88039.fb2
Стив живет на одних бутербродах.
Бго дикция стала лучше.
— Понимаешь, что получилось? Пошла обратная связь через усилитель — и установка стала передавать через открытый контур. Эти двое спали, их подсознание было открыто, настроено на прием. Ты их вспомнил, настроился, подключился… Слышал о наведенных сновидениях? Ну, когда тебе снится кто-то, кого ты не видел сто лет, а на следующий день вы встречаетесь? Значит, теперь мы можем делать это сознательно! Телепатия во сне с помощью техники! Слушай, приезжай сегодня ко мне, проведем парочку экспериментов…
— Как-нибудь в другой раз, — сказал я. — А сейчас я хочу поспать. Просто так, без приборов. Пока.
Пора было ехать домой. Я решил пропустить еще стаканчик на сон грядущий и побрел к стойке.
Она как раз шла к микрофону — метр семьдесят пять сантиметров моей мечты, одетой в облегающее белое платье. Стройная зеленоглазая брюнетка с изысканным овалом лица и крошечной очаровательной родинкой на левой щеке.
Возможно, декольте было слегка рискованным, но в целом платье выглядело куда лучше того убожества, в которое ее нарядил Красвелл.
Просочившись за кулисы, я получил из ее глаз две зеленые ледяные пули. Да, она немного знает мистера Красвелла. Нет, вчера около полуночи она не спала, а какое мне, собственно, дело?
Девочка из элитного колледжа. Какого черта она делает на эстраде? Я ее представлял себе совсем иначе…
Я спросил, почему она так холодно со мной разговаривает.
— Возможно, потому, что у меня нет ни малейшего желания продолжать эту беседу, — ответила она.
— И я не собираюсь перед вами отчитываться в моих симпатиях и антипатиях… — Она нахмурилась, как бы пытаясь что-то вспомнить. — Во всяком случае, вы мне не нравитесь. Извините — мне пора на сцену.
— Но я хотел бы объяснить…
— Что?
Я стоял, как дурак, с открытым ртом и разглядывал ее платье — вид сзади.
Ну как, скажите, можно оправдаться перед девушкой, которая даже не подозревает, что вам есть в чем перед ней оправдываться? Она не спала — значит, ей не снилась эта дурацкая история с юбкой. А если и снилась — это был не мой сон, это был сон Красвелла! И из-за индукции в дурацкой машине Блэкистона в ее подсознании появилась безотчетная неприязнь ко мне. И для того, чтобы эту неприязнь уничтожить, нужен был психиатр. Или…
Я позвонил Стиву прямо из клуба.
— Слушай, мне надо кое о чем подумать — в этой твоей машине. Я сейчас выезжаю.
Я бежал обратно — и снова столкнулся с ней.
Она закончила номер. Я вцепился в нее глазами, стараясь запомнить все подробности.
— Извините, мисс, ради всего святого, когда вы ложитесь спать?
Запахло пощечиной, но я успел увернуться.
— Ладно, подожду, — сказал я. — Мы с вами еще увидимся. Приятных сновидений!
Когда психиатр не способен справиться с поставленной задачей, на помощь приходит искусство. Ведь журналист, от имени которого ведется повествование, в своем роде не меньший маг и волшебник, нежели писатель-фантаст.
Если хотите, идею произведения можно представить как изощренную схватку между «критическим реализмом» самого бытописательского толка (праща, с оттенком вестерна) и любимой многими «героической фэнтези».
Впрочем, юмор автора спас его от неизбежных нападок фэнов и позволил признанным специалистам по фантастике неоднократно включать рассказ в состав престижных антологий НФ.
Ну а если всерьез: способно ли искусство театра (ибо перед нами сцена, на которой разворачивается действие, где герои выступают режиссерами) излечить от душевной болезни? Заглянем за кулисы единственного в России психотерапевтического театра.
Да, именно так. Не Большого, не Малого, не Художественного, а — психотерапевтического. Не пугайтесь медицинского термина: в сущности каждый театр — кукольный, марионеток, даже теней — воздействует на наши души, надеется врачевать их. Существует и обратная связь. Театр, оказывается, тоже зависит от состояния наших душ, от того, что этим душам угодно или, наоборот, противно. Все театры в мире рождались, отвечая потребностям своего времени, своего общества. Пришло и такое время, когда людям стал нужен подлинно лечебный театр. Идея такого театра родилась в первой четверти нашего века, вскоре после первой мировой войны (об этом расскажем ниже). Представители европейской цивилизации, уже давшей миру психоанализ, полагали еще, что человечество можно спасти столь «изящным» средством. Призрак коммунизма только маячил издалека, еще не произошло многих страшных событий века, еще не ставил своего диагноза «больному» обществу Эрих Фромм.
