— Какой прибор?
— Нога у тебя прекрасно зажила, не так ли?
— Да.
— Теперь я собираюсь сделать то же самое с твоей раной в груди. Ты сможешь покинуть больницу сегодня вечером.
— Это было бы просто замечательно. А что потом?
— Потом тебе нужно будет постараться не ввязываться ни в какие неприятности в течение всего нескольких дней. Этого можно добиться, если запереть тебя в какую-нибудь тюремную камеру или организовать за тобой разумное наблюдение, заранее договорившись о том, что ты постараешься избежать разного рода проблем. Насколько я понимаю, ты предпочел бы второе.
— Ты правильно понимаешь.
— В таком случае, подпиши бумаги, а я включу прибор и через некоторое время усыплю тебя.
Так все и произошло.
Позже, когда они уже собирались уходить, забрав с собой все свое медицинское оборудование и официальные бумаги, — Надлер снова в темных очках, а Рагма на поводке — Рагма повернулся ко мне и, старательно делая вид, что это его почти не интересует, спросил: 11— Кстати, теперь, когда мы достигли соглашения по всем вопросам, может, скажешь, зачем ты подверг себя зеркальному отображению?
Я посчитал, что вполне могу им все рассказать.
Я открыл рот, но слова почему-то никак не хотели складываться в предложения и появляться на свет в правильном порядке. Я почувствовал, что у меня перехватило горло, язык во рту распух, а улыбка превратилась в какую-то странную гримасу.
— Пожалуй, я расскажу вам об этом попозже, ладно? Завтра и послезавтра?
— Ладно, — ответил Рагма. — Срочности никакой нет. Мы сможем вернуть тебя в твое прежнее состояние, когда наступит подходящий момент. Отдыхай, ешь все, что тебе дают, и прислушивайся к своим ощущениям. Мистер Надлер или я свяжемся с тобой в конце этой недели. Пока.
— Пока.
— Скоро встретимся, — пообещал Надлер.
Уходя, они неплотно прикрыли за собой дверь. Я ни секунды не сомневался в том, что они по-прежнему не рассказали мне всего, что знали. Но ведь и они находились точно в таком же положении. Я хотел раскрыть им свои секреты, но мое тело посчитало, что я не должен этого делать. Меня это в некотором смысле напугало, потому что напомнило о происшествии в автобусе, когда я возвращался домой. Я никак не мог забыть озабоченного выражения на лице старика, спросившего меня, все ли у меня в порядке. Может быть, сейчас со мной произошло то же самое — может быть, взбунтовалась моя нервная система? Следствие зеркального отображения? Но уж очень точно все совпало по времени с моим желанием рассказать Рагме о причинах, заставивших меня пройти через машину Ренниуса… Мне это совсем не понравилось. Мои знания, приобретенные во время занятий, посвященных человеку и разнообразным проявлениям его сути, оказались совершенно бесполезными в данный момент.
Президент Элиот, у нас возникли проблемы.
Когда лианы, или щупальца, схватили меня за плечо и бедро, подняли в воздух, где я оказался в положении, из которого мог, повернув голову, увидеть массивное туловище, погруженное в лохань, до краев наполненную какой-то слизью и стоящую посередине комнаты, в тот момент, когда распахнулись громадные листья венериной мухоловки и моим глазам предстала пурпурная пасть, я подумал, что большая часть несчастных случаев происходит вследствие беззаботности и легкомыслия жертвы.
Когда страшилище замерло на мгновение, возможно, прикидывая, как лучше решить проблему избытка алкалоидов, которые оно получит вследствие того, что я выдыхаю углекислый газ, перед моим мысленным взором пронеслись последние несколько дней жизни. Ранний этап своего существования я совсем недавно уже вспоминал, когда собирался умирать в прошлый раз.
Не знаю, что заставило меня действовать, — дурацкое любопытство или странная улыбка. Доктор Дрейд хотел, чтобы я оставался в больнице еще некоторое время для дальнейшего обследования, несмотря на prima facie[14] свидетельства того, что грудь у меня совершенно зажила. Тем не менее я был вынужден его разочаровать и выписался из больницы примерно часов пять спустя после ухода Надлера и Рагмы. Меня встретил Хал и отвез домой.
