88044.fb2 «Если», 1995 № 04 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 84

«Если», 1995 № 04 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 84

Толковый словарь поясняет: «Смех — короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными порывистыми звуками…» Однако если бы смех был только особым выдыхательным движением, то с его помощью можно было бы рушить только карточные домики. На деле же, как отмечал Щедрин, смех — это оружие очень сильное, ибо ничто так не обескураживает порок, как сознание, что он угадан и осмеян. Смех Вольтера бил, жег, как молния. Чаплин считал, что для нашей эпохи юмор — противоядие от ненависти и страха.

Все панегирики в честь смеха утверждают за ним славу мощнейшего оружия. Однако, в отличие от другого оружия, смех избирателен. Пуля — дура, не разбирает, в кого летит. Смех — всегда метит шельму. Он может попасть только в уязвимое место личности или в уязвимую личность.

Смех могут вызвать щекотка, горячительные напитки, веселящий газ. В Африке отмечены случаи инфекционно-эпидемического заболевания, выражающегося в долгом, изнурительном смехе. Скупой Рыцарь улыбается своим сокровищам, а Чичиков — по поводу счастливого исхода бесчестного дела. Однако не все смешное комично, хотя комическое всегда смешно. Комическое — прекрасная сестра смешного, порождающая одухотворенный эстетическими идеалами светлый, «высокий» (Гоголь) смех, отрицающий одни человеческие качества и утверждающий другие.

В одном из эпизодов «Дон Кихота» Сервантеса Санчо Панса висит всю ночь на ветке над мелкой канавой, полагая, что под ним пропасть. Его действия вполне понятны. Он был бы глупцом, решившись спрыгнуть и разбиться. Почему же мы смеемся? Суть комического, согласно Жану Полю, в «подстановке»: «Мы придаем стремлению Санчо наше понимание дела и взгляд на вещи и извлекаем из такого противоречия бесконечную несообразность… Комическое всегда обитает не в объекте смеха, а в субъекте». Однако дело не в том, что мы подставляем под чужое стремление противоположное понимание обстоятельств. Комическое заключено в самом объекте. В этом эпизоде комичен сам Санчо. При всей трезвости мышления он оказался трусоват и не разобрался в реальной обстановке. Эти качества противоположны идеалу и потому становятся объектом осмеяния.

КРИТИКА В КОМИЗМЕ не выражается прямо, и воспринимающий юмор подводится к самостоятельному и критическому отношению к осмеиваемому явлению. Фейербах отмечал, что остроумная манера писать предполагает ум также и в читателе, она высказывает не все, она предоставляет читателю самому сказать себе об отношениях, условиях и ограничениях, при которых данное положение только и имеет значение и может быть мыслимо. В отличие от трагедии, комедия не выговаривает идеал «прямо и положительно», а подразумевает его как нечто противоположное тому, что изображается.

Комическое — актуальная критика. Даже если сатирик пишет о минувшем, его смех злободневен. В истории села Горюхина или города Глупова, в «Пошехонской старине» адрес сатиры — современность.

Сущность комического — в противоречии. Комизм — результат противостояния: безобразного — прекрасному (Аристотель), ничтожного — возвышенному (Кант), нелепого — разумному (Шопенгауэр) и так далее. Причем первая по времени восприятия сторона противоречия выглядит значительной, сторона же, которую мы воспринимаем по времени позже, разочаровывает своей несостоятельностью.

Кант раскрывает свое понимание комического на примере анекдота. Один индеец был на обеде у англичанина. Тот откупорил бутылку эля, ее содержимое стремительно вылетело, превратившись в шипящую пену. Индеец был поражен происшедшим. На вопрос: «Что же тут странного?» индеец ответил: «Я удивляюсь не тому, что пена выскочила из бутылки, а не понимаю, как вы могли ее туда заключить?» Смех, вызываемый этим ответом, Кант объясняет не тем, что мы чувствуем себя выше индейце, а тем, что напряжение нашего ожидания внезапно превратилось в ничто. Неожиданность непременно присуща комизму. Монтескье писал: «Когда безобразие для нас неожиданно, оно может вызвать своего рода веселье и даже смех».