Вернемся к тому, что угодно душам. Конечно, у людей души разные. Некоторым из них вполне впору такой, скажем, театр, который каждую неделю миллионы телезрителей наблюдают около расчерченного «нитями судьбы» барабана «Поля чудес». Стабильно, если верить данным социологических опросов, эта передача имеет один из самых высоких рейтингов на ТВ. Столь же велика популярность ведущего капитал-шоу, то и дело мелькающего в различных рекламных роликах. Ему прощаются и пошлые шутки, и откровенные издевки, и просто грубость. «Свой парень».
Феномен подобной популярности несомненно может заинтересовать психологов, философов, социологов. Но не будем отрицать общего психотерапевтического эффекта разворачивающегося действа. Разве не примиряет с жизнью, не утешает мысль, что и ты, как эти счастливчики, не слишком напрягаясь, можешь в одну прекрасную пятницу получить все эти видео-, стерео-, микроволновые «чудеса»? Помните, как доверчивый Буратино, закопавший по совету мошенников свои монеты, ждет золотого урожая? А тут и закапывать, и сеять ничего не надо. Поле чудес!
Такая идет игра…
Всякий театр и есть игра, которую считают основанием культуры (с концепцией Й. Хейзинги мы уже знакомили читателей). Но это только одна сторона театра, как всякое искусство он служит познанию жизни. Это происходит не умозрительно — театр жизнь воссоздает. Нам предлагается ее образ, модель, если хотите, подобие, которое к тому же на наших глазах как бы исследуется. В театре используются слово, музыка, цвет, организация пространства — все то, что есть в других видах искусства. Но в них нет главного «материала», которым пользуется театр. Человека. Актера.
Что он делает на сцене? Актерскую игру Михаил Эпштейн называет реализацией метафоры, когда одному предмету присваиваются свойства другого. Актеру приходится как бы вмещать в себя личность другого человека, сохраняя при этом и личность собственную. Получается, что в одном теле какое-то время сосуществуют несколько душ, причем, вполне равноправно. Поэтому говорят давно не Гамлет Шекспира, а Гамлет Лоуренса Оливье, Гамлет Джона Гилгуда, Гамлет Смоктуновского, Гамлет Высоцкого. И принцы датские здесь несомненно разнятся друг от друга, хотя и говорят одни и те же слова Раздвоение личности? Подобная ситуация составляет предмет изучения психиатрии, если такое сосуществование душ заходит у человека слишком далеко. Но в театре это всего лишь игра. Актеры, легко погружаясь в нее, столь же легко из игры выходят. Похоже, что они любят усложнять свою задачу. Обратим внимание на репертуар больших артистов, играющих мировую классику: Эдип, Тартюф, Гамлет… Персонажи, пребывающие в мучительном разладе с действительностью, самими собой. Само бытие их театрально, каждый из них выступает в роли, отчужденной от собственного «я». Смысл речей Гамлета темен для королевского двора, воспринимающего слова принца как признаки безумия. И одновременно этот смысл отвечает внутренней правде, говорит не о безумии, а об углублении ума. Мы, зрители, обыкновенные люди, понимаем происходящее — такова магия театра. Он возвращает человеку то, что отнято у него в реальной жизни.
Происходящее на сцене, с актером, философия театра интересовали многих исследователей, в том числе психологов и психиатров. С одной стороны, реализуя метафору, актер как бы моделирует психопатологическое состояние. С другой стороны, театр вообще может многое рассказать о человеке. Интересно, что кому-то очень легко удается жить в искусственной реальности, «примерять» на себя множество разных масок. Другой человек не в состоянии справиться с единственной, данной ему в ощущении, реальностью. Обо всем этом задумался в свое время Якоб Морено, которому как раз и принадлежала идея лечебного театра.
