном месте, но прорисовалась подозрительно быстро. На меня пахнуло соленым морским бризом, но Ветров Перемен, на встречу с которыми я настроилась, не было и в помине. Дверь стала чернильно-черной; в ее проеме показалась смуглая женщина. Мелькнуло что-то серое, послышался цокот копыт. Бо взял гостей на мушку. Дверь исчезла, Женщина направилась к нам. Ее сопровождали серебристый лунный осьминог и венерианский сатир.
Обвешенный оружием лунянин нес в щупальцах кипу одежды. Сатир на пару с женщиной тащил бронзовый, тяжелый на вид сундук. На женщине была короткая юбка и куртка с высоким воротником густого темно-коричневого оттенка. Волосы ее были уложены в традиционную критскую прическу. На ногах, выше сандалий, посверкивали ножные браслеты; среди наручных я разглядела обруч вызывного устройства. С широкого пояса свисал двусторонний боевой топор. Смуглая, с осиной талией; покатый лоб, крошечный подбородок — лицо ее сильнее всего напоминало наконечник стрелы.
Меня словно осенило. Но не успела я воскликнуть «Кабизия Лабрис!», как раздался восторженный вопль Мод:
— Кто к нам пришел! Это же Каби с двумя друзьями!
Лишь сейчас я рассмотрела, что лунянин — не кто иной, как мой старый приятель Илхилихис, и изумилась себе самой: наконец-то я научилась отличать одну осьминожью физиономию от другой.
Подойдя к тахте, Илли свалил на пол всю свою амуницию. Сатир поставил сундук. Каби пошатнулась, но оттолкнула обоих инопланетян, когда те хотели поддержать ее, а Сида, который шагнул было к ней, испепелила взглядом. Хороша «подружка с Крита», подумалось мне.
— Илли, сколько снов мы с тобой не виделись? — спросила я.
Я подставила Илли ладонь, и он принялся выстукивать на ней все, что хотел мне сказать. Интересно, кто научил его английскому? Продолжая разговор, он извлек из своей сумки бинт и обмотал им обрубок щупальца.
Тем временем сатир опустился на колени перед сундуком, который был украшен изображениями свастики, но вряд ли принадлежал когда-либо нацистам. С крышки его таращились на нас маленькие черепа.
— Ловко ты подгадал с Дверью, шеф, — сказал сатир Сиду. — Может, подсобишь?
Сид нажал кнопку на панели малого Компенсатора, и мы все утратили вес. Мой желудок немедленно взбунтовался. Сатир взгромоздил на сундук одежду и оружие, которые побросал Илли, и отволок это шаткое сооружение к дальнему койцу стойки бара.
Я поинтересовалась у Илли, как зовут сатира. Лунянин сообщил мне, что его зовут Севенси и что раньше он его не встречал. Я знала, что сатиры — из будущего, нас отделяет от них миллиард лет, так Же, как и от лунян, — правда, те из прошлого. Должно быть, Скорпионов по-настоящему приперло, раз они отрядили на операцию существ, между которыми разница в два миллиарда лет. Ну и цифра!
Я хотела было выспросить у Илли все подробности, но тут вернулся Бо с громадной красно-черной глиняной кружкой в руке. Посуды у нас в избытке, самой разной: ведь одни привыкли к рюмкам, а другим подавай стаканы. Выхватив кружку у Бо, Каби осушила ее чуть ли не до дна одним глотком и грохнула об пол.
— Богиня! — воскликнула Каби, ударив кулаком по подушке. — Неужели я столь провинилась, что должна наблюдать, как сызнова гибнет Крит?
Со всех сторон посыпались вопросы. Каждому хотелось узнать, что произошло на Крите. Каби подняла руку, требуя тишины, сделала глубокий вздох и начала:
— Битва шла без перевеса. Черные сороконожки наступали, наседали дорийские галеры. С Севенси укрывшись в скалах, игломет мы наводили, чтобы потопить дорийцев. С нами был и Илхилихис, с виду — чудище морское. Вдруг…
Голос ее дрогнул, она всхлипнула, но лицо ее по-прежнему искажено было гримасой ярости.
«Когда я читаю газету, мне чудится, будто между строчками притаились призраки. Похоже, они повсюду. Я сравниваю призраков с крупинками песка: их тоже не перечесть».
Уперев руки в бока, наш командир обратился к нам так сурово, словно мы вели себя как не в меру расшалившиеся дети.
— Слушайте все! Хозяин на станции я, чума на ваши головы! Переменчивый Мир может катиться в тартарары, но ты, милочка, сперва приди в чувство, а потом расскажешь нам, что с тобой случилось. Пока же — никаких расспросов. Бо, сыграй нам что-нибудь повеселее.
Фыркнув, Каби позволила Сиду обнять себя за плечи.
— Договорились, толстяк, — буркнула она.
Зазвучала музыка. Мы подыскали нашим инопланетянам пары, и все остались довольны.
Знаете, в Переменчивом Мире про восстановительные станции ходит немало слухов, но верить им ник чему. Да, Солдаты ищут у нас отдыха и развлечений, Но как же иначе: даже если их не ранило, они все равно нуждаются в лечении — ведь душевные раны бывают пострашнее телесных.
