К этому моменту я уже начал робко изучать среду, в которой оказался.
«Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!» и снова «Ой-ой-ой!» произносил я — как долго это продолжалось, я вряд ли смог бы сказать. Неожиданно среда откликнулась на мои стенания, всунув термометр мне в рот и принявшись считать мой пульс.
— Пришли в себя, мистер Кассиди? — спросил голос.
— Блюм, — ответил я, силясь рассмотреть лицо медсестры и поспешно прикрыв глаза, как только мне это удалось.
— Вам очень повезло, мистер Кассиди, — сказала она, вынимая термометр. — Я пойду позову доктора. Он с нетерпением ждет возможности поговорить с вами. А вы полежите спокойно. Не напрягайтесь.
Поскольку я не испытывал особого желания соскочить с кровати и заняться зарядкой, мне было совсем нетрудно выполнить ее приказание. Я еще раз попробовал оглядеться по сторонам, на этот раз все выглядело совершенно нормально. Понятие, «все» включало в себя больничную палату на одного человека и меня на кровати, которая стояла у стены возле окна. Я лежал на спине и довольно быстро сумел обнаружить, до какой степени моя грудь замотана в бинты и пластырь. Представив себе, что повязку когда-нибудь будут снимать, я невольно поморщился.
Несколько минут спустя мне показалось, что здоровенный молодой парень в белом халате внес в палату улыбку и доставил ее прямо к моей постели. Переложив мою карточку из одной руки в другую, он потянулся ко мне. Я решил, что его заинтересовал мой пульс, но доктор схватил мою руку и начал ее изо всех сил трясти.
— Мистер Кассиди, я доктор Дрейд, — представился он. — Мы встречались с вами раньше, но вы этого не помните. Я вас оперировал. Рад, что вы можете пожать мне руку. Вы очень везучий человек.
Я откашлялся, и мне стало больно.
— Это приятная новость, — выдавил я.
Доктор взял мою карточку.
— Поскольку ваша рука находится в такой прекрасной форме, — заявил доктор, — не могли бы вы поставить подпись вот на этих бумагах?
— Минутку, — сказал я. — Мне ведь даже не известно, что вы со мной делали. Так что я не собираюсь ничего подписывать.
— О, это вовсе не то, о чем вы подумали, — пояснил доктор. — Я просто хотел получить разрешение воспользоваться своими заметками и фотографиями для статьи, которую хочу написать.
— Для какой статьи? — спросил я.
— Статьи, посвященной причине, которая позволила мне назвать вас очень везучим человеком. Вам ведь выстрелили в грудь, знаете ли.
— Ну, это я понял.
— Любой другой человек на вашем месте был бы уже покойником. Только не старина Фред Кассиди. А знаете почему?
— Скажите мне.
— Сердце у вас совершенно необычное.
— Да?
— Вы что, до сих пор не знали об особенностях своей системы кровообращения?
— Ну не совсем, — замялся я. — Правда, до сих пор мне еще никто не стрелял в грудь.
— Так вот, ваше сердце является зеркальным отображением обычного. Vena cavae[12] выполняет функцию аорты, а легочная артерия получает кровь из левого желудочка. Ваши легочные вены несут свежую кровь в ушко правого предсердия, а правое предсердие качает ее через дугу аорты, которая сдвинута вправо. Правые камеры вашего сердца, следовательно, имеют более плотные стенки, которые у обычных людей расположены слева. Если бы кому-нибудь выстрелили туда же, куда попали вам, было бы поражено левое предсердие, или, возможно, аорта. В вашем же случае пуля, прошла на безопасном расстоянии от infirior vena sava[13].
Я снова закашлялся.
— Пуля, конечно, причинила вам вред, — продолжал доктор. — Дырка в груди у вас все-таки есть. Я ее довольно аккуратно заштопал. Вы скоро встанете на ноги.
— Отлично.
— Так как же насчет вашей подписи…
— А? Ладно. Все для науки и прогресса, и тому подобное.
Подписывая бумаги и раздумывая о том, под каким углом летела пуля, я спросил доктора:
— А как я сюда попал?
— Вас привезла в приемный покой полиция, — ответил доктор Дрейд. — Они не проинформировали нас о причинах перестрелки.
— Перестрелки? И сколько же было выстрелов?
— Хм, всего семь. Знаете, я вообще-то не имею права обсуждать других больных.
Моя рука застыла над листком бумаги.
— Хал Сидмор — мой лучший друг, — сообщил я и, подняв ручку, выразительно посмотрел на бумаги, — а его жену зовут Мэри.
— Они не получили никаких серьезных ранений, — быстро проговорил доктор. — У мистера Сидмора сломана рука, а его жена отделалась царапинами. И все. По правде говоря, ваш приятель хочет повидаться с вами.
— Я тоже, — заявил я. — И чувствую себя прекрасно.
— Я немедленно пошлю его к вам.
Он аккуратно сложил свою улыбку и унес ее с собой, а я лежал и строил рожи надписи «ьтирук еН».
Мне кажется, прошло совсем немного времени, когда вошел Хал. К этому моменту еще один слой пелены спал с моих глаз. На нем была обычная одежда, а его правая — минутку, прошу прощения — левая рука была в гипсе. На лбу у Хала красовался небольшой синяк.
Я ухмыльнулся, чтобы продемонстрировать, что жизнь прекрасна, а поскольку уже знал ответ, то спросил:
— Как Мэри?
— Замечательно, — ответил Хал. — А ты-то как себя чувствуешь?
— Нормально. Ты сам расскажешь мне о том, что произошло, или надо купить газету?
— Я не знал, что ты так спешишь, — сказал Хал.
— Буду краток: в нас всех стреляли.
— Понятно. А теперь постарайся быть не таким кратким.
— Хорошо. Ты прыгнул на типа с пистолетом…