— Спасибо. — Она оглядела кабинет и решила лечь на операционный стол.
«Андия…»
Корженовский шагал по парку, носившему его имя, — знаменитый реликт вернулся полюбоваться на собственный памятник.
А на самом деле он пришел на встречу с Ольми, но на час раньше, решив заодно бросить взгляд на свое давешнее творение, которое после реинкарнации посетил только раз. В Шестом Зале и скважине делать было почти нечего; пока Силы Обороны выполняли свою задачу — эвакуацию Пуха Чертополоха, — он подготовил к открытию новый, не столь опасный канал.
В городе Пух Чертополоха парк Корженовского занимал сто акров. Безупречно ровные, прилизанные луга с крапинами цветов гармонировали с перелесками дубов, елей и более экзотических деревьев. За века, минувшие со дня Исхода, удалось сохранить от силы несколько парков, и этот был лучшим.
Корженовский проектировал его еще до своей гибели, еще до открытия Пути, совмещая рационализм с утопией, сочетая на небольшом участке миры растений, животных, насекомых и микроорганизмов. Перед собой он ставил только одно условие: жизнь всех обитателей парка должна быть естественной и неизменной. Утопия осуществилась благодаря тому, что он ограничил экологию парка несколькими усовершенствованными и изолированными друг от друга нишами.
В парке царили мир и покой.
Гулять по нему можно было в любое время года. Погода подражала земной, точнее, английской конца восемнадцатого столетия. Из любой точки парка посетитель видел только живую природу. Ее регулярно холили дистанционные-садовники; отмершая растительность перегнивала на месте. Насекомые и микроорганизмы не паразитировали на растениях, а жили в симбиозе с ними.
То был декоративный сад высочайшего уровня; разбитый даже не в евклидовом, а в гильбертовом[7] пространстве, он имел вид не животного и не геометрической фигуры, а идеального растения — воплощенные райские кущи, Эдем, каким тот мог выглядеть в воображении английского садовника и каким, несомненно, представлял его себе Корженовский.
Да, все это создал он. А кто он? Инженер — живая легенда, отголосок истории, снискавший официальное уважение и неофициальную подозрительность со стороны как неогешелей, так и надеритов? Конрад Корженовский, естественнорожденное человеческое существо, талантливейший отпрыск семьи надеритов, выдающийся математик и дизайнер? Вместилище мятущейся души Патриции Луизы Васкьюз? Да разве это важно? Кто он, как не пылинка в воздушном потоке, и кому какое дело до того, кем он был и что совершил в далеком-предалеком прошлом?
Скоро граждане Гекзамона попытаются вернуть себе утраченную вотчину. Очень возможно, что нынешние претенденты на Путь вынудят их разрушить Пух Чертополоха. Если это случится, в огненном вихре погибнет, наверное, и Конрад Корженовский.
Власть на власть, сила на силу, амбиции на амбиции…
Когда он в последний раз работал в парке? Почти забыл… У него вообще маловато подобных воспоминаний. После его гибели их собрали и заархивировали вместе с дублями…
А погиб он от рук ортодоксальных надеритов.
А еще его прокляли родители, ибо из-за него случился Исход.
Смутьян.
Да, этим словом сказано почти все.
Он вошел в круг растительного лабиринта в геометрическом центре парка. Внешняя живая изгородь, позабывшая садовые ножницы, доставала до пояса; в ее геометрии с трудом угадывались шахматный порядок, радиальные лучи и дуги. Некоторые углы представляли собой проекции трехмерных фигур, что особенно усложняло внешний лабиринт. Правда, человек, оснащенный имплантами, выбирался из него без особого труда, поскольку его память надежно фиксировала ориентиры — какие угодно и в любом количестве.
Корженовский вспомнил, как закладывал этот лабиринт, надеясь, что люди, приходящие сюда, не будут пользоваться имплантами. Большинство пользовалось. И это открыло ему кое-какие нюансы человеческой натуры. Бросать вызов обстоятельствам, испытывать свои силы по душе единицам. Прочих вполне устраивает путь наименьшего сопротивления.
Корженовский огляделся по сторонам и увидел в центре лабиринта, метрах в ста от себя, человека. Тот двинулся к выходу, а Корженовский — в обратном направлении, торопливо, как будто ему предложили состязание.
Поиски прохода отвлекали от тягостных мыслей и успокаивали. Корженовский не смотрел на человека, сосредоточенно вспоминая собственноручно начертанный план лабиринта. Но тот затерялся где-то в недрах памяти.
Когда их разделяли считанные концентрические круги внутреннего, менее сложного лабиринта, Корженовский поднял голову и посмотрел встречному прямо в глаза. На миг возникло чувство, что со дня реинкарнации минуло не сорок лет, а лишь несколько часов…
Он узнал Рая Ойю, главного открывателя Врат Бесконечного Гекзамона. Его появление было чудом сродни визиту Мирского — оба улетели вместе с владениями гешелей.
— Здравствуй. — Открыватель Врат поднял руку и указал подбородком куда-то мимо Корженовского, предупреждая, что они не одни. Инженер неохотно повернулся и увидел возле изгороди Ольми.
Его вдруг разобрал смех.
— Это что, заговор? Вы с Ольми заодно?
— Нет, не заговор, — ответил Рай Ойю. — Он ждал не меня. Однако это прекрасная возможность поговорить с вами обоими. Может быть, выйдем к господину Ольми? Лабиринт великолепен, но для приватных бесед не годится.
— Хорошо. — Инженер выговорил это слово медленно и четко.
— А ты как будто не удивлен, — сказал Рай Ойю.
— Я уже ничему не удивляюсь. — Корженовский подождал, пока к нему подойдет собеседник. Потом, шагая рядом с ним по дорожке, осведомился: — Ты, стало быть, тоже аватара? Предрекаешь конец света?
— Ничего я не предрекаю. Будете допрашивать? Выяснять, реален я или нет?
— Не будем. — Корженовский отмахнулся обеими руками. — Ты — Призрак Минувшего Рождества. Как пить дать, нашими делишками заинтересовались сами боги. — Он снова рассмеялся, негромко, устало.
— Так ты веришь, что я тот, кем выгляжу?
— Не то чтобы очень, — проговорил Корженовский. — Просто я допускаю: ты тот, кем стал Рай Ойю.
Бывший открыватель Врат выпустил одобрительный пикт. Корженовский не заметил у Ойю ни пиктографа, ни какого-либо другого проектора. Пикты появлялись ниоткуда, и одно это вызывало интерес.
— У меня к вам с Ольми просьба…
— Сдается, что мы ее уже выполнили.
— Я хочу убедить вас кое в чем очень важном.
— Я соглашался с Мирским. — Сказав это, Корженовский слегка устыдился. «Во всяком случае, часть меня соглашалась», — подумал он, а вслух сказал: — Поддерживал его.
Рай Ойю понимающе улыбнулся.
— Ты не пожалел труда, чтобы открыть Путь.
Корженовский снова махнул рукой, словно отгоняя наваждение.
— Я выполнял свой долг перед Гекзамоном.
— А других мотивов разве не было?
Инженер не ответил. У него не было других мотивов, и он не мог понять, что окрашивает его душу в тоскливые осенние тона.
— В тебе — дубликат психики очень необычной женщины. Я сам распорядился о ее копировании. Признайся, ты сейчас работаешь на нее?
— Вот, значит, как…
— Да, вот так.
— Пожалуй, в некотором роде я действительно работаю на нее. Но ее желания не противоречат моим обязанностям.