Психологический механизм комедийного смеха, как ни странно, сродни механизму испуга, изумления. Эти разные проявления духовной деятельности роднит то, что это переживания, не подготовленные предшествующими событиями. Смех — всегда радостный «испуг», «разочарование-изумление».

ЗНАЧЕНИЕ НЕОЖИДАННОСТИ в комическом раскрывает античный миф о Пармениске. Он однажды испугался и потерял способность смеяться. Он очень страдал от этого и обратился за помощью к Дельфийскому оракулу. Тот посоветовал Пармениску поискать изображение Латоны, матери Аполлона. Пармениск ожидал увидеть статую прекрасной женщины, но ему показали… чурбан. И Пармениск рассмеялся!

Смех Пармениска был вызван несоответствием между тем, чего он ожидал, и тем, что неожиданно увидел.

При этом удивление имеет критический характер. Неожиданность здесь активизирует противопоставление в сознании Пармениска эстетического идеала (представление о красоте Латоны) явлению, которое, претендуя на идеальность, далеко не соответствует идеалу.

Смех — созидателен. Впервые это осмыслили древние египтяне, представившие миротворение так: когда Бог смеялся, родились семь богов, управляющих миром. Когда он разразился смехом, появился свет. Он разразился смехом во второй раз — появились воды… Наконец, при седьмом взрыве смеха родилась душе.

Бергсон в книге «Смех» рассказывает, что во время речи известного на всю округу проповедника только один человек никак не реагировал — не смеялся и не плакал. Когда его спросили о причинах такого равнодушия, он ответил: «Я не из этого прихода». Плакать можно и в одиночку, смех — всегда общение.

Смех демократичен: он обращен к общественному мнению, а не к иерархическим инстанциям. Демократия проявляет терпимость даже к социально острым формам смеха. Аристотель отмечал, что комедия возникла у греков во времена демократии, после изгнания тирана Феагана. Когда тиран Дионисий захотел познать Афины, Платон послал ему комедии Аристофана и добавил: «Если он поймет эти комедии, то он поймет и государство афинян».

Для современного человечества умение жить по принципам демократии первостепенно важно. Демократизирующее воздействие смеха приобретает ныне особую историческую ценность.

Смех богат оттенками. Сатира — смех гневный, направленный против порока, и, быть может, в будущем мерой наказания станет не тюрьма, а всесветное осмеяние. Однако смех может быть и добр, весел и легкомыслен, радостен и приветлив. Юмор — смех беззлобный, хотя и не беззубый, смех дружелюбный, направленный против недостатков, которые есть продолжение наших достоинств. Юмор — смех, обращенный на друзей, на явления, соответствующие нашим идеалам.

Юмор и сатира. Полюса смеха. А между ними множество оттенков комического. Аристофан и Юаенал, Шекспир и Мольер, Лопе де Вега и Гольдони, Лафонтен и Крылов, Грибоедов и Диккенс мастерски пользуются всей многокрасочной пелитрой смеха.

Итак, предлагаемая мною теоретическая модель комического такова: комическое — явление, заслуживающее эмоционально насыщенной эстетической критики (отрицающей или утверждающей), представляющей реальность в неожиданном свете, вскрывающей ее внутренние противоречия и вызывающей в сознании воспринимающего активное самостоятельное противопоставление предмета эстетическим идеалам.

Смех — средство социального воздействия. Однако его возможности ограниченны. Свифт через 10 лет после выхода в свет своего «Путешествия Гулливера» удивлялся, как же могут существовать подхалимство, высокопоставленная глупость, прожектерство, амбициозность и другие пороки, когда они так жестоко и убедительно были осмеяны?! Смех эффективен, когда он взаимодействует с политическими, экономическими и общекультурными формами вторжения в жизнь и когда смеховая культура обретает традицию.

