Он опустил занавеску, и жуткий свет, игравший на его лбу, погас. Походив по своей каморке, он присел на шаткий стул перед низким столиком и стал просматривать дежурные хохмы.
Прозвенел звонок.
Он отодвинул листки и встал. Пройдясь пальцами по десятку из бесчисленных блесток и сверкающих пуговиц, украшавших его костюм, он направился к двери. Свет в ресторанном зале померк, оркестр заиграл быстрее, луч прожектора выхватил из мрака лестницу, ведущую в центр эстрады. На ступеньках появилась высокая блистающая фигура. Плавным движением длинной, тонкой руки он снял со стойки микрофон и раскланялся. Грянули аплодисменты.
— Дамы и господа, — начал он, когда шум затих, — известная нам Вселенная существует более ста семидесяти тысяч миллионов миллиардов лет и через полчаса подойдет к своему концу. Приветствуем вас в Миллиуэйз — ресторане «На Краю Вселенной»!
Легким жестом он прервал новую вспышку оваций.
— Сегодня вы у меня в гостях. Я — Макс Квордлеп-лин. Я прибыл сюда из другого отрезка времени, чтобы вместе с вами стать свидетелем исторического события — конца самой Истории.
На всех столиках одновременно сами собой зажглись свечи и миллионы теней загуляли по залу. Дрожь возбуждения охватила ресторан. Огромный золотой купол начал тускнеть, темнеть, растворяться. Макс продолжал, понизив голос:
— Итак, дамы и господа, горят свечи, тихо наигрывает оркестр, купол становится прозрачным, открывая нам мрачное небо, изливающее свет древних звезд. Близок восхитительный, сказочный миг апокалипсиса!
Несколько секунд в ресторане стояла полная тишина. Потом Макс воскликнул:
— Благодарю за внимание! Я вернусь к вам через несколько минут, а сейчас оставляю вас на попечение неподражаемого Рэга Нуллифая и его оркестра «Катаклизм». П-а-а-хлопаем!
Между тем к столику Зафода Библброкса подошло крупное мясистое четвероногое с большими влажными глазами, маленькими рожками и заискивающей улыбкой на губах.
— Добрый вечер, — животное поклонилось и грузно присело на задние ноги в реверансе. — Я — Главное Блюдо Дня. Позвольте предложить вам какую-нибудь часть своего тела. — Оно хрюкнуло и повиляло задом. — Может быть, лопатку? В белом вине, а?
— Вашу лопатку? — в ужасе спросил Артур.
— Естественно, мою, сэр, — промычало животное.
— Чью же еще?
Зафод вскочил на ноги и стал оценивающе тыкать пальцем в мясистое упругое плечо.
— Хорош и огузок, — пробормотало животное. Мясо там очень сочное. — Оно издало низкий мелодичный звук и занялось жвачкой.
— Ты думаешь, это животное и впрямь хочет, чтобы его съели? — спросила Триллиан у Форда.
— Я? — Форд сидел с остекленелым взглядом. — Я ничего не думаю.
— Но это ужасно. В жизни не встречал ничего более отвратительного, — сказал Артур.
— В чем дело, землянин, что тебя гложет? — Теперь Зафод сосредоточился на обширной задней части животного.
— Я не хочу есть существо, которое само меня к этому призывает. Это бессердечно.
— Но это лучше, чем есть существо, которое этого не хочет, — резонно заметил Зафод.
— Я, пожалуй, возьму овощной салат, — сказал Артур.
— Обратите внимание на мою печень, — настаивало животное. — Нежный вкус и высокая калорийность. Вырастить такую печень стоило немалых трудов, поверьте.
— Хочу овощной салат! — настойчиво повторил Артур. — Вы не можете запретить мне съесть салат.
— Многие овощи занимают недвусмысленную позицию по этому вопросу. Чтобы разрубить сложный узел многообразных проблем и было решено вывести такое животное, которое действительно желает быть съеденным и способно ясно и определенно такое желание выразить. И вот я перед вами.
Животное слегка поклонилось.
— Воды! — попросил Артур.
— Вот что, — заявил Зафод, — я голоден, а этими разговорами сыт не будешь. Четыре бифштекса с кровью. И побыстрее! Последний раз мы ели пятьсот семьдесят шесть миллиардов лет назад.
Животное издало короткое мычание.
— Прекрасный выбор, сэр. Сию минуту пойду и застрелюсь.
И оно неторопливо направилось к кухне.
Через несколько минут официант принес четыре огромных дымящихся бифштекса. Зафод и Форд вгрызлись в свои куски немедленно. Триллиан последовала их примеру после короткой паузы. Артур смотрел на тарелку, испытывая приступ дурноты.
Играл оркестр. Бросив взгляд на часы, Макс Квордлеплин вернулся на сцену.
— Итак, дамы и господа, — всем ли весело в эти последние минуты?
— Всем! — закричали те, кто обычно с энтузиазмом откликается на шутки клоунов.
— Это прекрасно! — радостно продолжал Макс. — И пусть вокруг безумствуют фотонные бури, готовясь разнести в клочья последнее солнце, — вы тем временем откинетесь в удобных креслах и вместе со мной будете наслаждаться этим восхитительным, щекочущим нервы финалом.
Он заговорил тише, заставляя публику напрягать слух.
— Это — абсолютный конец. Величавый ход мироздания прекращается, все сущее вот-вот канет в небытие. — Теперь Макс говорил еле слышно. — Мы идем навстречу пустоте. Полному забвению. Ни-че-го нет!
Его глаза сверкнули — или подмигнули?
— Ничего! За исключением, естественно, нежнейших трюфелей и великолепного выбора альдебаранских ликеров.
Оркестр поддержал Макса музыкальной фразой. Но разве артист его масштаба нуждается в этом? Для него сама аудитория — музыкальный инструмент, и он блистательно им владеет.
— И не надо бояться, что утром заболит голова, — продолжал он. — Утро никогда не наступит!
Макс придвинул к себе высокий табурет и сел.
— Я счастлив видеть всех вас. Я знаю, многие приходят сюда не раз и не два, и это замечательно. Увидеть конец всего, а потом вернуться домой, в свое время, растить детей, бороться за переустройство общества, сражаться за свои убеждения — это вселяет надежду на будущее для всех форм жизни, на будущее, которого, как мы знаем, нет…
Артур повернулся к Форду.
— Но если это конец Вселенной, то и нам конец, разве не так?
Форд остановил на нем взгляд человека, в котором разместилось три Пангалактических Грызлодера.