В начале века этот человек изучал в Венском университете философию и медицину и стал основателем движения групповой психотерапии (это точка зрения западных психологов). Еще студентом попытался организовать группы самопомощи для одиноких проституток, позднее занимался проблемами итальянских крестьян-беженцев. Вскоре после первой мировой войны Морено заинтересовался так называемым спонтанным театром. Ему казалось, что люди становятся похожими на роботов, лишенных индивидуальности и способности к творчеству. Наблюдая игры детей в венских парках, он восхищался их способностью легко переселяться в мир самых безумных фантазий, ломать все поведенческие стереотипы. Видя, какую радость доставляет им игра, он подумал о психотерапевтическом значении чувства внутренней свободы, которую, видимо, ощущали дети. Сначала его идея носила несколько общий, гуманистический характер: реализация творческого «я» в «театре жизни». Позднее «спонтанный театр» Морено становится методом коррекции личностных изменений и гармонизации психического развития. Он ввел в психотерапию понятие психодрамы — метода, позволившего впервые в условиях группы изучать личностные проблемы, фантазии, страхи. В спонтанном театре никто не создает воображаемых героев, его участники выражают только собственные проблемы. Началом такого театра послужила постановка на сцене с помощью профессиональной труппы истории конфликта одной актрисы со своим женихом. Опыт оказался интересным: он помог самой паре, привлек внимание членов труппы.
Психодрама исходит из естественной способности людей к игре. Морено полагал, что люди ведут себя в обычной жизни подобно актерам в театре. Они вовлечены в соблюдение ритуалов, ограничивают себя рамками роли, которую предлагают им окружающие, действительность. Они могут одинаково вежливо улыбаться и в радости, и в горе, не открывая другим истинные чувства и переживания. Морено казалось, что в психодраме люди обретают внутреннюю свободу, избавляются от гнетущих их переживаний и комплексов. В отличие от пассивного психоанализа, что предложил З. Фрейд, — игра, творчество.
Психодраматические группы расширяли ролевой репертуар, их участники исследовали самих себя и друг друга и в процессе разыгрываемого представления решали свои личностные проблемы. Морено верил в силу спонтанности, которую называл «хитрым катализатором творчества». Театр он использовал как лабораторию для изучения этого «катализатора» и обнаружил, что импровизации можно научиться, создавая специальные приемы для тренировки спонтанных действий. Морено предлагал участникам самим выбирать себе роль в психодраме — реалистическую и нереалистическую, но играть, не перевоплощаясь в другого, играть самого себя в меняющихся ситуациях. Это не означало, однако, что во время психодрамы не могут использоваться привычные действия. Спонтанность содержит две переменные: новизну и адекватный ответ. Последнее может вызвать как раз привычные действия, поскольку это необходимо для данной ситуации. Для этого участник группы должен быть знаком с культурными и социальными традициями, ограничениями. В противном случае поведение его может оказаться патологическим.
Как в обычном, традиционном театре, психодрама должна кончаться катарсисом. Понятие катарсиса, восходящее к античным трагедиям (определение катарсиса дал Аристотель), не претерпело за века изменения. Более того, Фрейд и Морено это понятие использовали в значении и целях точно таких же, как и древнегреческие драматурги. Эмоциональное потрясение, внутреннее очищение. Античный театр добивался этого, Морено хотел того тоже. Но главное, чтобы катарсис пережил сам участник психодрамы, разыгрывая ее и одновременно освобождаясь от нее.
На первых порах зрителями психодрамы были только участники драматического действия, но потом в атмосферу занятий эмоционально вовлекались люди, не принимавшие в психодраме непосредственного участия. Морено строил планы создания «открытой» психодрамы — такую программу он хотел осуществить с любительской труппой Карнеги-холла, когда переехал в США в середине 50-х годов.
Однако мы начали с информации о психотерапевтическом театре, который появился в России. Зачем так много о психодраме Морено? Без этого не будет понятна философия московского лечебного театра. О психодраме Якоба Морено в свое время отечественные специалисты знали мало — в учебниках психотерапии, психиатрии концепциям западных ученых посвящались разве что один — два абзаца, с непременным выводом о «порочности методологических основ». Тем не менее идеи Морено оказали несомненное влияние на московских психотерапевтов.