ЗДЕСЬ САМОЕ ВРЕМЯ вспомнить о знаменитом болгарском городе Габрово. Однажды я попал туда и поселился в гостинице. Утром я решил побриться электробритвой и после часа разысканий нашел электророзетку под столом— я понял, что нахожусь в мировой столице смеха и все это габровские уловки. Правда, сколько я ни спрашивал у габровцев, я так и не нашел в городе ни памятника Аристофану, ни улицы Гоголя, ни площади Марка Твена, ни проспекта Рабле, ни переулка Елина Пелина, ни тупика имени теоретика смеха Юрия Борева… Но зато я увидел здесь замечательный Дом смеха, где нашел международную выставку карикатуры. Габровцы утверждают: «Мир не погибнет, если будет смеяться!» Фестивали юмора в Габрово стали традицией.

Эстефета юмора подхвачена. Родина Жввнецкого Одесса сформировала традицию юморин. Лозунгом одной из них был вопрос: «Что ты сделал, чтобы твой город стал миллионным?»

А ведь есть еще во Франции Тараскон — родина знаменитого Тартврена, а в Англии — Виндзор с веселыми проказницами, воспетыми Шекспиром. В мире немало городов, прославленных или достойных прославиться остроумием.

Даже в самую мрачную пору средневековья четверть жизни каждого жителя Европы проходила на карнавале. Карнавал в ту эпоху длился в общей сложности три месяца в году!

А на Востоке в шести разных городах вам покажут захоронение «возмутителя спокойствия» Ходжи Насреддина.

Юмор национален и общечеловечен. У каждого народа есть свой любимый национальный герой-остроумец. Он вбирает в себя все горести и радости народа, всю его сноровку, хитрость, ум, смекалку — все умение жить в сложном мире, среди сильных и всевластных, не обмани, не перехитри которых — погибнешь. Иванушка-дурачок, Алдар Косе, Мушфики, Кумоха, Пэкалэ, Нестерко, Полишинель, Арлекин — это герои-побратимы. Они настолько же не похожи друг на друга, насколько не схожи национальные характеры русского, казахского, таджикского, молдавского, французского, итальянского народов.

Иванушка-дурачок — любимец русской народной сказки. Однако глядишь, а всякая-то история, с Иванушкой случающаяся, хорошим концом сворачивается. Все те горести и напасти, что на него валятся, от негоже и отскакивают. Сильного — победит, умного — обхитрит, любую невзгоду преодолеет.

Нестерко — герой белорусской сказки, который работать ленится, воровать не будет, а просить не смеет и живет хитростью и ловкостью ума.

Веселый обманщик и плут Пэквлэ — герой молдавских сказок, который одухотворен «дором» — радостным ожиданием, тоской, кручиной.

А сколь поучительны, важны и актуальны для современного мира Том Сойер и Г екльберри Финн, Хлестаков и Чичиков, Фальстаф и Журден, Дон Кихот и Санчо! Двух героев Сервантеса, столь противоположных, роднит одно удивительное и редчайшее человеческое свойство — бескорыстие. И во имя его мы готовы простить им все их чудачества и безумства, недостатки и глупости. Бескорыстен не только мечтатель Дон Кихот, но и «реалист» Санчо.

БОЛЬШОЙ ВКЛАД в современную смеховую культуру может внести телевидение. Однако на нашем TV юмористы, как декабристы: «узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа». Может быть, все дело в том, на что обратил внимание Никита Богословский: на TV установилась традиция, открытая Томом Сойером, — работающий платит за право работать. Быть может, поэтому многие юмористические передачи скучны. Слава Богу, иной раз порадуют блистательный Юрий Никулин или Геннадий Хазанов, или джентльмен-шоу. Не перевелись таланты. Прелестен, например, на эстраде Арлазоров, обладающей уникальной способностью устанавливать обратную связь с звлом и вовлекать его в импровизационное комедийное действо. Артист по ходу режиссирует это действо и ведет в нужном направлении. Герой Арлазорова, запросто обращающийся к собеседнику из зала («Мужик, ты меня понял?!»), несет в себе и традиции Иванушки-дурачка, и традиции зощенковского персонажа — человека толпы.