Сражаться во Времени — это серьезное дело. Немного найдется таких, чей рассудок безболезненно перенес превращение в Двойника, просто в Демона, не говоря уж о Солдате. Разве можно отказывать в помощи тому, кто о ней умоляет? Они всего и просят, чтобы их обихаживали да жалели. Кстати, забавно получается: инопланетяне и земляне — все предпочитают общество существ противоположного пола.
Вот суть того, чем мы занимаемся на восстановительных станциях. Мы Комедианты; мне нравится это прозвище. Мы должны быть актерами, психотерапевтами, няньками, разбираться в этнологии. Главное же — чтобы в нас видели надежных друзей.
Сид вывел из Кладовой Призраков графиню, ослепительную блондинку в белой атласной юбке до пят и с пышным эгретом на шляпке. Прозрачная как сигаретный дымок, она затмила собой и меня, и Мод, и Лили. Сначала туманная, словно в дымке, она с каждой секундой становилась все более реальной. Прищелкнув каблуками, Эрих поклонился, поцеловал ей руку, усадил на кушетку и заговорил по-немецки. Он покачивал головой, льстиво улыбался и болтал без передышки, и наконец она начала отвечать ему взаимностью, а взгляд ее утратил безразличное выражение. Что ж, за Эриха можно не волноваться, честь рейхсвера он не посрамит.
Марку досталась греческая гетера по имени Фрина — наверное, все-таки не та, которая содержит знаменитый стриптиз-клуб в Афинах. Он поил ее виски с содовой, то й дело посматривая на Каби, которую Сид настойчиво угощал хлебом с оливами и вином. Док — вот чудо-то! — с воодушевлением втолковывал что-то Севенси и Мод. Бо заиграл новый мотив. Брюс и Лили, облокотившись на пианино, одобрительно улыбались, однако улыбка Лили предназначалась не Бо.
Налюбовавшись на них, Илли повернулся ко мне и проквакал:
— Потешные вы существа, Гретхен, и ваши одежды яркие, как флаги.
— Илли, ты прелесть, — отозвалась я и легонько похлопала его. Шерсть Илли еще топорщилась, и я решила, что Сид мне не указ. Надо выведать, где их троих носило. Расскажет — успокоится, да и любопытно опять же.
«Дева, Нимфа и Мать — вот та Троица, которой поклоняются на острове. Это ипостаси Триединой Богини, связанные с фазами луны — возрастанием, полнолунием и убыванием».
Каби отвергла очередную порцию оливок. Сид вопросительно приподнял кустистые брови, но она коротким кивком дала ему понять: мол, она знает, что делает. Едва она встала, все притихли; замолчали даже Брюс с Лили. Выражение лица Каби смягчилось, но голос ее звучал как-то неестественно.
— Горе Криту, Скорпионы! Вести тяжкие несу я. Мужественно их примите. Только навели орудье мы, как треск вокруг раздался. Пушка наша раскалилась и растаяла в мгновенье, тепловым лучом задета. Испугавшись, что в засаду Скарабеев мы попали, я послала срочный вызов.
Понять не могу, как это у нее выходит. Ведь говорит она не по-гречески, а по-английски! Не репетирует же она заранее, в самом деле?
— Мы надеялись пробиться и, быть может, обнаружить лучемет, что нас нащупал. Поползли в обход мы трое; вскоре нам открылся лагерь Скарабеев: их там было множество, в костюмах критских.
Раздались возмущенные возгласы. Как говорили Солдаты, Война Перемен велась по неписаным правилам. Но обсуждать это Комедиантам было не положено.
— Их галеры черной стаей все вдоль берега шныряли. Снова греки победили, Скарабеями ведомы. Ощутила я внезапно: Ветры Перемен задули. Я как будто раздвоилась; затуманилось сознанье, руки мелко задрожали… Но достиг мой вызов цели — Дверь, по счастью, появилась. Мы нырнули, а за нами хлынули воды потоки.
Мне вспомнилось, как когда-то, на Золотом Побережье Чикаго, Дейв учил меня плавать с аквалангом. Да, Каби не позавидуешь.
— Все смешалось ненадолго. Дверь захлопнулась за нами. Мы на станцию попали, где трудился в одиночку в тесноте волшебник старый; его звали Бенсон-Картер. Откачал он быстро воду, сообщил о нас куда-то. Мы обсохли, отдохнули. Вдруг меня как подтолкнуло посмотреть на Компенсатор. Он гудел, менялся, таял! Бенсон-Картер тронул ручку — и без чувств на пол свалился. Начала темнеть Пучина, сокращаться и сжиматься. Снова я послала вызов — вовремя, скажу вам честно!.. Я не знаю, так ли, нет ли, но мы трое испугались, что проклятым Скарабеям удалось проникнуть в тайну наших станций на Глубинах. Может статься, их атака повредила Компенсатор.
Я исподтишка огляделась: похоже, струхнула не я одна. Если Каби не привирает, значит, с нами покончено. Только Брюс и Лили продолжали улыбаться друг другу. Любовь, говорят, придает храбрости. Смотря кому; мне она доставляет сплошное беспокойство.