Марк Бурно, доцент кафедры психотерапии бывшего Центрального института усовершенствования врачей, создавший лечебный театр, назвал его четко психотерапевтическим. И взяв идею ролевой игры, на чем основана психодрама Морено, пошел иным путем. Возможно, это связано с более трудным контингентом «актеров»— клиницист Бурно работает с людьми, имеющими серьезные психологические, психиатрические и неврологические проблемы. для отечественной медицины (и психиатрии, в частности) характерны патерналистские отношения врача к пациенту. Поэтому актеры московского психотерапевтического театра играют не самих себя, они играют определенных врачом персонажей. Автор пьесы, премьера которой показана была театром, — «Новый год в лесной избе» — сам Марк Бурно, который хорошо знает проблемы своих пациентов. Поэтому роли писались под конкретных людей, конкретные проблемы.
Внешне представление психотерапевтического театра напоминает средний любительский спектакль — эстетам театра там делать нечего. Условные персонажи— семья медведей, волк, лиса, кот, пес — говорят «человечьим» голосом, вполне о «человечьих» делах. Волк и медведь, увы, алкоголики, которых пытается отучить от пагубной привычки почитаемый в лесу доктор-олень (угадываются в этом персонаже черты самого автора пьесы). Поэтому возможны почти пародийные реплики, вроде: «Зверь должен быть свободен: пить или не пить». Однако в тексте «запрятаны» все основные положения психотерапевтических бесед, которые врач ведет со своими пациентами. Теперь это предлагается сделать в игровой форме им самим: участники спектакля являются как бы психотерапевтами друг друга. С точки зрения врача, это одна из важных граней театра.
Душевный склад личности для него связан с биологической основой. Человеку надо найти свое «я» как личности определенного душевно-телесного склада. Есть классическая типология личностных вариантов, и обрести счастье, духовную свободу человек может внутри своего варианта. Поэтому участники группы непременно знакомятся с элементами типологии личностей, изучая характеры как бы в разрезе. Потом это поможет лучше понять и себя, и других, увидеть свои проблемы. Врач только помогает сделать это скорее. В том числе и не лишенными морализаторства монологами, которые пишет для актеров своего театра. Профессиональный режиссер, ставивший спектакль, был поражен, как быстро участники освоили сценическую площадку. Режиссер видит и проявления вдохновения, таланта, а ведь совсем недавно эти люди казались замкнутыми, потерянными, некоммуникабельными.
Врачу очевидно: пациенты «выплывают» из состояния тревожной неопределенности, расстаются с ощущением своей неполноценности. Это не означает полного перерождения личности, каждому дано право остаться самим собой. В конце концов все вместе, со всеми нашими несовершенствами, мы и есть человечество, считает Марк Бурно. Из этой общности «никто из нас просто так выпасть не может».
Однако у режиссера и врача есть расхождения: режиссеру хотелось бы эстетически более значимого результата Он не очень доволен ритмом спектакля, который замедляют те самые монологи. Врачу более интересен сам процесс — общения, совместной работы, взаимораскрытия каждого. Он думает, как можно поменять артистам роли: персонажа, который индуцирует зло в других, играет совершенно чуждый зла человек. Не трудно ли это дается ему?
Впрочем, возможно, опасения напрасны. Актеры принимают условия игры, значит, уже имеют достаточно сил, чтобы подняться над собственным недугом, разрушить скорлупу, в которую были им заданы. Это путь к свободе. Запомнилась реплика талантливой исполнительницы роли Лисы: «очень хочется пошалить». (Вспомним, что идея лечебного театра подсказана Морено детьми).
Вот что получилось: психотерапевт московской школы, стоящий на позициях материализма (Марк Бурно называет себя «материалистом духовным»), уже почти 30 лет разрабатывает на практике концепцию «терапии творческим самовыражением». Согласитесь, это нечто нематериальное. Однако именно оно позволяет вести весьма сложных пациентов практически без лекарств. Марк Бурно прибегает к ним только в случаях, когда требуется «скорая помощь». Поэтому его методика не имеет нежелательных побочных действий. А каковы действия желательные? Один из участников группы оставил идею суицида. Другой… Об этом слишком долго. Главное, что все эти молодые люди ждут с нетерпением очередной репетиции, встречи друг с другом, со зрителями.
Поэт Иосиф Бродский сказал однажды: человечество спасти уже не удастся, но отдельного человека — еще можно.
Пожалуй…