Телевидение не пользовалось своими огромными возможностями и не создало комедийную телеклассику под стать театральной и кинематографической классике. TV не смогло создать традиции телеюморин (передача «Вокруг смеха» задохнулась от скуки и кончилась) и не смогло даже организовать достойную ретрансляцию живого комедийного действа. Так, «Золотой Остап-94» был настолько искрометным, что три незабываемых дня смех не умолкал ни на минуту. На экран же попали плохо отобранные осколки происходившего, и получилось скучно.

Россия и сегодня смеется, читая книги Гоголя, Щедрина, Чехова и других классиков, читая наших современников — Довлатова, Искандера, Войновича, рассказывая внекдоты.

Мир — смеху! Смех — миру!

От автора.

Один немецкий солдат, стоявший со своей дивизией в 1942 году у стен Ленинграда, сказал: «Когда я услышал, что из умирающего от голода и холода блокадного Ленинграда передают симфонию Шостаковича, я понял, что нам никогда не взять этот город. И я сдался».

Россия сегодня в блокаде экономических трудностей, мафиозных разборок, чиновничьей коррупции, экологических и других бедствий. Но если россияне смеются, значит, Россия выживет. И тем, кто этого не понимает, пора сдаваться!

Уважаемые читатели!

Мы рады сообщить вам, что цена «Если» на второе полугодие 1995 года, которую мы объявили в предыдущем номере, не изменилась. Шесть номеров журнала обойдутся подписчику в 30 тысяч рублей, причем сумма будет единой для всех регионов. Как всегда, «Если» стремится удержаться на границе нижнего порога цен, в чем вы можете убедиться, сопоставив стоимость различных журналов по каталогу Федерального управления почтовой связи при Минсвязи России.

К сожалению, в дальние регионы, на Украину и в Белоруссию периодические издания поступают со значительным опозданием. Как нам стало известно, даже в Санкт-Петербург Первый и второй номера нашего журнала дошли только через месяц с момента их выхода в свет. И это при том, что редакция «Если» ни разу не нарушила сроки подготовки и выпуска номера. Воздействовать на Министерство связи, чьи структуры доставляют журналы в регионы, оказалось не под силу даже совместным акциям ряда центральных изданий. Так что единственный совет читателям: не волнуйтесь, когда журнал запаздывает, ничего с «Если» не случилось, и вы получите все шесть номеров за полугодие.

Спешим успокоить и тех наших читателей, которые озабочены состоянием рынка фантастики, где все меньше новой прозы и все больше коммерческой псевдолитературы. Журнал остается верным своей ориентации, и лучшие образцы новейшей зарубежной фантастики будут по-прежнему занимать большую часть издания, а из «доконвенционной» литературы мы будем предлагать лишь то, что стало классикой жанра.

Сейчас редакция ведет переговоры с НФ-журналами Америки, Франции, Дании и Польши о публикации по выбору нашей редакции произведений, выходящих на их страницах. Программа рассчитана на два года, и мы надеемся, что уже со следующего полугодия читатель получит возможность познакомиться с новейшими течениями зарубежной НФ. Редакция уже заключила соглашения с некоторыми молодыми авторами, успевшими завоевать признание на Западе, но не известными нашему читателю.