Я отклонил предложение Хала и Мэри пообедать с ними и рано отправился спать, позвонив сначала Джинни, которая сейчас с нетерпением ждала возможности начать жизнь сначала — с того места, где она была прервана, когда я еще был студентом. Мы договорились встретиться на следующий день вечером, и я лег спать, правда, сначала все-такн нанес короткий визит на крыши близлежащих домов.
Был ли мой сон беспокойным? Да. Снаружи меня, конечно же, охраняли — путешествуя по крышам, я заметил двух сонных типов, похожих на полицейских, которые болтались возле моего дома. А вот внутри… Я перебирал свои неприятности, не очень успешно пытаясь навести порядок в душе. Впрочем, к шести часам мне все-таки удалось добиться определенного успеха.
После этого прошло еще шесть часов, прежде чем для меня наступило утро, мой сон время от времени посещали какие-то мимолетные образы, вспомнить и узнать которые мне не удалось, если не считать улыбки. Проснувшись, я знал, что должен сделать, и немедленно постарался придумать достаточно солидное объяснение своему поведению — мне очень не хотелось, чтобы оно было похоже на проявление очередной маниакальной идеи. Прошло некоторое время, и я решил, что маниакальные идеи тут совершенно не при чем. Любому было бы интересно посмотреть на место, где его чуть не убили.
Поэтому я позвонил Халу и попросил у него машину. Оказалось, что Мэри куда-то на ней уехала. Впрочем, машина Ральфа была на месте, и я пешком добрался до его дома.
Выдалось ясное, свежее утро, которое обещало, что день будет прекрасным. По дороге к морю я думал о своей новой работе. Неожиданно я сообразил, что меня повергает в восторг эта перспектива. Я хотел этого. У меня не было никаких иллюзий на предмет того, почему мне предложили такую работу, но теперь, когда мне удалось помешать им захлопнуть перед моим носом дверь, я был исполнен самых решительных намерений. В тот момент я подумал, что инопланетная антропология (думаю, правильнее было бы назвать эту науку ксенологией) как раз и была тем делом, к которому я готовился всю жизнь, используя для этого свои несколько эклектические подходы. Я тихонько рассмеялся. Я был возбужден и, представьте себе, счастлив.
Поскольку я уже немного привык делать все в зеркальном отображении, вести машину оказалось совсем не трудно. Я останавливался возле каждого знака, на котором было написано ПОТС, а когда выбрался за город и движение стало менее напряженным, почувствовал себя совсем легко. По правде говоря, после того как я прошел через машину Ренниуса, самой трудноразрешимой оказалась проблема бритья. Моя травмированная нервная система реагировала на воображаемое отображение моего отображаемого движения вперед-назад, останавливая руку и дожидаясь, когда я очищу от грязи электрическую бритву.
Я ухмылялся, корчил зеркалу рожи и думал о единственном фрагменте ночных видений, который остался в моей памяти. Улыбка. Чья? Я не знал. Просто улыбка, промелькнувшая в том месте сознания, где вещи начинают приобретать смысл. Однако она оставалась со мной, то появляясь, то исчезая, словно лампа дневного света, которая собирается перегореть. Когда я двигался по дороге, по которой мы совсем недавно проехали вместе с Халом, я попытался придумать какое-нибудь ассоциативное объяснение этой улыбке.
Почему-то мне не приходило в голову ничего, кроме «Моны Лизы». Ведь именно эта знаменитая картина отправилась к нашим космическим друзьям в обмен на машину Ренниуса. Должна существовать какая-то тонкая связь; по крайней мере в моем подсознании она существовала…
Я покачал головой и стал следить за тем, как мимо окон моей машины проносится утро. Через некоторое время я выехал на боковую дорогу.
Оставив машину в том месте, где мы с Халом остановились в прошлый раз, я нашел тропинку и отправился к домику, довольно долго незаметно осматривал его, но не увидел никаких признаков жизни. Я осторожно приблизился к этому странному строению, подобрался к окну, через которое, по всей вероятности, Пол залез в дом. Да. Шпингалет на окне сломан. Заглянув внутрь, я увидел небольшую спальню. Тогда я обошел домик и посмотрел в другое окно, окончательно убедившись, что внутри никого нет. Сломанную дверь забили гвоздями, так что мне пришлось вернуться назад и забраться внутрь точно так же, как это сделал мой бывший преподаватель, мастер по изготовлению камней.
Я прошел через спальню и оказался возле двери, из-за которой появился Пол. Полиция не стала убирать в гостиной, все оставалось так, словно наше сражение только что закончилось. Интересно, подумал я, какие из этих засохших пятен крови принадлежат мне.
Я выглянул в окно. Море было гораздо спокойнее, чем в прошлый раз. Прибой оставлял более четкие линии на берегу, но я не видел никаких новых дверей в песке. Тогда я отвернулся от окна и стал рассматривать сеть, которая в тот день так ловко упала на Пола в самый неподходящий момент, из-за чего было нарушено соотношение сил, а я получил дырку в груди.
Какие-то веревки и кусок сети по-прежнему висели на гвозде, прибитом к одной из потолочных балок, касаясь кучи мусора на полу. Справа от меня шла серия узких скоб, прибитых к стене, по которым можно было подняться на самый верх.
Я забрался по ним и стал медленно двигаться вдоль потолочных балок, часто останавливаясь чтобы осветить покрытое пылью дерево. На противоположной стороне, как раз там, где раньше висела большая часть сетей, я заметил цепочку маленьких клинообразных следов, ведущих от перекресты балок. Я спустился вниз и тщательно обыска: домик, но ничего интересного мне найти не удалось Поэтому я выбрался наружу, выкурил сигарету i направился обратно к машине.
Улыбки. Сегодня Джиннн много улыбалась, и мы провели остаток дня, избегая говорить на деликатные темы. Она ужасно удивилась, когда узнала, что я получил степень и работу. Утро выполнило свое обещание, было ярким и праздничным. Мы бродит по студенческому городку и по улицам, много смеялись и обнимались. Позднее мы попали на концерт камерной музыки, а потом отправились мою квартиру, чтобы я мог показать Джинни, что там царит самый обычный беспорядок, и ничего таинственного.
Улыбки.
Следующий день был вариацией на ту же тем; Однако погода изменилась, днем прошел дождь, н и это было неплохо. Оказалось, что сидеть дом очень приятно, особенно если сможешь представить себе, что в камине, весело потрескивая, горя дрова. Джинни не заметила моего отображения, мне удалось придумать такую элегантную историю по поводу моего шрама: в ней рассказывалось посвящении в тайное общество одного племени которое я недавно исследовал, — оставалось только жалеть, что я ее не записал. Увы! И снова улыбки.
В девять вечера зазвонил телефон, и нашей идиллии пришел конец. Прибор, ведающий предчувствиями, выдал мне предупреждение, но не предложил ничего конструктивного. Я подошел к телефону и со вздохом взял трубку.
— Фред?
— Совершенно верно.
— Это Тед Надлер. У нас возникли проблемы. Зимейстер и Баклер сбежали.
— Откуда? Как?
— Мы их сразу перевели в тюремный госпиталь. Нам стало известно, что несколько часов назад они оттуда убежали. Создается впечатление, что никто не знает, как им это удалось сделать. На месте побега осталось девять работников госпиталя — медицинский персонал и охрана — все без сознания. Существует достаточно высокая вероятность, что эта парочка направилась к вам. Поэтому будет лучше, если вы отошлете свою подружку домой и соберете вещи. Я заеду за вами примерно через полчаса.
— Вы не можете этого сделать!
— Прошу меня извинить, но я могу, и это приказ. Вам необходимо отправиться в путешествие — ваша работа требует этого. Как, впрочем, и здоровье.
— Ладно. Куда?
— В Нью-Йорк, — ответил Надлер.
Короткие гудки. Вот так и произошло вторжение в мой рай.