Как показывает почта, любителей жанра очень волнует вопрос публикации отечественной прозы. Например, председатель Харьковского клуба любителей фантастики Н. Мухортов, сразу же оговорив, что «журнал «Если» — одно из лучших изданий фантастики не только в России», тут же довольно резко замечает: «Российские авторы — лишь довесок к содержанию журнала». Письмо это, дельное и заинтересованное, весьма характерно для нашей почты. Читатели, отмечая «удовлетворенность содержанием журнала и его уровнем», нередко упрекают нас в отсутствии внимания к отечественной литературе. Но давайте задумаемся: нет ли здесь логического противоречия? Если вы, уважаемые читатели, доверяете вкусу редакции и ее консультантов в выборе произведений зарубежных фантастов, то неужели вы всерьез полагаете, что в отношении отечественных авторов литературный вкус нам в одночасье изменил? Что мы отвергаем художественные открытия, оригинальную идею, сюжетные находки?

Что поделать: журналы не способны формировать литературный процесс. Они могут лишь отражать его (хотя, естественно, претендуют на большее). Должны ли мы отдавать страницы журнала бледным намекам на фантастику в жанрах притчи, зарисовки на социально-бытовую тему, политического трактата? Вы к этому готовы, уважаемые читатели?

Дабы не быть голословными, рекомендуем вам прочесть интервью с В. Рыбаковым в журнале «Интеркомъ» о нынешнем состоянии отечественной фантастики (журнал выйдет в следующем номере «Если»). И посмотрите заметки С. Бережного — кстати, вполне доброжелательные, — многое ли из того, о чем пишет критик, вы хотели бы увидеть на страницах «Если»?

Конечно, не все так безнадежно. И в этот смутный для отечественной фантастики период появляются яркие, по-настоящему оригинальные произведения и мэтров, и молодых авторов Будем надеяться, что их станет больше. Постараемся, чтобы они не прошли мимо нашего журнала. Есть, правда, одно ограничение: журнал не способен «освоить» произведения свыше 10 печатных листов. В остальном же обещаем, что прозу российских авторов будем рассматривать в первую очередь. И безо всяких «цеховых», «земляческих» и иных внелитературных пристрастий. Впрочем, последнее обещание излишне, наш журнал этим, кажется, никогда не грешил.

КОНКУРСЫ

Двадцать первый век

Мы стоим на пороге XXI века, и велико искушение пофантазировать о том, каким он будет. Многие издания заполнены прогнозами, а журнал «New Sientist» даже провел опрос среди аудитории, пытаясь нарисовать портрет грядущего столетия. Уверены, что наши читатели обладают не менее смелым воображением и с удовольствием поразмышляют на тему:

КАКИЕ ОТКРЫТИЯ БУДУТ ОПРЕДЕЛЯТЬ ОБЛИК XXI ВЕКА?

Прогнозы, пусть даже самые фантастические, должны быть аргументированы. Однако не забывайте о сестре таланта: постарайтесь уложиться в одну страницу машинописного текста. Прогнозы победителей конкурса будут опубликованы в девятом номере журнала.

Банк идей

Как известно, одна из самых привлекательных черт фантастики — оригинальная идея, положенная в основу произведения. Спрос на «свежие идеи» растет. Их ищут, ими обмениваются и даже торгуют. Мы же предлагаем нашим читателям идеи разгадывать.

Сейчас вы прочтете сюжет произведения известного мастера жанра. Ваша задача — восполнить пробел в сюжете. Если вы не отгадаете авторский замысел, не огорчайтесь: главное, чтобы ваш сюжетный ход был оригинален. В этом случае можете рассчитывать на то, что ваша идея будет отмечена в восьмом номере «Если».

Крейсер космофлота Земли, патрулирующий пространство в районе Сириуса, замечает инопланетный транспорт, который совершает посадку сначала на одну из девяти планет системы, потом на другую… Заинтригованные земляне решают выяснить, в чем дело. Они устраивают засаду на четвертой по счету планете, без особого труда проникают на чужой звездолет (экипаж последнего — насекомообразные) и обнаруживают в трюме невообразимое количество огромных бриллиантов…